мужика с грандиозными планами, с теми самыми возможностями, которые в качестве неизбежной репарации, отдаёт уже покорённая судьба, тебя, сильного и до мозга костей мудрого, приковывают, нет, даже привинчивают к месту настолько, что свобода личных испражнений превращается в неизбывную мечту.
И появляется сиделка, русская и опытная, если достаточно средств, ежели нет – то нанимают узбечку без постороннего запаха и не из аула. А ещё приобретается дорогущий противопролежневый пневматический матрац, удобное судно с правильным покрытием, мочеприёмники, катетеры с манжетками, которые можно не менять до месяца, конечно, памперсы последних модификаций. И, разумеется, раз в десять дней приглашается хороший врач, понимающий толк в лежачих больных и умеющий давать рекомендации таким образом, чтобы близкие и дальше пользовались его услугами. Потратив, этаким способом, значительные средства, часто средства самого пострадавшего, угомонив тем зудящую совесть, введя её в привычное состояние дремоты, родные, наконец-то, честно заявляют, мол, сделано всё и даже чуточку больше! И друзья утвердительно качают головами, мысленно крестясь и поминая Господа совсем не всуе.
А узбечка, добрая женщина лет тридцати пяти, старается изо всех сил, ведь ей так повезло! Теперь у неё нет необходимости разгребать проклятый русский снег, мести исковерканные тротуар или вымывать заплёванные туалеты! Нет, теперь у неё есть всё, и работа, и приличный доход, и стол, и кров, а, главное, уверенность, что и завтра всё это не исчезнет! Жизнь явно улыбнулась ей, вот только плохой кишечник подопечного почти непрерывно и шумно исторгает из себя поток отвратительных газов, которые мешаясь с испарениями камфары, создают атмосферу далёкую от идеальной. Кондиционер помогает плохо, и приходится открывать окна почти каждый час, даже в стужу, даже в проливной дождь… Хозяева сюда заходят редко, но ведь и самой дышать-то нужно.
Иосифа процедура проветривания раздражала, к своему запаху он почти сразу привык, а вот зимой становилось холодно, мёрзли и пощипывали кончики ушей и носа! Летом же в помещение, к гнилостному душку и на беспомощность, сползались и слетались мухи, и это несмотря на надёжную сеть! Узбечка отгоняла их, как могла, устраивала дежурные охоты, но, в конце концов, тихо выругавшись славянским матом, принималась за более важные дела. Насекомые же, раззадоренные безнаказанностью, глумились от души, они усаживались на лицо, на руки и с нескрываемым наслаждением курсировали по чувствительной коже, всё что-то высматривали, вынюхивали своими хоботками, спаривались… Однажды, после того как парализованного отца семейства перевели уже из его спальни на самый верхний этаж, зачем-то пришёл этот самый Аркадий, он к тому моменту совсем освоился и не скрывался. Насвистывая модный мотивчик, дородный дядька и сущая деревенщина начал бить мух, одна уселась на широкий лоб творца чужих судеб, но, вот удар, и ей досталось-таки, только крылышки разлетелись из-под газетки, размазанное тельце, правда, немного охладило ушиб! Как раз в ту минуту в комнатку вошла жена и заулыбалась.
- Ну и что ты тут устроил, заняться больше нечем? – они оба рассмеялись спонтанно и беззлобно, словно детишки-несмышлёныши, обманувшие несмышлёнышей-взрослых. Женщина взяла салфетку и удалила с лица супруга растерзанные останки насекомого, потрепала по волосам инвалида, наклонилась, как для поцелуя, но, передумав, нежно ущипнула за щёку, - мосечка ты моя!
В первое время друзья, партнёры по многочисленным делам и соседи приходили ещё посмотреть, попроведать культурного человека и некогда удачливого предпринимателя. Они в сопровождении то сына, то жены, словно посетители московского мавзолея, со скорбными лицами и в такой же тишине разглядывали из любопытства это явное диво, однако, из суеверия боясь приблизиться и, не дай Боже, хотя бы дотронутся до сидящего в специальном кресле бледного существа, словно его поразила проказа, а не чужой контейнер! Через пару месяцев Иосиф для всех из достопримечательности посёлка переместился в разряд обыденности и о нём тихо, но бесповоротно забыли, во всяком случае, перестали учитывать, как что-то значимое.
Где-то года через полтора, во время какого-то застолья, их всегда было немало и при прежней жизни, в комнату вошла супруга, она привёл с собой на экскурсию и ту самую Наташу, и того директора, за чьего сына Иосиф Васильевич собирался выдать, эту барышню. Молодая женщина выглядела просто потрясающе! Роды совершенно точно состоялись, и они пошли на пользу её фигуре, она слегка раздалась, но лишь до той степени, при которой становится понятен смысл слова «совершенство»! Красавица светло улыбалась, и улыбка та решительно заявляла окружающим, что у хозяйки всё вполне благополучно, и девушка знает цену себе! А ещё некогда скромная грудь прибавила в объёме, приподнялась, находясь в нужном контрасте с талией, она кроме постоянного вожделения вызывала непременную гордость у любого, кто мог хотя бы изредка обладать ею. Наверняка Наталья вышла замуж за того, за кого и предполагалось, а сейчас вот уже и влилась в нужную семью. Красивый проект реализовывался, но жил он совсем самостоятельно, как-то развивался, вот только без участия и не на пользу для своего прародителя…
Кто-то из гостей позвал жену, она что-то ответила, поправила краешек одеяла у мужа, всхлипнула и удалилась. Когда же шаги совсем стихли, оставшаяся парочка очнулась от скорби и, не обращая внимания на инвалида, приступила к любовной игре. Через минуту престарелый руководитель ранее конкурирующей фирмы, распалившись, как следует, схватил в охапку барышню нарочито грубо, прижал её к двери и стал яростно лобызать, тиская пухлой пятернёй ягодицы. А та и не думала сопротивляться, напротив, деловито и по-хозяйски обвила раскрасневшуюся шею неистового кавалера и самозабвенно отдалась его поцелуям…
- Ну, всё, хватит, хватит, сейчас Сергей заявится, он пасёт меня постоянно! Я устала от твоего сынка, понимаешь! Откуда эта ревность? – женщина резко отстранилась, не смотря на протесты и на наигранное насилие, - всё, идём вниз. Доживёшь до завтра или до послезавтра!
Иосиф закрыл глаза, и опять, как тогда в больнице, захотелось уснуть, уснуть, провалиться, рухнуть на дно скучной пропасти без отчаянья, с травкой-муравкой и с радостным трепачом-ручейком, с верным джипом, с его ребристым рулём, с рубиновым стеклом увесистого телефона, но, главное, с обречённой покорностью глаз той самой Наташи! Вот они бы поддержали, они бы выручили, обязательно выручили бы…
Но узбечку отпустили утром и на целые сутки, а значит свет, как уже не один раз, будет гореть всю ночь, окно бы хоть кто-нибудь закрыл, осенний ветер уже занёс первые капли большого дождя в комнатку. Разбившись о частую защитную сеть, они пока лишь усеяли подоконник и не претендовали на большее, но кто же их спрашивать будет! Непогода ещё только входила в силу, она, прикрыв звёзды и месяц вздорными тучами, едва поигрывала мышцами, разминаясь и тренируясь на верхушках ворчащих сосен, теребя их и ломая все, что не прочно или не гибко. Совсем скоро к Владивостоку подойдёт основной фронт, состоящий из несокрушимых армий, и они, смяв и посрамив свои же передовые части, приступят к истязанию города! Они смешают прибрежные воды Японского моря с песком и илом, закрутят их, взбесят, а, доведя до состояния неистовства, швырнут на причалы, доки и набережные, да так, что обезумевшие волны, встретившись с прочностью камня, взвоют от безысходности и взорвутся пеной и миллиардом брызг. А дальше уже штормовой ветер с индульгенцией на всё вырвет из тяжёлого воздуха сонмы солёных капель, сольёт, переплетёт их с косыми струями дождя, переплетёт и выстрелит по пустынным улицам форпоста государства Российского! Метнёт, как из катапульты, в надежде сокрушить эту гордую цитадель, смести её дома со всеми жителями, оставив лишь песок, гальку, да зияющие скалы в редкой поросли прекрасного багульника.
А для Иосифа потянулись часы, и они складывались из огромных минут, и числа им было не счесть. Промозглость с повадками лазутчика вскорости перелилась от подоконника к полу, она под вой непогоды растеклась и незримым телом по-свойски развалилась во всей комнате. Брызги дождя, подвластные скорости и направлению ветра, то совсем пропадали, то вдруг холодной взвесью осаждались и на постельное бельё, и на лицо несчастного. Лампочки в люстре дружно продолжали пережигать электроэнергию в нещадные лучи, а те свёрлами проходили сквозь сжатые веки, окончательно прогоняя сон, они каким-то чудом достигали самые отдалённые уголки сознания, оно же, расстроенное отвратительной вознёй с участием бывшей любовницы, не нашло ничего лучшего, как придаться воспоминаниями. И уже в который раз пошли картинки из личного музея славы теперь бывшего реального творца чужих судеб.
Одна своей незабываемой колоритностью выделялась особо. Это как с сорокадвухлетней красавицей, удалось сотворить уж совсем несусветное! Напоив новоиспечённого мужа на свадьбе, Иосиф провёл великолепную первую брачную ночь с ней, с невестой, правда, под постоянный аккомпанемент бессвязных бормотаний и выкриков незадачливого, невменяемого женишка… Разумеется, через несколько месяцев пара, после мучительных терзаний друг друга, распалась окончательно. А что, разве ситуация могла повернуться иначе? Какова дальнейшая планида того мужичка он не знал, не отслеживал, тот получил своё, получил по заслугам, по его законам, по законам вершителя и удачливого предпринимателя. С барышней же иногда встречались и даже до интимности, ведь подруги сердечные, как и разведчики, бывшими не бывали в том, в созданном им отдельном измерении! А она всё не унималась, войдя во вкус, продолжала ломать дрова на блистающих обломках собственной судьбины, да ещё с каким наслаждением, чем вызывала непременную зависть у более робких подруг, во всяком случае, высокомерная красавишна так заявляла Иосифу, довольному и гордому собой Иосифу.
Если бы мог, инвалид и предприниматель обязательно бы улыбнулся, но совсем грустной и даже печальной улыбкой. Всё дело в том, что, конечно, воспоминания и те, и иные являлись чем-то особенным, по сравнению с плоскими и прямолинейными уделами среднего гражданина РФ, но вот сейчас, казалось, его опять заставили просмотреть книгу о своей жизни, и уже в который раз, словно он был обязан что-то найти, вычитать нечто значимое. Но зачем же? Зачитанное до дыр собственное произведение, много лет назад само переродилось в пафосную брошюрку с картинками яркими, но бессмысленными и без общей идеи, от того в неё совершенно не хотелось заглядывать. Хотелось лишь двигаться, хотелось малевать дальше незамысловатые этюды, малевать и выкидывать их в звенящий эфир, не оглядываясь… И вот теперь некто аккуратный собрал абсолютно всё, сброшюровал, требуя непременно дать название каждому холсту, а ещё лучше и с пояснениями от автора, от самого творца. Но зачем, зачем же это нужно?
Примерно в то же время и также думал стрептококк под мудрёным названием Streptococcus pneumoniae.
