и, ударившись о землю, распался на множество светящихся точек. Потом снова вернулся в комнату, с отрешенным видом вытянулся на теткиной кровати, подложив под голову руки. На смену отчаянию пришла какая-то тупая апатия. А может, я слишком все драматизирую? В конце концов, в жизни и не такое случается. А как быть, например, тем, кто навсегда лишен плотских утех - инвалидам с парализованными конечностями или тем же самым импотентам? Им, небось, тоже не сладко… Ну вот, дожились! Я уже сравниваю себя с разными моральными уродами! Так я ведь и есть один из этих уродов! Пора уже, наконец, себе в этом признаться! Да, я урод, недочеловек! Таких, как я, в клетке надо показывать!.. Черт! Но ведь должен же из этого быть хоть какой-нибудь выход! Может, я как-то неправильно себя веду? Может, стоит уделить внимание тому, как лучше тренировать свою волю? Заняться, к примеру, йогой, выучить несколько тантрических упражнений…
Мне так и не удалось додумать эту мысль до конца. Скрипнула дверь ванной. Ну, наконец-то! Щелчок выключателя, чмоканье голых ступней по линолеуму. Я тут же напускаю на себя беспечный вид, пробую даже что-то насвистывать.
Однако прежде чем пройти в спальню, Таня почему-то направляется в зал. Я весь обращаюсь в слух. Снова щелкает выключатель. Вот она входит в комнату, вот медленно огибает стол… Здесь ее чуть приглушенные ковром шаги внезапно прерываются. И - тишина. Долгая, мучительная. Как тогда, на лестничной площадке. Чувствую, как по моему тело проходит волна напряжения. Что она там делает? Я борюсь с искушением встать с кровати и на цыпочках прокрасться к дверям…
Но тут неожиданно Таня сама появляется на пороге спальни. С растрепанными волосами, до ключиц закутанная в белое махровое полотенце. Она так трогательно смотрится в этом своем наряде, что я с трудом удерживаюсь от того, чтобы тут же подскочить к ней, обнять, вновь ощутив под руками эти худенькие детские плечи, кажущиеся сейчас еще более беззащитными... Однако что-то удерживает меня. Вместо этого я неотрывно смотрю на нее, стараясь разглядеть на лице следы только что перенесенного стресса. Но Танино лицо сейчас сама безмятежность, а глаза светятся каким-то теплым, умиротворяющим светом.
- Это я, да? - только тут я замечаю в ее руках стопку альбомных листов. Так вот почему она так долго не появлялась! Она рассматривала мои работы.
- Где ты это нашла? - я, хоть и ликую в душе, всем своим видом изображаю легкое недовольство.
- Там, на комоде… Ты не хотел, чтобы я их увидела?
- Да нет, не то чтобы… - скромно отвожу глаза. Похоже, мое положение начинает потихоньку налаживаться.
- Мне очень понравились твои рисунки. Правда, понравились!.. Только… только я на них какая-то другая… ну, не такая, как на самом деле. Нет, не то, чтобы не похожа… Просто ты, наверно, еще очень мало меня знаешь.
- Ты так думаешь? А мне, напротив, кажется, что я очень хорошо тебя узнал. Особенно в последние дни, - я мягко беру ее за руку, усаживаю рядом с собой на кровать. Рисунки, выскользнув из пальцев, падают на пол, веером разлетевшись возле ног. - И потом, это ведь только эскизы, наброски к основной картине.
- А… а где сама картина?
- Она ещё не закончена.
- Ее можно посмотреть? - Танин взгляд рассеянно блуждает по комнате.
- Нет, пожалуй, не стоит… - я вдруг с опозданием понимаю, какую непростительную ошибку допустил, спрятав портрет именно в теткиной спальне (но мог ли я предполагать тогда, что все случится именно так и именно здесь, на этой самой кровати!). Теперь, не слишком умело задрапированный искусственным цветком, он находится в каком-то шаге от нас, и стоит моей гостье только чуть повернуть голову… Но, к счастью, она смотрит совсем в другую сторону.
- А где другие твои работы?
- Я… я их выбросил.
- Выбросил?! - в Таниных глазах столько неподдельного отчаяния, что на секунду мне становится стыдно за свое вранье. - Но зачем?!
- Видишь ли… это были плохие работы… Они бы тебе точно не понравились… К тому же сейчас у меня наметился новый поворот в творчестве. Теперь я стараюсь писать по-другому, и все, что было до этого, оно… как бы тебе объяснить... мешает мне. Это как балласт, который тянет назад. Ты понимаешь? Понимаешь?
Она не отвечает, сидит, уставившись в одну точку. Чувствую, как мои только что обретенные позиции вновь начинают угрожающе раскачиваться. По-моему, самое время извиниться за то, что полчаса назад набросился на нее, как голодный вепрь.
- Таня… - я стараюсь заглянуть ей в лицо, - Таня, ты, наверно, обижена на меня за мою несдержанность. Прости, я был несколько груб. Но… ты должна меня понять…
- Я понимаю. Все случилось так, как и должно было случиться.
- Ты… ты разочарована?
- Что ты, милый! Было очень хорошо! - при этом она смотрит на меня таким обожающим взглядом, что мне вдруг ужасно хочется ей поверить. Да, в эту минуту ей просто нельзя не поверить, и я бы, конечно, так и сделал, если бы во время нашего кувыркания на кровати случайно не проник в ее мысли. О, женщины! Как искусно, оказывается, они умеют лгать, даже такие молодые и неискушенные!
- По-моему, ты что-то скрываешь от меня. Мне показалось…
- Нет, тебе это только показалось! Просто… ты должен меня понять… в моей жизни это впервые, и я еще не совсем…
Но я не даю ей закончить, я привлекаю ее к себе, нежно целую в глаза, в щеки, в губы. Не грубо, но настойчиво укладываю рядом с собой на кровать. Нет, не для того, чтобы снова заняться любовью (сейчас одна только мысль об этом рождает у меня внутри неприятное болезненное чувство). Просто я тронут Таниной деликатностью. Мне хочется успокоить ее, приласкать, сказать, как сильно я ее люблю, как она дорога мне… ну, что еще обычно говорят в таких случаях мужчины. Девушка не сопротивляется, принимая все эти изъявления нежности с какой-то вялой покорностью. Но когда моя рука случайно касается Таниной груди, она вдруг вздрагивает всем телом и непроизвольно сжимается в комок. В глазах, обращенных ко мне, на секунду проглядывает что-то жалобное, испуганное. Всё, идиллия закончилась. Я невольно ослабляю объятия, слегка отодвигаюсь от нее.
Некоторое время мы лежим, не произнося ни слова.
- Сережа, знаешь, я, наверно, пойду… - Танин голос звучит робко и как-то просительно. - Уже поздно. Мама будет волноваться… - быстро, словно извиняясь, она целует меня в щеку и, спустив ноги с кровати, начинает осторожно выпутываться из простыни.
Я продолжаю молча лежать. С каким-то смешанным чувством наблюдаю за тем, как моя гостья одевается. Как, не глядя, застегивает на спине застежку слишком открытого лифчика, как, выгибаясь всем телом, словно танцовщица у шеста, расправляет на талии резинку колготок. Прямо на глазах из хрупкой беззащитной девочки она вновь превращается в женщину-вамп. Я настолько заворожен этим стремительным перевоплощением (которое неожиданно снова расшевеливает во мне мою угасшую было страсть), что не сразу понимаю, что должен сейчас делать. Только когда Таня, уже почти одетая, бросает на меня вопросительный взгляд, вспоминаю о правилах приличия: со словами: «Постой, я тебя провожу!» поспешно вскакиваю с постели, начиная подбирать свою разбросанную по полу одежду. При этом стараюсь все время стоять к ней спиной, чтобы она - ни дай бог - не догадалась по моему лицу (и не только по лицу), что я в этот момент чувствую. Нет, наверно, я действительно маньяк! Маньяк и эгоист! Вместо того чтоб как-то поддержать, успокоить девушку, думаю только о себе. Сейчас она уйдет, и стена непонимания, возникшая между нами, будет неизменно расти, с каждым днем отдаляя нас все больше и больше…
Хотя, с другой стороны, может, это даже и к лучшему. Сейчас, когда я убедился в своей полной несостоятельности (как моральной, так и физической), наверно, единственный выход для меня - просто тихо сойти со сцены. Другими словами, навсегда исчезнуть из ее жизни. Ни на чем не настаивая, ничего не объясняя… Постой! Но не будет ли это расценено Таней как подлость? Мол, получил свое и в кусты! Да, скорей всего, именно так она и подумает. К тому же уйти подобным образом - это навсегда расписаться в своем поражении. А я ведь пока не сдался! Нет, не сдался! Тем более, у меня имеется еще один козырь, который наверняка поможет мне утвердиться на завоеванных позициях!..
Когда я заканчиваю приводить себя в порядок, Тани уже нет рядом. Она ждет меня в коридоре, в нетерпении постукивая каблучком и от нечего делать то открывая, то закрывая сумочку, бросает рассеянные взгляды в большое круглое зеркало на стене.
- Ты готов? - в ее голосе явственно проскакивают нотки плохо скрываемого раздражения.
- Почти.
- Да, насчет простыни можешь не беспокоиться. Я ее простирнула с помощью «Тайда» - никаких следов не осталось… Ну что, пошли?
- Постой!.. Не хочу, чтобы ты вот так вот уходила.
- Что ты хочешь этим сказать?.. - Таня старательно избегает моего взгляда. - Если собираешься предложить мне чашку кофе на дорожку, заранее предупреждаю: я кофе на ночь не пью.
- Нет, я… я хочу показать тебе свою картину.
Несмотря на то, что девушка в этот момент стоит отвернувшись, по мелкому дрожанию ее плеч, по тому, как она мнет в руках свою сумочку, я понимаю, что ей сейчас очень непросто.
- Ты ведь сказал: она еще не закончена.
- Да, это так, но… основной замысел уже понятен… Одним словом, мне очень важно знать твое мнение…
- Что ж, если это так важно для тебя…
Таня все еще пытается держать марку, но мне уже на все наплевать. Схватив за руку, я вновь волоку свою гостью в спальню, как делал это какой-нибудь час назад, когда собирался заняться с ней любовью. Только теперь, вместо того чтобы швырнуть на кровать, оставляю ее, немного растерянную, на пороге, после чего, включив верхний свет, не без аффектации извлекаю из тайника планшет со своим незаконченным портретом. При этом ловлю себя на мысли, что со стороны все это немножко напоминает спектакль. Ну и черт с ним! Ради Тани я готов на все - даже на какое-то время выступить в роли шута!
Минуту или две девушка молча рассматривает мой «шедевр», держа его перед собой на вытянутых руках. Я внимательно наблюдаю за ней, стараясь по выражению лица угадать, о чем она сейчас думает. Но Танино лицо совершенно непроницаемо, и взгляд
