Продаются книги

помощь?». И знал, что птица времени нещадно окогтила и его.

Когда он проснулся на следующий день, Степана Федоровича уже не было - поехал в свою айболитову клинику, а сестра собиралась с Таей к врачу. Тамара была в школе.
- Я тебе, Костик, на кухне завтрак оставила. Каша овсяная, сыр, масло, хлеб, колбаса, джем абрикосовый и клубничный, чай зеленый и черный заварила, бери, что хочешь. А если будут звонить, возьми трубку, это по поводу книг, мы объявление дали, а ты там посмотри сам, отбери для себя.

Сестра говорила быстро, не глядя ему в лицо, будто боясь, что он передумает и начнет упрекать ее за решение о продаже.

Константин закрыл за ними дверь, налил себе чашку чая и пошел в бывший кабинет отца – небольшую проходную комнату, сверху донизу заставленную книжными полками.
Сестра действительно поддерживала здесь дух прошлого. Все стояло на своих местах, и даже статуэтка балерины на письменном столе отца так же изящно застыла в фуэте. Кончик ее фарфорового пуанта был отломан – это Константин случайно уронил балерину в детстве. Но воздух в библиотеке был спертым, холодным и нежилым – видно, заходили сюда нечасто.

Константин взял безошибочно томик Симонова с дарственной надписью отцу, прижизненное издание Блока, Беранже 1893 года, Сервантеса, Чехова.

Зазвонил телефон. Женский голос в трубке был уставшим и немолодым.

- Здравствуйте. Я по поводу продажи книг. Если вы не против,  моя дочь Майя сейчас может подъехать посмотреть книги. Вы не подскажете адрес?

- Да, конечно. Здравствуйте. Запишите: ул. Горьковская, 7, кв. 11.

Часы пробили десять утра. В дверь позвонили. На пороге стояла невысокая худощавая женщина с теплыми ореховыми глазами.

- Здравствуйте, - протянула она холодную ладошку. - Я – Майя. Мама звонила вам по поводу книг.

- Здравствуйте. Проходите, пожалуйста.

Женщина сняла ветровку, и рыжеватые волосы рассыпались по плечам. Ей было на вид лет 40, но фигура была девичьей, а лицо еще сохранило выражение утонченной чистоты, которая так молодит человека.

- Я не побеспокою вас надолго, - смущенно сказала она. – Дочь учится, собирается поступать на филфак, хотелось бы, чтобы книги были у нее под рукой.

Все в ее фигуре, в характерном наклоне головы, в нервном движении, которым она все пушила прядь волос, говорило о том, что жизнь ее не баловала, и ей приходилось все время царапаться, чтобы отстоять свое право на собственное мнение, и что маленькие твердые руки ее знакомы с тяжелым физическим трудом. И все же от нее веяло беззащитностью и от этого Константину вдруг стало тепло на сердце.

- Вы выбирайте, не буду вам мешать, - сказал он. – Чаю хотите?

- Нет, что вы, спасибо, - откликнулась она.

Но он все же принес ей черного чаю с лимоном и шоколадкой.

- Угощайтесь, холодно сегодня.

Женщина посмотрела на него со смятенной благодарностью. Видно было, что она давно отвыкла от ухаживаний, и сейчас ей волнительно даже простое внимание.
Она отобрала Гомера, собрание сочинений Пушкина, Джека Лондона, Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Грина.

- Как много всего! - засмеялась она. – Какое богатство, глаза разбегаются! Так и хочется взять все, но не донести.

- Где вы живете? – серьезно спросил Константин. – Я помогу довезти.

- Нет-нет, мне неловко, как можно?

- Нужно! Вы берите, что хотите, нужное уже отобрано.

- Вы знаете, - нерешительно начала она, - я бы еще взяла Диккенса и сборник французских сказок. У меня в детстве был такой же, но в вечных переездах потерялся. Но…

- Не беспокойтесь. Этого хватит, – Константин мельком взглянул на небольшую пачку денег, которые она выложила на стол. - Тут хозяйка сестра, это ей. Вы подождите меня в прихожей, я мигом.

Когда женщина вышла в прихожую, Константин быстро достал бумажник и положил рядом с пачкой денег еще две купюры в сто рублей.

- Как мы это все донесем? – засомневалась Майя. - Один Диккенс в 30 томов.

- Просто, - улыбнулся он. – У вас есть сумка?

- Да, конечно! - она достала дорожную рыжую сумку.

- Прекрасно! Часть связок положим в нее, часть - понесем в руках.

- Спасибо вам. Даже не знаю, смогла ли бы приехать еще раз. Я – вдова, муж погиб десять лет назад, проходил мимо строящегося здания, и сорвавшийся с крыши камень убил его на месте. Осталась с дочкой, да еще мама старенькая, болеет. Пособие на ребенка получаю, работаю в библиотеке и подрабатываю в газетном агентстве – журналы и газеты по домам разношу. Это самое трудное – то вверх, то вниз по этажам с тяжелыми журналами, а еще людей дома не бывает или не платят вовремя, а издания дорогие, вся издергаешься, пока в срок представишь и журналы, и деньги.

Она говорила без умолку, и Константин ловил себя на мысли, что ее речь не тяготит его как сестрина, и что она смешно и мило приподымает верхнюю губу при разговоре, и лицо ее в профиль приобретает «необщее выраженье». Константин подумал, как же верны бывают иногда старинные определения – именно «необщим выраженьем» отличалось ее лицо и нежность все теплилась и крепла в его душе, и уже казалось, что не серый ноябрь, а заблудившийся апрель шел рядом с ними по мокрым улицам, овевал невнятным ветерком и снова улетал.

- Вот и моя остановка, – улыбнулась Майя. – Спасибо вам. Без вас я бы никак не справилась.

- Давайте я вас провожу до дома, если позволите.

Она взглянула на него и кивнула молча.

Дверь открыла маленькая седая старушка с коротко стрижеными волосами.

- Майя! Ты хотя бы предупредила, что не одна.

- Не беспокойтесь, ради Бога, я просто помог довезти книги.

- Нет, проходите, пожалуйста, хоть чаю попейте.

- Спасибо. Как-нибудь в следующий раз!

И, перехватив в зеркале взгляд ореховых глаз, понял, что хочет, чтобы «следующий раз» случился.

- Я вспомнил, у меня еще есть собрание сочинений Баратынского в двух томах. Вы не видели его. Издание 1914 года. Если интересуетесь, то я бы мог завезти его вам завтра. До конца недели я здесь. Вы только дайте свой телефон, если можно, я завезу, когда вы будете дома.

Майя улыбнулась, и ему показалось, что эта улыбка расцвела внутри него.

- Я очень люблю Баратынского, была бы несказанно рада, но я не знаю, как вас и благодарить, так неудобно. Вот телефон, – она протянула ему клочок бумаги.

***
- Ты какой-то сам не свой, Костик, - сказала ему вечером сестра. – Что случилось? Болит что-нибудь? Устал? Много звонков было?

Увидев деньги, она сморщилась, будто собираясь заплакать, и стала на мгновение похожа на прежнюю Даринку.

- Костенька! Братик мой! У тебя легкая рука! С первого раза уже приличная сумма. Что взяли? Клиент приличный? А ты себе отобрал книги? Костенька, я не хочу, чтобы у тебя на сердце осталась какая-то обида. Возьми, все, что считаешь нужным. Ой, да, если так пойдет, то нужная сумма быстро соберется. Как жаль, что ты скоро уезжаешь! А остаться подольше никак нельзя? Все же это безобразие, Костик, что мы так нечасто видимся! Вот погоди, сделаем Тае операцию и летом приедем к тебе. Нет, летом не получится, летом по хозяйству дел много, весной, весной непременно к тебе нагрянем, всколыхнем твою холостяцкую квартиру! Костенька, иди кушать, я уже все на стол собрала...

Константин вышел на балкон. Небо было аспидно-черным, без единой звезды, на город надвигалась зима, и он знал, что она будет мглистая и холодная, и знал, что придет весна, а за нею и лето, и мягкие сумерки его будут запутываться в зацветающих липах. И, может быть, в маленькой воронежской квартире с видом на реку будет ждать его женщина с теплыми ореховыми глазами и летящим именем – Майя.