произошёл, вот она и сбежала оттуда. По дороге заплутала. Чуть не замёрзла в лесу. Матвей с Макаровной её тогда еле-еле отходили, думали, что не выживет, уж больно она слаба была. Матвей сам участковому сообщил о девочке. А её в ту пору по всей области искали, по телевидению фотографию показывали, просили о содействии органам. Когда «скорая» и милиция приехали, так Матвей не отдал её. Уж не знаю, что он там говорил, как убеждал, знаю только, что расписку какую-то писал. Грибковские говорили, что врачи не очень-то и настаивали на её перевозке в больницу. Видимо, сами боялись, что не довезут Серафиму. А за смертность в случае чего отвечать надо. А кому охота?
- А что у неё с родителями?
- То ли погибли, то и умерли. Не знаю. Сирота она круглая, как ты. Теперь у неё только дед Матвей есть. Любит его, слушается во всём.
- А что за пацан около неё крутится? – прозондировал почву Глеб.
- А… - Сергей пренебрежительно махнул в сторону рукой. – Думаю, ничего серьёзного. Костей его зовут. Хоть и петушится, но не по себе цветок выбрал. Лишь бы она голову от любви не потеряла: логики и мозгов у женщин никогда в это время не было. Слушай, может, всё-таки спать завалимся? Завтра ни свет, ни заря подниматься.
Сергей мирно похрапывал, а Глеб, закинув руки под голову, смотрел на настенные часы, мерно отстукивающих время. Ему не спалось. Зелёные, чуть смущённые глаза Серафимы не давали покоя.
-8-
- Взгляни, Симушка, ладная ли получилась?
Серафима выкладывала свежевыпеченные пирожки с иргой на чистое полотенце: хотела угостить Макаровну, но, услышав долгожданное предложение, мигом оказалась возле деда. Корзинка получилась на славу. Гибкая лоза крепко удерживала эллипсное донышко, а разные по цвету прутья переплетались между собой диковинными узорами. Чтобы спрятать содержимое корзинки от любопытных глаз, её завершала замысловата крышечка. Девушка с восхищением взяла подарок, покрутила в руках и побежала к зеркалу. Она то держала корзинку в руке и прохаживалась взад-вперёд, поглядывая на отражение, то ставила её на плечо, как испанские женщины. Дед не мешал Симе, а только ласково улыбался, любуясь на своё сокровище.
- Ой! – Серафима замерла и медленно повернулась лицом к Матвею. – Дедушка, я тебе «спасибо» не сказала! – и метнулась к нему.
Прижавшись к широким плечам, она чмокнула его в щёку и провела рукой по седым волосам:
- Дедонька, любимый мой, я так тебя благодарна. Ты всегда меня балуешь.
Матвей, наслаждаясь лаской внучки, только гладил её по спине и мысленно славил Бога за то, что надоумил его идти на охоту таким же морозным днем около четырех лет назад.
Наласкавшись, и, не выпуская корзинку из рук, Серафима ещё немного покрутилась перед зеркалом. Затем, аккуратно завернув пирожки, уложила их в подаренную обновку. Одевшись и ещё раз, чмокнув деда напоследок, она побежала к Макаровне.
_
- Вот, пирожки с иргой испекла, как ты меня учила. Попробуй, - довольная Сима поставила на стол корзинку и извлекла из неё свёрток.
- Сейчас продегустируем, - улыбнулась Агния Кирилловна и развернула полотенце. – Оценю твоё мастерство. У! Вкусно! Мяконькие, в аккурат мне по зубам. Наверно, такими в раю угощают.
Хозяйка налила свой фирменный чай из листьев смородины и мелисы.
– Посиди со мной, деточка. Я соскучусь по тебе успела. Или тебе идти куда надо?
- Нет. Я сегодня выходная. Суббота же! – Серафима сидела, облокотившись на стол и подперев кулачком подбородок, не сводила с Макаровны глаз, внимательно наблюдая за мимикой её лица.
- Бабушка, - начала она опять свои расспросы, - а рай и ад на самом деле существуют?
Макаровна удовлетворенно заулыбалась: любознательность девушки роднила их и объединяла содержательными разговорами. Старушка с радостью делилась своими мыслями и наблюдениями, Сима впитывала их, как губка, задавая самые неожиданные вопросы.
- Я, дитятко, считаю, что ни рая, ни ада в общепринятом представлении нет. Я имею ввиду, то, когда думают, что рай – это сказочные благоухающие сады, в которых растут удивительные деревья с вкуснейшими плодами, цветут красивые цветы и в которых поют невиданные птицы, услаждающие слух избранных, проводящих время в бесконечной радости и неге после тяжелейших испытаний и лишений в земной жизни. А ад – это страшное место, где от духоты и зловонья трудно дышать, где живут черти, заставляющие грешников лизать раскалённые сковороды.
Дело в том, что человек сам создал и рай, и ад своими мыслями и деяниями. Он расчленил мир на противоположности: плохое и хорошее. В самом мироздании таковых понятий не существует. Раньше люди жили счастливо и радовались жизни. То время называют Золотым веком – веком Любви, Творчества и Созидания. Затем произошёл надлом сознания, и люди встали на путь разрушения. Мы не будем рассматривать материальный мир – он вторичен. Душа и эмоции – это главное. Так появилось насилие, рождающее недоверие. Дальше – больше. Отрицательные эмоции, мысли, действия закрепились, разлагая души и останавливая эволюцию. Кроме этого, эмоция страха обладает огромной разрушительной силой, а мысль человеческая имеет реальную способность воплощаться. Разрушающая мысль и страх перед ответственностью рождают ад. Рай – это когда человек живёт в мире со своей совестью, ничего не боится и доверяет Богу.
Серафима обожала слушать удивительные рассуждения Макаровны. Девушке она представлялась неиссякаемым источником знаний и житейской мудрости, отвечающей на любой, казалось бы, самый каверзный вопрос. И что поразительно, по мнению девушки, все объяснения были просты и логичны, что ни вызывало сомнений в их правдивости. Так незаметно для себя за доверительными беседами Серафима постигала науки, никогда не преподаваемые в современных школах, знания пришедшие к ней через наставницу из глубины веков.
Но Макаровна не ограничивалась в общении одними разговорами, она щедро делилась секретами кулинарного искусства и рукоделия. Сима с удовольствием оттачивала своё мастерство под чутким руководством доброй старушки.
- А что такое, бабушка, смерть? – не унималась Серафима.
Агния Кирилловна доела ещё один пирожок, встала, вытерла пальцы о полотенце, взяла спицы с недовязанным носком и, пристроившись на лавке к горячей печке спиной, начала вслух рассуждать.
- Смерть – это не страшно. Не нужно её бояться. Смерть – это переход из одного состояния в другое. Не более. Душа-то вечна, она не умирает. Тело – это одежда, которую периодически нужно менять. Если задуматься, то человек в течение жизни умирает много раз. Например, сон. Сон – своеобразная маленькая смерть. Во время сна люди не видят, не слышат, не чувствуют, их как будто нет. Пробуждение сродни с рождением. Кстати, рождение – это аналог физической смерти. Малыш, находящийся в утробе матери, плавает в околоплодных водах, то есть растёт, развивается в водной среде. Роды – сильнейший стресс в первую очередь для рёбенка. Он испытывает страх перед рождением, перед сменой водной среды на воздушную. Если бы поинтересовались его мнением, то он подтвердил бы своё нежелание покидать уютный мамин животик. Маленький человечек чувствует во время родов то же, что и умирающий в страхе человек. Поэтому родов бояться не надо, малыша нужно рожать с радостью и с любовью приглашать придти в этот мир. Благодаря этому он не познает страх перед жизнью. Умирающий человек покидает своё тело и переходит в другое измерение для анализа прожитого опыта, ставя задачи для решения в новом воплощении. Человек, понимающий, что смерть – это не конец, что смерть – это очередной этап в жизни его души, спокойно относится к этому явлению. После долгих размышлений по этому поводу, мне пришла в голову мысль, что, если человек не только не боится смерти, но ещё и испытывает интерес «что будет после того, как», то это послужит ещё большим рывком в его эволюционном развитии. Конечно, это не касается тех, кто из-за любопытства наложил на себя руки. Тему суицида мы не будем обсуждать, уж очень она неприятная.
- А почему же всё-таки смерти бояться?
- Из-за неведения, деточка, непонимания сути жизни. Интуитивно каждый человек знает, что в новом воплощении он испытает все горести, лишения и унижения, который причинил другим в этом. Поэтому и страшатся они возмездия.
- С одной стороны мне всё понятно, - тихо проговорила Сима, - но с другой… Зачем и почему священнослужители пугают адом, Божьей карой, которые для большинства людей неминуемы?
- Они абсолютно правы, деточка.
- Так значит, рай и ад всё-таки существуют?!
- Как бы тебе всё попонятнее объяснить? – задумалась знахарка. Её старая рука коснулась лба, затем поправила выбившиеся седые волосы из-под ситцевого платка. – Дело в том, что загробный мир или тот свет, называй, как хочешь, состоит из множества, как торт, прослоек. Каждая прослойка отличается плотностью. Верхние прослойки лёгкие, нижние – более тяжёлые. Каждая душа тоже имеет свою плотность, т.е. она или лёгкая, или не очень. Лёгкость души определяется чистотой помыслов и деяний, совершённых на жизненном пути. Чем больше человек совершил безобразных дел, грешил, тем тяжелее его душа. Итак, после того, как душа покинула этот белый свет, она попадает на тот свет или ту прослойку, которая соответствует её плотности. В самых нижних слоях душа испытывает великие мучения и страдания. Сколько она там находится, одному Богу известно. Душа грешника не покинет нижние слои до тех пор, пока не проживёт все страдания, которые пережили люди и животный, коим он причинял хоть какой-то вред. Зная это, и из великой любви к людям, в каждом из которых видел образ Божий, преподобный Феодор Санаксарский предостерегал: «Помни час смертный!». Поэтому священнослужители неустанно призывают на проповедях к покаянию, не к перечислению своих грехов на исповедях, а именно к покаянию, идущему от сердца.
- Бабушка, а что же дальше происходит с душами, находящимися в нижних слоях? – сердце Серафимы сострадало этим несчастным.
- Думаю, что, отмучавшись, им предоставляется возможность доказать, что они выучили урок, снова воплотив их в земное бытие с соответствующей чередой событий, которые были раньше. И только сдав этот экзамен на «отлично», душа имеет право идти вверх по лестнице эволюционного развития, – после объяснения знахарка, помедлив, обратилась к девушке. - Что-то я совсем тебя заговорила, Симушка. Вот ты и голову опустила ниже плеч.
Притихшая Серафима сидела на табурете и неподвижно смотрела в одну точку. В её зелёных глазах отражалась глубокая задумчивость. Макаровна наблюдала за ней, боясь потревожить размышления девушки. Додумав какую-то свою мысль, Сима хлопнула пушистыми ресницами и засобиралась домой. Макаровна уже привыкла, что после подобных бесед юная соседка какое-то время не будет у неё появляться, осмысливая и взвешивая услышанное, но это не печалило старушку. Она знала, что позднее будет награждена очередными непростыми вопросами благодарной слушательницей и собеседницей.
