раз-таки их промыслом божьим - с этаким дружным энтузиазмом, так и впрячься в дело более чем беспардонного очернения лиц бравых защитников родины…
Причем они до чего старательно и вальяжно взялись за это дело, что подчас начинает и впрямь-таки казаться, будто бы те сколь обширные исторические материалы о войне тщательно подбирали, подшивали, документировали, а затем переиздавали в красочных иллюстрациях засевшие где-то в самых недрах советского партийного аппарата… ревностные поклонники нацизма.
Но на деле все это объясняется довольно-таки уж до чего более чем незатейливо и просто!
Именно тем еще дешевым шельмованием всего своего собственного народа и было легче так всего, куда только значительно получше и тщательней скрыть истинное головотяпство высших эшелонов советской власти.
Ну а на все те некогда на деле имевшие место военные успехи они столь всегдашне старались разом уж навести до чего совсем вот нисколько ведь неиссякаемый глянец чисто так напускного всесокрушающего героизма…
77
Светлый путь был освещен жертвенностью масс, готовых незамедлительно умереть за свою родину, ну а все те просчеты, ясное дело, что спишутся на тех самых никак этак «нерасторопных людишек», великой боязнью боящихся пуль и снарядов, расхлябанных, разом уж до чего незамедлительно дрогнувших перед лицом лютого врага.
А то и было тем самым до чего сногсшибательным по всему своему цинизму разве что как есть чисто же советским способом упрятать бы, куда и впрямь сколь многозначительно подалее, самое доподлинное отсутствие у всех тех лично Сталину рабски преданных коммунистов хоть какой-либо доподлинно настоящей военной косточки…
И речь тут идет именно о сталинских ставленниках довольно-таки смело (посредством доносов), сменивших наиболее опытные кадры после всей той исключительно уж весьма этак тщательнейшей и взвешенной чистки армии в 1937.
А между тем, это именно их беспрестанно алчущая крови фанатичная тупость и была попросту разом полностью выведена за всякие рамки хоть сколько-то вообще еще принципиально же возможной критики.
78
Хотя чем это они сами брали лютого врага?
А между тем в деле защиты родины они знали лишь одно довольно действенное средство, а именно тот самый всепоглощающий страх за свою собственную шкуру, да еще и за судьбу всех своих родных и близких…
И это именно они после войны и поразвели всякого того как есть бледно-розового киселя про того, ни к чему и близко вовсе не подготовленного, недисциплинированного солдата…
С таким «тупым народом», а все-таки в той неимоверно же кровопролитной войне до чего радостно, в конце-то концов, на деле, а не на словах вполне ведь действительно суметь победить!
А что для того и впрямь истинно железная воля была нужна, да и ума, ясное дело, что целая палата!
И да, конечно, весьма многие работники партаппарата были и близко уж совсем вовсе не дураки!
Однако люди они были на редкость так весьма ограниченные и невежественные, вылезшие наверх разве что в силу умения карабкаться по черепам своих идеалистически настроенных предшественников еще того чисто первоначального ленинского призыва ныне наскоро объявленных сущей контрой…
Причем именно как раз-таки потому, что почти все они были совсем уж никак не достойны всяческой пламенной борьбы за свое личное грядущее счастье и светлое будущее…
79
То есть, вся принципиальная разница в их мировоззрении была более чем явственно заключена именно в том исключительно так вовсе вот ином подходе к одной и той на редкость всем печально общеизвестной идеологии.
Все те предыдущие ею отчаянно же нервозно болели, ну а последыши только и всего по любому поводу ее совсем этак яростно всячески ведь сходу отхаркивали, дабы разом еще затем и получить для самих себя наиболее достойное место во всей этой жизни.
Они были полны непомерного самомнения и это сама узость их фанатического мышления, и заставляла их видеть вражеские происки буквально везде, где сквозь серость и мглу проблескивали блестки светлого и никак неординарного ума.
И ведь всегда тут были и те чисто меркантильные мотивы…
А потому и безыскусно яростное устремление кого-либо донельзя так смело обличить, по большей части было весьма непосредственно связано с одним лишь чьим-то на редкость смрадно злорадным желанием сесть бы, да поскорее на то самое наконец-таки, до чего радостно теперь высвободившееся тепленькое местечко.
Ну а в особенности было подобным серым посредственностям это уж вовсе несложно как раз-таки потому, что люди, искренне мечтавшие о принципиально новой жизни, частенько могли чего-либо совсем не то, нисколько не подумавши, сдуру сморозить, а в особенности еще и по пьяному делу, ну а бдительные органы – они тут как тут.
Партии нужны были преданные кадры (читай – продажные)…
А потому люди с этакого рода психологией в великом множестве и поразвились затем, словно вши на всех командных постах высшего армейского эшелона, а произошло это именно в результате весьма значительного очищения большевизма от всяческих внешних признаков и остатков истинно партийной (читай – фанатичной совести) еще в том самом злопамятном 1937 году.
80
И вот, исходя из всего вышеизложенного, в тот безнадежно критический для страны момент эту кровожадную, так и пышущую пылом праведных слов братию сколь явственно озарила и озаботила одна разве что истинно общая для них задача, а именно – сделать бы все для благословенной сохранности своей собственной довольно-таки искренне ими обожаемой власти.
Ну а для того вотчину своего владычества Москву, надо было именно что ведь никак ни в какую и близко уж даже не думать, тому самому проклятому врагу до чего еще разом так отдавать…
…а то все, что доселе было нажито непосильным трудом, враз еще, чего доброго, безвозвратно погибнет…
В тяжких условиях именно подобной атмосферы умничать было до чего и впрямь в особенности так крайне опасно, поскольку совсем оно не иначе, а донельзя так во всем как есть чересчур подозрительно…
Всегда готовый предать и спешно переметнуться (и одна неизвестность тому, безусловно, мешает), он-то врагов всем нутром своим чует, а потому расстрелять подозрительно умничающего ему было, как говорится, раз плюнуть, а потом растереть.
81
Да и без этого (еще в мирное время) всякая творческая мысль и самостоятельное мышление снизу во всей Красной армии весьма уж последовательно сколь еще неизменно разом так всецело преследовались, словно чума и проказа.
Ну, а сверху повсеместно всячески насаждалась великая чиновничья тупость, целиком основанная на страхе кучки олигархов, яростно же сражающихся за свои кресла, а вовсе не за весь свой народ.
И вот он, всему тому достаточно так более чем выразительный пример из повести Виктора Некрасова «По обе стороны стены».
«В том, что я оказался в медсанбате (он потом утверждал: «…а не на том свете»), повинен был именно он. Дело было на Украине, летом 1943 года, на берегу Донца. Чем наша часть занималась тогда, трудно сказать: считалось, что наступаем, на самом же деле, топтались на месте. Случилось так, что дивизионный инженер Ниточкин, а заодно с ним начальник штаба полка Питерский, обуреваемые оба неким полководческим зудом, спьяну надумали вдруг овладеть соседней деревней Голая Долина. На свое несчастье, я подвернулся им под горячую руку.
– Давай, инженер, выковыривай людей из кустов, хватит отлеживаться, и шагом марш, вперед! Овладеешь этой чертовой Долиной, к ордену представим, а нет – с партбилетом расстанешься. Ясно? Выполняй!»
82
А именно подобным образом как раз-таки, собственно, на той и впрямь сколь навеки проклятой войне всякие те мелкие честолюбивые людишки (подгоняемые под зад великими вождями) более так всего своего народу в сырую землю как есть уж зазря разом и положили!
Безо всякого вообще расчета, спьяну, единственное, что до чего ведь смело гоняясь за высокими правительственными наградами, сидя при этом в чистой и уютной штабной тиши, мирно играя в карты, ну а по ночам сурово лаская внеочередную фронтовую жену.
А у того простого солдата была одна разве что винтовка, стужа и командир, безапелляционно получивший вовсе и невозможный ко всякому тому сколь вполне здравомыслящему его исполнению до чего исключительно совсем бессмысленный приказ, который между тем на войне обсуждать было и близко-то никак явно уж и не положено.
И все это не какие-то исключительно так никчемные слова, вот оно, им более чем на редкость наглядное подтверждение со стороны знатного фронтовика Кондратьева Вячеслава Леонидовича «Искупить кровью»:
«Вот и листовку порвал лишь потому, что сказал ему Мачихин: «Другие-то пойдут». И выходит, одно их держит, совесть, совестно оставлять других в беде, а самому спастись. И сказал Мачихин:
– Разорвал? Есть в тебе, значит, совесть. Есть…
– У нас-то есть… Вот и поляжем все. А комбат вернется к своей бабе, ополовинит бутылку и нас даже не помянет. Обидно. Мы за свою совесть смерть примем, а бессовестные орденов нахватают, чинов, жить будут да еще хвастать, что они войну выиграли».
83
А уж скольких на редкость бесправных героев они за один разве что тот сколь непреклонно суровый отказ от того как-никак до чего еще расторопного выполнения того и впрямь истинно ведь безумно беспринципного и бесславного своего приказа на том самом месте, перед строем, всем-то другим на заметку тогда расстреляли?
Чуть ли вот не был преступно расстрелян лучший ас авиации Покрышкин, которого немцы боялись впрямь, словно черта.
Трибунал в 1942 мог означать только одну немедленную смерть или почти ту же верную смерть в качестве простого рядового какого-нибудь штрафбата.
А между тем нечто подобное и было среди тех вещей, чем люди, раз за разом сосредоточенно и последовательно уничтожавшие настоящих героев, собственно, так после войны в том-то самом узком своем кругу еще уж затем яро гордились, всячески распухая при этом от всей той непомерной важности и донельзя суровой своей значимости.
А все тут дело было разве что именно в том, что всяким тем дуракам всегда было надо как-никак, а разом найти кого-либо до чего вовсе-то поистине крайнего, а на эту роль лучше же всего непременно подходят как раз-таки люди выдающегося ума и чистой и высокой совести.
Да и сама обстановка к тому во всем непременно как есть именно что явно обязывает…
Как говорится, надобно было хоть сколько-то весьма доверительно отчитаться о нисколько совсем уж незапланированной сдаче стратегически важного рубежа, и расстреляют при этом как раз того, кто до чего настойчиво и вкрадчиво втолковывал вечно пьяным бездарям про то, что нахрапом и наобум действовать было и близко-то совершенно нельзя.
То есть, наиболее крайним при всяком подобном раскладе явно ведь окажется именно тот, кто и впрямь мог бы после войны в действительно достойной армии носить на своих плечах большие звезды, честно же добытые пролитою кровью подлинных и настоящих врагов.
Однако в той еще атмосфере донельзя так бестолковой и бешеной спешки никто к подобным людям и близко прислушиваться явно не станет, а посему вместо продуманного и более чем успешного сдерживания, нагло прущего
