скрывает своей национальности, языка. Только что прибывшие в королевство говорят на своем языке шепотом: как же ранить их слух нашим языком? У некоторых эта скромность проходит, некоторые живут с нею до конца своей датской жизни.
Помню прекрасно, как в библиотеку пришла мусульманская семья, отец с двумя детишками, и переговариваются они между собой на датском. Произношение ужасное, словарный запас слов двадцать, и все - это заметно - делается на публику. Неприятно не только мне, но и датчанам, им даже более все это неприятно, ибо какие-то недолюди пытаются прижаться к ним.
Но это как бы вступление, а вот теперь уж про поляков.
У нас с Наташей есть прекрасные друзья поляки. Один из них прекрасный художник, другой делец, торговец предметами искусства. В разговоре да и в любом общении они себя идентифицируют как поляки, нисколько того не стесняясь. Я описал их в своей главной книге в главе "Антон и Даниэль, любовники и пришельцы". Почему они любовники - легко объяснить, а вот почему пришельцы, без книги не понять. Речь на самом деле о том, что они поляки и везде сознавались, что поляки. антон, как человек старшего поколения, говорил по-русски, Даниэль, лет на двадцать помладше, делал вид, что не понимает русского. Пусть это останется на его совести, но речь все равно о другом.
Придя на работу и зайдя в одну из палат, она была удивлена, кто-то окликнул ее: Наталка. Она с трудом узнала Даниэля, он поправился, лежал в больничных обтягивающих трусиках чуть повыше коленей, ноги точно слоновьи столбики, на шее подбородки. Но не это важно, и даже не то, что на его ногу опрокинулся мусорный контейнер и раздробил ему ногу в нескольких местах. А важно то, что Наташа поговорила с ним и пошла по своим делам, а коллеги позже поинтересовались у нее: кто такой? Наташа ответила, что знакомый друг-поляк. Надо же, а ведь представился русским, сказала одна из коллег.
- Так вы русский?- поинтересовалась коллега у Даниэля?
- Да,- кивнул Даниэль.
- Так почему же вы с нашей русской медсестрой разговариваете по-датски?
- Здесь, в Дании, мы все должны говорить по-датски,- соврал Даниэль.
Именно после этого события я задумался, почему поляки так не хотят быть поляками, скорее русскими. До того Наташе встретился поляк, который выдавал себя за немца и только ей открыл свою истинную национальность. Сегодня к Наташе подошла медсестра из другого отделения и шепотом призналась, что она полячка.
- Почему вы скрываете свою национальность?- поинтересовалась Наташа.- Ведь все знают, что я русская, и я не скрываю этого. Вы почему скрываетесь.
- Нам лучше скрывать это,- ответила женщина. Будем теперь знакомы, но не выдавайте меня.
В обед привезли поляка, что-то с ногой у него было, чуть сломал. Наташа подошла к нему, чтобы составить меню ужина, но тот не понимал ни слова по-датски, по-английски, по испански.
- По-русски?- спросила Наташа.
- Трошки,- ответил поляк.- А вы по-польски?
- Может разве что пару глупых слов. Коханья, так...
Выяснилось, что поляк еще как понимает по-русски, когда речь заходит о еде. Заказал много всего, но когда Наташа прикатила все это ему час спустя, того и след простыл.
Поляки странные, мне есть что о них написать на селую повесть, но не в этом огрызке.
Я знаю двух плохих грузинов: Сталина и Сакашвили.
У нас рядом жола грузинская семья, она играла на скрипке в королевском оркестре, он бизнесмен, ребенок занимался японским боевым - нинзя. Дружили, даже не обращали внимания, когда грузинская женщина говорила, что русские все пьяницы, ленивые и воонще все такое. А вот грузины! Нисколько не обижались, понятно, что все запрограмирваоно: с утра подается команда: русские такие, русские сякие. Да давно ли я сам таким был? Русские такие...
Если вдруг Сандро мачнет обижаться, то все это не к нему. Это обобщенно о грузинах. Примерно как о том, что по Красной площади медведи ходят.
Начнем с сына. Привел он домой друзей, датских нинзя, показал арбалет, изготовленный собственными руками, совственноручно повешенный на стенку, и другие виды оружия. Мол, самый страшный нинзя. На следующий день приехала полиция (и среди нинзя есть стулачки), конфисковала все оружие у грузинского нинзи. Срок давать не будем сказали, но при повторном проступке дадим до трех лет.
Идем по марастающей.
Конечно же, в королевском оркестре маме работу не дали, там и так очередь до небес. Поиграла забесплатно на скрипке изо всех сил, и то должна радоваться. Такое в портфолио можно добавить, все скажут: ого-го! У меня вот в портфолио МЕДВЕДь из Нордиск фильм. Даже жена не верит, что это мой медведь. А я почему должен верить ей целых три недели? Все в этом мире основано на вере.
Итак, грузинская мама работает в супермаркете Билка. Ее обязанность: разносить их примерочных одежду на свои места. Хорошая работа, разве что низкооплачиваемая. А сейчас все низкооплачиваемо. Зато можно в кабинки загьядывать: вы еще не переоделись, дама? О, вы не дама! Такого за день насмотришься, что сон потом никак не идет.
Про легкое рассказал, теперь про тяжелое.
Папе-грузину участь досталась поицтине ужасная. Такое ощущение, что слово "бизнесмен" он выучил по приезде в Данию, это было его второе слово. Первое слово было "я".
От коммуны его устроили в фирму, где он ходил в белой рубашке, с галстуком, важный, как Сакашвили (тогда Сакашвили еще не было в проекте, примерно 95-й год). Голову, даже датчанам, можно морочить месяц, два, три. Выгнали, короче, грузинского папу, но сколько денег на него угрохали - об этом хроники умалчивают.
Грузинский папа был еще о похотлив. Вот на этом и начинается ужас. Он переспал с женатой жемщиной-азербайджанкой, и муж ее об этом как-то узнал. Приходит грузинский муж к азербайджанской жене, а так его уже ждут десять горячих мужчин. Отговорки, вроде "ошибься дверью" не прошли. Грузинского мужчину раздели, после изнасиловало. Только один человек в этом не участвовал, муж азербайджанской жены. Он все происходящее снимал на видео, после не пожалеет денег на видео-кассеты и отправит целых три кассеты: одну жене грузинского мужа, две других его детям-нинзя.
- Ужасная история,- сказал мой друг Костя. Он тогда еще не пролежал два месяца в коме и мыслил по-человечески.
Примерно такое было и со мной, но я сделал одного человека инвалидом, другого сделал уродом: приложился к к его лицу горячим утюгом. Что надо делать в подобной ситуации? Выйти на балкон и побить стеркла у соседей. Безопасность гарантирована, особенно, если против вас пять-десять человек в тесной квартире. На улице, где есть пространство - это смех, десять человек.
Десять сантиметров
Возвращался с работы на велосипеде через знакомый светофор. Расстояние известно, рассчитанно, зеленый свет горит, въехал на перекресток на зеленый. Вдруг загорелся желтый, следом, через секунды, красный, а мне ехать всего метров пять-семь, чтобы съехать с перекрестка. И вот на этих метрах машины стоят в два ряда: левый ряд повернет налево, правый поедет прямо. И вот чувствую что-то или кто-то мне подсказывает: будь осторожен. И вправду, из правого ряда вырывается красная машина, я резко торможу, тормоза хорошие, иначе бы вы б это не читали. Машина проехала в каких-то десяти сантиметрах от меня. Что такое десять сантиметров? Почти ничто.
Красная машина умчалась. Что самое интересное, рядом остановилась такая же красная машина, может даже такой же марки, очень схожая с той. Но не скажу наверняка, был шокирован. Люди из машины поинтересовались: все с тобой хорошо? Я даже ничего не ответил, поехал дальше. Ехал задумчиво, ведь меня только что чуть не убили.
А сегодня вот письмо от жены: у меня аритмия, жду, что подъедет сестра и отвезет меня в больницу. Да что такое? У нее ерунда. Я чуть не погиб.
Вроде писал, она считает, что я от нее подпитываюсь. А на самом деле наоборот, и я это всегда знал, но мне не жалко энергии. Главное, чтобы чудес по глупости не натворила.
Издатель
Сходил в суперкаркет, чтобы купить еду, красного вина, и встретил там хозяина городской газеты, на которого работал полтора года. Хороший такой человек, мягкий, но дело поднял и вел лет тридцать. С монашеской тонзурой, всегда одет парадно, во все черное, и только перхоть на одежде портит все впечатление. Обычно мы встречались в магазинах так: он с женой, я с женой. А тут оба без жен. Обменялись взглядами, но сделали вид, что друг друга не узнали: оба изменились не к лучшему. Разговор наверняка зашел бы о женах, расчувствовались бы оба, разрыдались оба в магазине.
- Кланяйся жене,- сказал бы издатель.- И я своей от тебя покланяюсь.
- Фигушки,- ответил бы я,- Кланяться не буду. Ни за какие коврижки.
- И правильно,- ответил бы издатель.- Кланянье делу не поможет,
