разве уйдешь от обиды? Она в сердце кипит у меня, — говорит Коля, еле стон сдерживает...
— Я резал металл, а кто-то гнал его за границу. И меня придавило металлоконструкцией, много костей переломало. Хозяин умолял меня и просил: «Я тебе и денег дам, и лекарств достану... Ты только не пиши ничего, остальное, Коля, все будет!..»
А в больнице даже обезболивающего лекарства не было, и хозяин исчез, даже гроша ломанного я не получил, не то что заработок. И другие тоже. И кому жаловаться? Везде, воры! А всю квартиру мою бичи растащили, все пропили, что можно. И живут там теперь наркоманы, а мне с ними, не по пути. Ушел я в тайгу подальше от всех: все мне надоели, и не скоро я от этого чувства избавился, не скоро...
— Одной рукой, — жаловался Николай, — я пилил дрова, другая еще не работала: таскал сушняк из релок, и сети ставил, и все делал одной рукой. А ночью скрипел зубами от боли, так меня всего корежило.
— Здесь, Гриша, возле землянки, я часто вижу НЛО. Скользят они бесшумно по распадку и, наверное, видят меня, и стыдно мне за нас, землян, за людей стыдно. Мы, по сравнению с ними, паразиты, да нас проще уничтожить, чем перевоспитать. Но мне Землю жалко, я горжусь ею, как мамой нашей родной! Да еще такой красавицей. ,
Однажды стою около землянки, а по небу целые трассы НЛО. Проносятся друг за другом аппараты по касательной к Земле и уходят во Вселенную. Жутковато немного, а оторваться от зрелища не могу — такое чудо!
...Затем мы долго молчали, каждый думал о своем. Коля сосредоточенно морщил лоб, но глаза его были широко открыты. Ушел в себя человек, истратив все слова по поводу НЛО.
А утром мы проходили через одну релку, она вся была изрыта ямами. Оказалось, что это было поселение гольдов, навечно заброшенное. Я еще никогда не видел такого большого стойбища, вернее его археологических останков.
Канул в Лету целый народ, а ведь это были земляне. Как и все мы здесь.
— Тут очень сильное биополе, даже ветер и тот здесь замирает, и НЛО здесь чаще всего зависает, — говорит мне Коля,
— и всегда здесь на душу навевает тоска, как на кладбище.
Поправил Пыхалов ружье на плече, и мы тихонечко пошли прочь. У нас пока еще есть земные дела, и нам хотелось торопиться, будто нас кто-то ждал или мы кого-то хотели встретить. Так и вышло; мы встретили товарища Коли, Вениамина Гальцина. Вениамин ходит с ружьем и с собакой. Это его охотничьи угодья, и уже радостно он приветствует нас. Широкое лицо его поистине доброе, он настоящий таежник. Такой человек никогда не обманет другого, и таежные законы соблюдает.
Живет Венька, так зовет его Николай, в поселке с семьей, имеет
свое хозяйство, а рыбалка и охота — это его подспорье, но в нем-то и заложена его душа, и она рвется сюда, на бескрайние просторы. Тайга — это смысл его жизни. Мы вскоре расстались. А Коля говорит;
— Вот Петра Макарыча и Веньку я уважаю. Они честнейшие люди, сейчас мало таких в тайге. Такие, сами не пакостят здесь и другим не дают. Очень мало таких людей, — повторил он.
В течение всего ноября я приезжал к Николаю, и мы вместе с ним рыбачили. Но самыми запоминающимися были вечера. Мы вспоминали свою службу на Краснознаменном Тихоокеанском флоте. Я не пишу КТОФ, потому что многие сейчас не знают, что это такое. Обидно, но это так. Я служил на дизельной подводной лодке, а Николай на атомной. Был турбинистом. Есть о чем вспомнить нам.
Мы жалели ребят, погибших на «Курске», но за это никто не был наказан. Чиновники обогащаются, и властвует дьявол на планете, в образе доллара, и гибнут невинные люди, и счёта им нет.
Но вот тишину нарушила муха. Вот это да! Летает, подлая. И Коля услышал; «Ожила, поет, родимая!» — и улыбается мне.
— Коля, да ее убить надо! — спешу я с подсказкой, не понимая всей философии жизни.
— Ну, убьешь ты ее, — говорит мне серьезно Коля, — и что? Будешь слушать тишину, а муха жизни радуется и песню поет.
Я недовольный замолчал. А Коля мне:
— Гриша, муха ведь не кусается, она добрая!
Да, тут железная логика, а нам все бы убивать, все, что подвернулось под руку.
А в следующий раз приезжаю, а в землянке, уже три мухи звенят.
— Коля, пора и отстреливать их, — говорю я ему, а он опять улыбается;
— Значит, хорошо им, и зима в радость.
Тут я изловчился и поймал одну муху.
Пыхалов аж подпрыгнул;
— Убил что ли?
— Нет, она жужжит в кулаке, — говорю я ему и даю послушать. Коля ничего не слышит.
— Неужели убил? — думаю я, и разжал кулак. И муха, как «мессершмит», взорвала воздух. «Ладно, — думаю, — лети, разбойница!»
Если посмотреть на нас со стороны, то обхохочешься: два больших ребенка, и нет для них никаких проблем, мух ловят, дебилы!
— А ты знаешь, Григорий, я приловчился все ночами делать; и шить, и убирать, и варить. Днем времени на эти дела не хватает. Да и рыбу надо на трассе днем продать, а то жить не на что будет. Все надо успеть; дров нарубить, постирать, самому помыться тоже надо.
— Коля, — подпрыгнул я, — а ты привези жену себе из поселка, — и все проблемы!
Пыхалов разочарованно махнул рукой: нет, мол, там хороших женщин. И добавил:
— Я одну привел сюда, а она мало того, что пьет больше меня, так еще что-нибудь да сопрет. Одно расстройство...
— Да, когда женщина пьет, то это беда, — подтвердил я.
— Вот у нас на работе был один мужик, так мы над ним постоянно смеялись. Работаем мы во вторую смену, прибегает его сын и говорит; «Папка! Мамка пьяная напилась, разбила стекло и сломала дверь. Иди домой!» Тот к мастеру: так и так, мол, отпусти на час домой. А сам кипит от злости. Мужик мужика всегда понимает. «Иди, конечно!» — разрешает мастер.
И часто такое бывало. Потому и пристали токаря к Зимину; «Как это так, что баба буянит в доме — объясни?»
Тот похлопал своими глазами, развел руками и говорит:
— Как только мы жить с ней стали, то частенько у нас было так: возьмем бутылочку с получки, она выпьет рюмочку, а я — остальное. Затем стало так: я рюмочку и она рюмочку. То есть, поровну. А сейчас — я рюмочку, а она все остальное. И вся бригада от смеха закатывается: «Вот расклад: он рюмочку, а она — остальное!»
Улыбается и Николай:
— Поселок у нас маленький, хорошие женщины все заняты. Кого я привезу сюда?
— Коля, сейчас рыбы мало стало, и с каждым днем все меньше, ты же сам видишь. А потом морозы хорошие будут, а лед толстый, рыба почти не шевелится, и ничего не возьмешь ты. А если еще со снегом погода дня три побалует, да вьюгой закружит, и все: пропадешь ты здесь один-то. У Веньки с Петром хоть хозяйство есть, а это сегодня много значит. А у тебя ничего нет. И до весны еще надо пару месяцев тянуть, а как? Надо, Коля, к прежней жизни возвращаться: устраиваться на работу и жить в городе. А здесь твоя дача будет, — говорю я ему.
Задумался Николай на минуту, а затем говорит:
— Твоя, правда, Гриша, но у меня и одежды-то приличной - нет, и, вообще, кому я нужен? — грустные глаза его стали печальными, спина согнулась, морщины прорезали лоб. Тяжело мужику...
— Ладно, Коля, — говорю я своему другу, — есть у меня на примете хорошая женщина, может, все и образуется, только с ней мне надо поговорить — добро?
И ожил моряк: «Конечно, добро!» Я не знал, как начать разговор с Ниной Станиславовной — прекрасной она души человек, но шутница и разбойница, каких свет не видел. Если врежет, то мало не покажется! Вот и думай тут, если сам не сахарный. А то ведь и рассыпаться можно.
И начал я обработку Нины издалека, постепенно. Про свои рыбацкие успехи рассказываю и про рыбу, какую я ловил. Нина очень умная женщина, поэтому сразу насторожилась; «Ты что-то задумал, братец?»
Понял я, что тут лучше правду говорить и начал ей рассказывать про Колю и про его житье. Очень ее озадачило то, что он один в землянке три года прожил.
— Но почему?! — только и воскликнула она.
— Нина! Я толком ничего не знаю. Поговори с ним сама, ты ведь одна живешь и тебе ведь опора нужна.
Станиславовна прекрасно выглядит и очень резка:
— Не хитри, Гриша!
— Пропадет человек-то без помощи, ведь мы все земляне и помогать должны друг другу, — говорю я ей.
— И откуда ты это взял? В наше-то время? — возражает Нина, и я опять начал рассказывать про Колю: какой он честный человек, а погибнет. Рано или поздно, но погибнет. На том месте, где стоит Колина землянка, была другая, только еще раньше. И жил там один хороший человек, заядлый охотник и рыбак Афонин Николай, я его сам знал, и меня он приглашал в гости. Давно, это было лет так двадцать назад, если не больше.
Был он уже в годах и все равно пропадал в тайге, не сиделось дома ему. Так и не добрался он до дороги, сердце прихватило, и — нет человека. У таких одержимых людей и смерть трагична, и все повторяется: прошли годы, и живет там другой Коля, Пыхалов. Они знали друг друга. И я побывал в той землянке, тогда не был, а сейчас случилось. Видишь, как все в жизни вяжется, и не такие узоры бывают — вот так!
169
— Жалко человека! — говорит Нина. — Я хочу посмотреть на него.
И мы уточняем время.
Николай приехал ко мне, как и договаривались, и привез для Нины рыбы.
— Пусть свеженькой рыбки отведает, — вздыхает Коля, — неловко ему.
А Алла на стол накрывает, мы ей тайну не говорим; а вдруг ничего не получится и провалится наше сватовство. Тогда позор нам, лучше промолчать.
После обеда мы исчезаем с Колей из хаты, вроде друзей проведать, а сами — к Нине. Та уже ждет нас. Сидим мы за столом, а таежник и руки не знает куда девать, и о чем говорить — не знает. И приходится мне за двоих отдуваться. А тут еще и внучка в гостях у Нины — Ксюшенька маленькая, и дочки дома — Татьяна да Настя, и все за столом сидят. Но Ксюша скоро освоилась и ко мне на руки перебралась, ребенку все интересно, и ходит она по рукам от одного к другому.
я и шепчу Николаю, дескать, может, и ты подержишь стрекозу эту? А тот аж глаза выпучил, ты что, мол, Гриша? С моими граблями да детей держать. А Нина потихоньку рассматривает Николая, хочет до души его докопаться, очень уж ей интересно, что там? Красива Нина, но сейчас еще красивее, и я смотрю на нее с удовольствием.
Скоро все стали расходиться, Татьяна гулять ушла, ей восемнадцать лет, так и тянет ее из дома. Настя с Ксюшей тоже домой поехали, темно уже. Тут и я начал прощаться, дела и мне нашлись срочные. Пусть поговорят они сами, им ведь есть о чем рассказать друг другу. Коля тоже двинулся на выход, но я так стрельнул в него глазами, что он тут же уселся на место. «Сиди, дорогой, раз тебя не
гонят, — мысленно подсказал я ему».
Утром Нина ушла на работу, а Николай заявился ко мне.
— Ну, как дела, моряк? — осторожно спросили у него мы с Аллой. Сел Коля за стол и говорит:
— Она такая умная, что мне и не пара.
— Вот это да! — чуть не подпрыгнул я. — Вот это оборот!
— А вообще женщина она очень хорошая, — продолжает он, но уже с улыбкой, — весь гороскоп перебрала, все выписала из книг, а их у нее — прорва. И даже молитву нашла где-то и в мой карман положила. И говорит она мне: «Ты выберешься из тайги, Коля, ты найдешь свое место в жизни...» Тут и я ожил. Это уже хорошо, даже очень хорошо. И еще, полотенце мне подарила, и простыню, и наматрасник сшила.
Тут уже мы засмеялись вместе; «Ну и Станиславовна, ну и молодец! Попался Колька!»
— А перины у нее, — продолжал Коля, — такие, что утонул я в
