мужчину. Она знала, что Тео будет лежать, вдыхая её запах и... плакать от разочарования. Так было и раньше. И еще саднило сердце, что русские – победители, а страна живет в дерьме, а у побеждённых – всё иначе. У них есть этот проклятый «дойче орднунг».
Боинг «Люфтганзы» пошёл на взлет сразу, с места. И вот она дома. Вроде, ничего не изменилось – май, весна, но... всё иначе. После двадцати пяти градусного немецкого тепла её встретила нулевая температура, шел легкий снежок, а она была в коротких бриджах, в красивой модной майке Тео, загоревшая и отдохнувшая. Люди в Москве ходили в куртках и брюках, деревья стояли черные, листва убита заморозками, не осталось ни одного ствола, даже с почками.
Её никто не ждал. Сын оставался у родных, кот трясся от холода у соседей, и с радостью забрался к ней за пазуху, когда она его забирала. Из Германии позвонил Тео грустным голосом. Спазм перехватил ей горло.
– Я обидеться, что ты не принять мои подарки, в них был моя надежда, что ты будешь вернуться. Я плакать... – сказал он.
Снова от волнения к нему вернулся акцент с испорченным русским языком. А когда услышал, что в Москве не включено отопление при такой температуре на улице – не поверил, стал звонить в своё посольство и был в шоке, когда услышал подтверждение. Снова стал уговаривать:
«Кomm bald wieder! Ich liebe dich mehr als das Leben...»
(Возвращайся скорее! Я люблю тебя больше жизни...)
Слезы застилали лицо Анны.
***
После пышущей Дюссельдорфской зелени с травой по колено, после красоты рододенронов... от резкого контраста... на душе стало очень тяжело. Она побежала в магазин, но «советская» действительность «добила» – прилавки были пусты. Какие там... несколько сортов... Как быстро привыкаешь к хорошему...
«Нет, мы не должны так жить, как живем сейчас».– терзали мысли.
Душили воспоминания... терзала мысль:– «Правильно ли она поступила»?
***
... Проснувшись после той сумасшедшей дискотеки, Аня не могла поднять головы, а их ждали друзья. Тео выглядел свеженьким, «как стеклышко». Увидев её измученное лицо, он принес таблетку и заставил выпить. И... о, чудо! Через пять минут она улыбалась – всё прошло вместе с похмельным синдромом и головной болью. Аня неоднократно убеждалась, что немецкие лекарства лечат.
Тео в том году брал её с собой в плавание на своей яхте по Северному морю, у неё вдруг подскочила температура, он дал выпить всего одну таблетку и уложил спать в каюту, укутав в шерстяное одеяло. К утру она была уже здорова. Следующей зимой простыла и купила то же лекарство в своей аптеке, выпила целую упаковку – не помогло. Позвонила Тео, рассказала ему об этом, он сказал:
– Ваши «немецкие» таблетки сделаны из мела грузинами в подвале Мытищ.
К вечеру его друзья привезли настоящее лекарство и, выпив всего одну таблетку, утром почувствовала себя отлично.
... Постоянно вспоминала мелочи... Как однажды в фирменном ресторане, где собирались любители «Киллепиджа», немецкого ликера, вроде Рижского бальзама, она разговорилась по-немецки с одним бравым бывшим «фашистом». Всё было хорошо, пока он не стал рассказывать о своих подвигах на войне.
– Жаль, что дошел я только до Кенигсберга.- сказал он с сожалением.
Анна уже попробовала «Киллепидж», его крепость успела «ударить» ей в голову...
– Мой отец тоже дошел до Кенигсберга, но с Победой. – ответила она, глядя ему в глаза.
Немец смутился, и, извинившись, сказал:
– Думал, что вы полька... по акценту.
И сразу ушел.
Однажды Тео привел Анну в другой ресторан где за столом сидела группа немцев с его братом. Он представил друзьям свою невесту и сообщил, что она русская из Москвы. Не зная, что Аня понимает по-немецки, те много трепались, плохо отзываясь о России и о русских. И вдруг Отто, заметив, как ей это неприятно, нарочно спросил по-немецки:
– Расскажи, Анхен, как ты встречалась с Эгоном Кренцем в Москве?
И она ответила без запинки и без акцента:
– Эта была рабочая встреча, очень недолгая и мало интересная.
Те, кто «обливал Россию грязью», встали и тут же ушли, с красными пятнами на лицах. Анна посмотрела с благодарностью на Отто, который одобрил выбор младшего брата.
Он жил в Берлине, любил русских, русскую культуру, уважал русский менталитет, и чувствовалось, что невеста брата пришлась ему по душе. И мать, на удивление, держала нейтралитет.
Но произошло то, что изменило всё в их отношениях с Теодором, и Анна в корне изменила своё решение.
***
... В одно и то же время Тео усаживал её на диванчик в холле, сам садился напротив в кресло и задавал провокационные вопросы. Улыбаясь, она сказала:
– Ты шпион, раз интересуешься этим.
Но отвечала ему искренне, не говоря, тем не менее, ничего лишнего – старая закалка.
Он посмеялся надо ней.
– Майн Гот! Секреты меня не интересуют, просто мне и моей стране надо держать руку на пульсе и знать, чем дышит твоя страна, Россия.
Она ему ответила серьёзным голосом:
– Если бы я и знала, какую-нибудь тайну, ни за что бы не предала Родину.
И они, впервые, чуть не поссорились.
– Я думаю, что у тебя где-то встроены «жучки», ты используешь меня.– сказала Аня сердито.
Тео разволновался, будто она их уже обнаружила, и стал вдруг рассказывать:
– Когда повысился мой жизненный уровень, и я переехал из городской квартиры в этот дом, правда, нашёл «жучки», но сразу их убрал, и сейчас тут ничего нет.
Но Аня почувствовала ложь, и что они здесь есть, а Теодор её использует.
И то, что говорили им в той случайной встрече русские муж с женой, все – правда.
... Однажды он повез её в центр и оставил в машине со своим будто бы другом, но сказал на ушко, шепотом:
– Не спрашивай, куда я пошел, не говори ничего лишнего, просто посиди в машине и подожди меня.
Когда Тео ушел, его «друг» стал задавать подозрительные вопросы о политике, и она поняла, что снова оказалась права. До неё сразу дошло, она читала про психотропное оружие... и поняла, что их будут прослушивать.
В это время НАТО бомбила Югославию, а Германия их поддерживала. И она стала говорить нарочно, что презирает немцев за то, что они идут на поводу у Америки, что Герхард Шрёдер поступает, как Гитлер, посылая бомбардировщики на Югославию... и все остальное, что об этом думала.
Минут через двадцать появился Тео, он был возбужден.
– Если у тебя сегодня будет бессонница, я могу не спать всю ночь вместе с тобой. Мы зажжем свечи и устроим романтический вечер или будем смотреть телевизор, слушать музыку, танцевать...
Её подозрения подтвердились, и она спросила:
– Ты был в «Штази?»
Он рассмеялся.
– Такой службы в Германии уже нет с тех пор, как рухнула СТЕНА.
Теодор включил по радио «Голос Америки» и этот «голос» дословно передал, с точностью до последнего слова, её беседу с его «другом». Тео высадил его, и они поехали дальше молча. Анна прослушала английскую версию, всё поняла, и задала Теодору вопрос в резкой форме:
– Что это значит?
Он нисколько не смутился, как будто был готов к нему, и ответил, выкрутившись:
– Очевидно, как ты, думают многие в России. Наши мнения совпали, и это ровным счётом ничего не значит.
Но Аня молчала, она очень рассердилась на жениха.
«Это же предательство. Куда же делась любовь, если он позволил меня прослушивать психотропным оружием?» –думала она.
Её, конечно же, не удовлетворили его объяснения. Теодор понял это, хотя пытался убедить:
– Я не коммунист, но вхожу в число немцев, которые против бомбежек в Югославии и я согласен с тобой.
А вечером он сказал:
– Ты же умная девочка и должна понимать, что я – немец и должен жить по правилам и законам своей страны, и работать – на неё.
Он принес бутылочку хорошего старого вина для перемирия, но... что-то разбилось у Анны внутри и осколки кололи очень больно. Она провела бессонную ночь, уйдя в другую спальню, потому что захотелось побыть одной и подумать. Тео не возражал. Но стоило только задремать, как её начинали мучить кошмары, трясло от беспричинного страха, и она понимала – это не нервы, а то воздействие, на которое Тео намекал. Даже не сказал напрямик.
А он спокойно спал всю ночь. Аня вышла из комнаты во второй дворик с бассейном для рыб и небольшим водопадом, где вода успокоила её. И только, когда запели соловьи в четыре утра, она легла и смогла уснуть. Тео не беспокоил её.
... Аня вспоминала, как они ездили в Диснейленд, на границу с Голландией, где он занимал целый город. Билеты были очень дорогие, он их приобрел заранее, так как желающих туда попасть, слишком много. Немцы, уезжая из отпуска, уже знают, куда они поедут на следующий год, сразу заказывают гостиницы, мотели, билеты, путевки.
По всему «американскому» городу ходили, пели и плясали, переодетые в зверей артисты. Повсюду давались спектакли, танцевали клоуны, разогревавшие публику, заигрывали с гостями. Они опять были в ресторане, пили-ели, а потом решили прокатиться на «американских горках». У них они называются «русскими горками», а тараканы-«пруссаки», наоборот-«русаками». Хорошо, что она догадалась отдать видеокамеру, так как на такой скорости вылетели из застегнутых карманов все её сувениры. Ей стало плохо, немцы-служащие, бросились навстречу на выходе с аттракциона.
– Пойдемте, вам окажут медицинскую помощь, у вас же страховка! – предложили они.
Но вестибулярный аппарат, после туалета, где её «вывернуло наизнанку», пришел в себя. Они обошли весь город, были на спектакле с американскими машинами, где веселил американский комик – он «разогревал» всех крепче вина. Весь день ходили по барам, кабаре, аттракционам. Понравилось плыть по страшным пещерам и водопадам, но... сердце Анны щемило, в душу закралось дурное чувство.
Да, немцы умели работать, но и развлекаться – тоже. После этой поездки она поняла, почему немцы, идущие на пенсию, начинали путешествовать по всему миру до глубокой старости... И решила в будущем постараться жить так, чтобы побывать во многих странах и увидеть мир.
Улетая, утерев слёзы, Анна уже знала, что к Теодору никогда не вернётся – чужие они. Никогда не стать ей немкой, не думать по-немецки, не болеть за Германию. Русская она, и её Родина – Россия. Было больно расставаться с любимым мужчиной, такого ей не встретить никогда. Но... выбор был сделан.
«Прощай... нежный и ласковый, Тео».
