Обморок.
— Яд — вообще-то средство чокнутых английских аристократок, — добавляет Авогадро.
— Это кто там у вас засел? — строго спрашивает Машка Коневодова, подходя.
— В туалете проходит малый слёт наркош, — сообщает Кирпичонок, по-военному отдавая честь старосте группы.
— Ладно, девчата. С Обмороком и Авогадро потом поговорим. А вообще, плюньте на них. Они же немного придурки. Лучше скажите, вы про Лизу Тростянскую ничего не слышали?
Баха, Кукукина, Кирпичонок и Родионов обмениваются недоумёнными взглядами.
— Нет, а что?
— Алина Пискулина говорит, что Тростянская не ночевала в общежитии. И вещей её нет. Куда она могла деться? Ведь она же не видит.
— Может, Лиза домой уехала? — предполагает Кирпичонок.
Коневодова скептически качает головой:
— Может и уехала, только почему никого не предупредила? Я отчего-то беспокоюсь.
— Вроде Лиза собиралась на мамин день рождения, — неуверенно говорит Русалина. Она вышла в коридор следом за Коневодовой.
— Значит, ты зря беспокоишься, — улыбается Машке Баха. — Что тут с ней может случиться? Скорее всего, Лиза к маме уехала. Наверняка Золужка знает. Нужно у неё спросить.
Шумное собрание возле туалета привлекает даже Алевтину. Массивная аспирантка появляется в коридоре, закутанная в банный халат и с полотенцем, накрученным на голову.
— Что тут у вас творится?
Галя Кукукина возмущённо тараторит:
— Мы Обморока и Авогадро, то есть Белозёрова и Соловых, застукали. Они наших кур воровали! Представляете? Хорошо, Женька Кирпичонок догадался пургена в кастрюлю насыпать. Вот теперь эти нелюди и не могут слезть с унитазов.
Алевтина кривится:
— Да я давно знаю, что Белозёров рыщет здесь по ночам.
Она поворачивается к дверям туалета и гаркает не хуже Фандобного:
— Эй, там за стеной! Потребители пургена! Заканчивайте свои посиделки. У вас скоро русский язык и литература.
Русский язык и литература. Верхотурцев.
Руслан Вячеславович смотрит на ребят поверх очков, потом, толком ничего не разглядев, смотрит на них сквозь очки.
— А где девушка, похожая на, гм, пугало?
— Отсутствует, — кратко отвечает Коневодова.
— Как её имя?
— Лиза Тростянская.
— Я потом запишу, — рассеяно обещает Руслан Вячеславович. Он всегда обещает записать имя, но постоянно забывает это сделать или теряет записи и вечно всех путает.
— Итак, отроки и отроковицы, сегодня у нас поэма Владимира Маяковского «Летающий пролетарий».
Обморок поднимает руку, страдальчески сморщившись.
— Чего тебе, э-э, Белозёров?
— Можно выйти?
Авогадро поспешно присоединяется к Обмороку:
— И мне!
Перед английским Русалина и Родионов подходят к Пискулиной.
— Алина, что случилось с Лизой Тростянской? — спрашивает Русалина.
Пискулина пожимает плечами:
— Не знаю. Я же у тебя сидела после занятий, а когда вернулась в свою комнату, вижу — вещей Лизиных нет и её самой нет. Так и не пришла.
— Странно. Она ведь слепая, словно крот, — замечает Обморок.
— Ума не приложу, куда Лиза могла деться.
— Может, Золужка знает? — подаёт голос Авогадро.
— Золужка тоже ничего про Лизу не знает, — отвечает Машка Коневодова, входя в кабинет английского языка. — Я только что у неё спросила.
— А дуле тут хумать? Нужно сообщить рыжей ведьме, кароч — говорит Обморок.
— Ты это о ком? — с удивлением смотрит на друга Авогадро.
— Про Абстракцию, конечно. Между прочим, нехилое имечко!
— В общем так! Если к ужину Тростянская не появится — схожу в учебный отдел, — решает Коневодова.
К вечеру незрячая абитуриентка так и не появилась, поэтому Машка Коневодова, проведя после занятий небольшое расследование, направилась к Абстракции Аркадьевне. Машка очень зла на Лизу: «вот овца!» и всё такое. Машка — староста группы всего лишь четвёртый день, а уже лишилась одной боевой единицы, пусть даже слепой, как летучая мышь.
— Что тебе, Машенька? — спрашивает женщина-вамп, когда Машка, постучав, просовывает голову в дверь учебного отдела. Абстракция Аркадьевна одета в обуживающий чёрный брючный костюм. На коленях растянулся её любимец Леонард. Абстракция Аркадьевна давно отказалась от попыток избавиться от кошачьей шерсти на одежде. Да и угольное на чёрном совсем незаметно. По столу раскиданы карты Таро. За другим столом сидит Таня Храмытских с таким измученным видом, будто весь человеческий род забрался на её шею и едет, свесив ножки.
— У нас Лиза Тростянская пропала, Абстракция Аркадьевна, — озабоченно говорит Машка, косясь на карты с диковинными рисунками.
— Тростянская?
— Слепая девушка в платье страшного вида. Помните?
— Что значит «пропала»? — вскидывает Абстракция Аркадьевна нарисованную на лбу бровь.
— После вчерашних лекций Тростянскую никто не видел. Ну, как испарилась!
— А у коменданта общежития ты спрашивала или на вахте у Васи Тупого?
— Спрашивала. Никто Лизу не видел.
— Может, попросить Баблояна, чтобы, как следует, осмотрел здание? — безжизненным голосом предлагает Таня Храмытских.
Абстракция Аркадьевна отрицательно качает головой с рыжим пучком на темени:
— Баблоян уже ушёл домой. Чем гадать попусту, пусть лучше карты скажут, куда делась эта Тростянская.
Абстракция Аркадьевна постукивает крашеными ногтями по прямоугольникам атласной бумаги.
— Ух, ты! — восторженно удивляется Машка. — А вы умеете на картах гадать, Абстракция Аркадьевна?
— Абстракция Аркадьевна умеет и никогда не ошибается, — равнодушно вставляет Таня Храмытских.
— Просто карты никогда не врут, — говорит женщина-вамп, тасуя колоду.
— Это колдовство, Абстракция Аркадьевна?
— Ну, что ты, Машенька. Самое невинное гадание.
Абстракция Аркадьевна протягивает колоду Машке:
— Вытащи одну карту, Машенька.
Машка с опаской тянет.
— Теперь переверни и покажи мне.
Показывает. Абстракция Аркадьевна впивается глазами в изображение, словно пытаясь узреть что-то невидимое.
— Что это за карта, Абстракция Аркадьевна?
— Это туз мечей.
— Перевёрнутый туз мечей, — добавляет Таня Храмытских. Она смотрит на гадание со своего места, вытянув шею.
Абстракция Аркадьевна бросает на своего секретаря недовольный взгляд и вставляет карту обратно в колоду..
— А что обозначает перевёрнутый туз мечей? — спрашивает Машка.
— Давай попробуем ещё раз, Машенька, — не отвечая, протягивает Абстракция Аркадьевна карты Коневодовой.
— Опять перевёрнутый туз мечей! — вскрикивает Машка.
— Ну, последний раз, Машенька. Тяни карту.
Машка вытаскивает карту из середины колоды, переворачивает и, поражённая, говорит:
— И снова перевёрнутый туз мечей! Вот ведь странно. Три раза подряд одна и та же карта. Что, всё-таки, она означает, Абстракция Аркадьевна?
— Ничего страшного, — бормочет женщина-вамп, убирая карты в стол. — Так я и думала. Богатые богатеют, бедные беднеют, дети рождаются, старики умирают, слепые девушки уезжают к мамам домой.
Когда успокоенная Коневодова покидает учебный отдел, Абстракция Аркадьевна строит забавную рожицу Леонарду.
— Похоже на то, что это наш милый Доктор побаловался с той костлявой чепухой.
Котяра глубокомысленно жмурит разноцветные глаза. Таня Храмытских к словам начальницы остаётся безучастной. Она опять мечтает о Вадиме Красивове.
Кажется, что всю мировую прохладу этим вечером заменили на потный жар. Родионов спасается от жара в душе. Не спеша, освежившись упругими прохладными струями, он, наконец, выходит из кабинки. В душевой комнате кроме него никого нет. Впрочем, это не совсем так.
— Не висите за спиной, товарищ прапорщик!
Родионов резко оборачивается. Так и есть. В дальнем углу, там, куда не попадает свет от потолочного плафона, сгущается зыбкий силуэт. Не зря у Родионова зачесался шрам на щеке.
— Хррр-ха! Будь здоров, воин.
— Вы чего тут?
— Предупредить тебя, пока не поздно. — Усатый Прапор с горечью вздыхает. — Оказывается, смерть — странное место. Видишь, для меня и после смерти ничего не изменилось. Как учил желторотиков уму-разуму, так и учу.
— О чём предупредить, товарищ прапорщик?
— Будь осторожен, воин. Он знает, что ты тут. Он тебя узнал. Тебе нужно оружие, чтобы выполнить свой долг. Закрепил в голове?
— Кто знает? Кто узнал? О ком вы, товарищ прапорщик?
— Чернокнижник.
В дверь душевой, закрытую на щеколду, начинают громко барабанить. Усатый Прапор предостерегающе поднимает толстый палец и быстро тает в своём углу. Краткий миг, и вместо привидения в воздухе висит лишь комочек серой эктоплазмы.
— Палец свой не забудьте, товарищ прапорщик! — сердито говорит Родионов, идя к трясущейся от ударов двери. Одинокий палец послушно растворяется в полумраке.
— С кем это ты тут разговариваешь? — интересуется Кирпичонок, когда Родионов открывает дверь. Через плечо Родионова он с любопытством заглядывает в душевую.
— Ни с кем. Тебе послышалось, — бормочет Родионов, одеваясь. Этот Кирпичонок уже достал своей способностью быть одновременно везде. Вездесущ и неизбежен, как таракан.
— И правда никого, — удивляется Кирпичонок.
— Что ты здесь высматриваешь, Жека? — раздражается Родионов.
Кирпичонок лыбится:
— А почему бы и нет? Другие же не церемонятся.
— Я ведь сказал, тебе послышалось. Странный ты. И вообще, я ничего о тебе не знаю.
Кирпичонок вопросительно смотрит на Родионова.
— И что ты хочешь знать?
— Ну, например, кто твои родители?
— Что, сразу видно человека сидевшего на шее у родаков до восемнадцати лет? Мои мама и папа оба врачи, хирурги, а что?
— А почему ты, Жека, не пошёл в медицинский?
Кирпичонок важно поднимает палец. Совсем как Усатый Прапор.
— Четвёртое правило веганства: никогда не проливай кровь.
***
Абстракция Аркадьевна угадала. Да и карты не соврали. Та знойная среда ещё не успела кануть в прошлое, а Лиза Тростянская уже была зверски убита.
Четыре часа пополудни. Английский язык только что закончился. Ребята резво разбегаются из кабинета кто куда. Девчонки в туалет, мальчишки на улицу — глотнуть свежего воздуха. Эсфирь Давидовна исчезает так стремительно, словно она не женщина, а наркотическая иллюзия удолбанного Авогадро. Лиза остаётся в кабинете английского языка совсем одна. Но её это не пугает. Лиза терпеть не может создавать проблемы себе и другим из-за своей слепоты, хотя, если быть честной, вечно их создаёт. Только мамуля безропотно принимает Лизу такой, какая она есть. Никогда не ворчит на неё, не ругает. Постоянно повторяет: «Я горжусь тобой! Ты у меня такая умница. Я люблю тебя, доча!» Лиза счастливо улыбается: «Я тоже люблю тебя, мамуля!» Затем грустнеет. Сейчас мамуля далеко. Значит, нужно справляться с трудностями самой.
Лиза решает вернуться в свою комнату без посторонней помощи, встаёт с места и, мерно постукивая тростью перед собой, медленно идёт деревянной походкой к дверям. Выходит в пустой коридор. «Так, сейчас направо. Или налево?
