наша осталась чиста, ведь мы не нарушили завет: "Подай просящему", ведь молоток в хозяйстве, а шофёру в его трудной работе тем более - всегда нужен.
…В тесноте и в моей обиде ехали минут двадцать. Но вот первая остановка и человек пять с хохотом вывалили наружу, - они, видимо, были навеселе, – и хором поблагодарили шофера. Жить стало лучше и гораздо веселее, а когда ещё через пару километров из чужих остался только всё тот же мужик в сванке, - мы то со Славой были уже вполне свои, - ко мне опять вернулось хорошее настроение, не покидавшее уже до конца путешествия.
Наконец, свернули с дороги под самый склон в густую траву и стали готовить ночлег. Скотовод в сванке тут же пересел в следующий за нами бортовой "газик", и больше на нашем пути не попадался.
Быстро растянули большую палатку, расставили в ней раскладушки для геологов. Выяснилось, что хватит места и для нас, поэтому свою палатку расчехлять не стали. Приступили к приготовлению ужина. Оказалось, что у геологов не было хлеба, сахара и чая, и поскольку всё это было у нас, то, выложив на общий стол перечисленные продукты, с удовлетворением почувствовали свою полезность для общества.
Потом мы сели чистить картошку, а водитель по имени Бей-Булат вместе с начальником пошли за водой на чистый ручей, который метров за тридцать перед остановкой мы переехали на своей машине. Уже смеркалось. Вдруг вдали показались два огонька от автомобильных фар и стали приближаться, подпрыгивая на неровностях дороги. Возле ручья они остановились, постояли немного и двинулись дальше.
Когда машина поравнялись с нами, узнал старую знакомую, и на всякий случай отвернулся. Потом подошли начальник и Бей-Булат, с молочной флягой, наполненной хрустальной водой и подтвердили, что это был «наш сванский друг». Он спрашивал о двух дерзких туристах, которые "кинули" его, но находчивый Бей-Булат, смекнув, чем дело пахнет, чтобы избежать нашего кровопролития, ответствовал, что мы уехали, пересев на следующую за ними машину.
Приготовили ужин, сытно поели, попили чаю с вареньем из грецких орехов, которое я пробовал в первый и, пожалуй, в последний раз. Под аккомпанемент гитары, на которой бренчал молодой геолог Саша, после ужина до полуночи пели песни и, наконец, под шум неспокойной Ингури заснули.
День пятый. 15 августа. Пробуждение на следующее утро было прекрасным, чудесным, замечательным, - ничего не надо было нести, нас кормили, обещали отвезти к синему тёплому морю, - в ближайшем будущем, в общем, нас ждали одни удовольствия безо всяких осложнений.
Для начала окунулись со Славой в холодные и мутные воды Ингури. Простудиться не боялись, - были закалены ежедневными купаниями, то в бурном Зеленчуке в Архызе, то в водопадах, вытекающих из-под ледников, то в высокогорных озерах под тающими снежниками.
Затем снова тряслись по неровной дороге, пару раз останавливаясь у обнажений, потом горы отодвинулись и ушли назад: вырвались в широкую долину. Начался асфальт, потянулись селения с пышными садами – Грузия! В Зугдиди сделали пересадку на другую машину, из четырех геологов остался только их начальник.
Вот, наконец, море. Проехали Очамчиру, «без единого выстрела» по мосту через всё ту же Ингури пересекли грузино-абхазскую границу, обозначенную тогда только на карте, затем ещё несколько мелких поселков и въехали в Сухуми. Ещё раньше "дагестанцы" посоветовали остановиться не в столице Абхазии, по причине её перенаселенности в летнее время и малой возможности обосноваться где-нибудь на берегу "дикарями" (только так это и планировалось нами), а чуть подальше, - в Новом Афоне.
У новоафонского железнодорожного вокзала тепло попрощались с коллегами и побрели, куда глаза глядят, по инерции на север. Дошли до какого-то магазина, остановились в нерешительности, рассуждая вслух о своих проблемах, заключающихся в поисках места для постановки палатки, чтобы оно было уютно расположено и скрыто от посторонних глаз. Тут из магазина вышел солидный мужчина в очках. Проходя мимо, он услышал наш разговор, подошёл и сказал, что знает место, где можно останавливаться дикарями.
Повернули в противоположном, южном, направлении и послушно двинулись вслед за добровольным проводником. Километра через полтора, когда Новый Афон кончился, повернули к морю. Вышли на пляж, здесь на надувных матрасах лежали четыре парня – они играли в карты. В расположенном рядом лесочке мы и жили потом четыре дня, поставив свою палатку подле их такого же жилища.
Место для палатки определили старожилы и подсказали, где взять вина, чтобы выпить за знакомство, снабдив трёхлитровым полиэтиленовым бидончиком. Вино с ласковым названием "Изабелла" продавалось в первом же доме слева, если въезжать в Новый Афон со стороны Сухуми. В его подвалах вызревало красное ароматное вино по цене один рубль за литр.
Принесли бидончик в лагерь, поставили у деревца. Откуда ни возьмись, появился дядя с большим носом и курчавыми волосами, разговаривающий с сильным абхазским акцентом. Потёршись немного среди уже обжившихся парней, подошёл к нам и дал почитать интересный документ, в котором говорилось о запрете постановок палаток возле моря в не отведенных для этого местах. После этого потребовал с нас пять рублей, долженствующих отменить действие запрещающего постановления. Мы, конечно, сказали, что являемся студентами дневного обучения и, стараясь казаться убедительными, с грустью в голосе добавили, что с деньгами у нас большие проблемы и очень давно. "Денег нет, а вино, как я вижу, покупаете", - резонно заметил дядя, увидев просвечивающую через полиэтилен бидона красную "Изабеллу". "На предпоследние, студенты ведь, родину не продадим - рубашку продадим, но вина по хорошему поводу обязательно выпьем, - незамедлительно ответили мы, - только немного на дорогу осталось".
Сошлись на двух рублях. Дядя проворчал, что их ему не хватит даже на бутылку чачи, но, по его лицу было видно, что был доволен и этим. Потом все вместе выпили за знакомство невероятно вкусного вина, от которого слегка зашумело в голове, и стало хорошо и спокойно. На этом наши приключения закончились, осталось ничем не замечательное безделье.
