он человек: Сашин верный помощник во всех его делах. Хотя разница в их годах, чуть ли не пятнадцать лет. Но в тайге не это главное – чистая душа, она там дороже всего ценится.
- Здесь я живу, - показывает нам Санька добротный дом, с ухоженным участком. - И жена при нём черноокая красавица Ирина Ивановна. - Ну как без неё хозяину жить!? И дети у них есть. Две смуглые девочки в сторонке за нами зорко наблюдают. Любовь и хорошая аура вокруг этого дома.
Даже солнце засмущалось этой радостной встрече хорошей семьи, и заторопилось к закату. И мы за хозяевами в усадьбу подались.
Пока не стемнело, мы умывались на улице теплой водой, и приводили себя в порядок. Ещё не верилось нам, что у нас твердь земная под ногами. Скоро мы все собрались возле большого стола. Из рюкзаков всякую снедь достаём, да на стол выкладываем.
Хочет Фёдор Иванович жареных карасиков отведать, как кот на них «глаз положил». И Ирина Ивановна ему срочно жирных карасей чистит. Но делает это совсем не так как русские хозяйки. У нанайцев свой надрез имеется, и не все внутренности рыбы они выкидывают. Оттого и вкус у рыбы особенный. Но это уже нанайская кухня, и её особенности. И жабры у рыбы они по-другому удаляют, как бы одним движением ножа.
Пробовал и я разобраться в этой для нас сложной, рыбной технологии. Долго тянул я свою толстую шею. Из-за их спин старался что-то рассмотреть на столе: и ничего не понял. На ум мне только и пришло одно наше старое мудрое изречение:
- Наедай свою тощую шею, и будет она толстой, как у быка хвост.
- Вот и я буду: есть сало! От этого продукта ещё никто не пострадал. Все только в выигрыше были. Веками это проверено.
- Ешьте своих карасиков, умники! …Хохла на такой мелочи никак не надуешь!
- А всю их технологию, я потом у Феди узнаю! Или у Саньки спрошу…...Очень даже разумно разделывают нанайцы рыбу.
Выпили они по рюмочке водки, и уже у них доброе, душеизлияние начинается: светятся они от своих «небесных чувств». А я свою марку держу, я против алкоголя во всяких его проявлениях.
- Я многоженец! – неожиданно говорит нам Александр Дмитриевич.
- Как увидел я свою Ирину Ивановну впервые, так и сломился я.
- Теперь у меня две семьи, и две жены.
Хочет Фёдор Иванович смягчить этот неудобный для хозяев разговор, и ухарски так отвечает……. «Ох, и хитёр же он! Решил Саньку поддержать».
- А у нашего Семёныча, - и на меня головой показывает. – Только официально две жены числятся. И после короткой паузы: «А так их у него…. наверно уже без счёта имеется!»
Я точно лом проглотил от таких речей друга. И остальные замерли: «кто с ложкой, кто с поварёшкой в руке».
Вот так удружил мне Федя: хорошо, что я сала нажрался. Это как подушка безопасности сейчас. У рыбаков проверенное средство от инфаркта.
- В таких случаях Фёдор, прежде чем говорить «такие вещи». Хотя бы валидол мне приготовил: «наповал целишь!» - А тот только улыбается. И я не молчу.
- Зачем жён считать, если давно всё потеряно. …Тут главное дети Федя, без них настоящей семьи не бывает. И сама Природа другого мерила не придумала. Вот и странствую я по жизни, душа моя мечется. И не один я такой осколок - метеорит в этой жизни. Пока совсем не сгорел: лечу и живу!
А ты счастливый человек Санька. Видели мы на работе по компьютеру твоих детей Артёма и внучку Настю. И мы понимаем твою душу: ты гордишься ими. И не зря это Саша, заслужили они того. Мы тоже были очарованы их талантами, все без исключения.
Артём так чисто поет, что иначе, как небесным пением это не назовёшь. Душа ангела у него наяву летает, а тут и поёт она! Несомненно, что у него большое будущее. Ведь, редко, такое чудо, как «талант» в нашей жизни бывает, даже в одном экземпляре. А тут сразу два таланта.
Стали внучку Настю смотреть, её выступление на краевом смотре талантов. Девочке всего двенадцать лет. И все мы языки проглотили от изумления. Так танцевать, «как бабочка плавно, и чарующе». С молниеносной реакцией, и гибкостью змеи. А то «по углям движется», жар от танца исходит.
Никто из нас, и слова вымолвить не может: сразу вспыхнет она. Но это восточный танец, здесь ничего невозможного нет. И я уже слышу чей-то другой взволнованный голос, его оценку: «энергична, как шаровая молния. Сгусток энергии, - «бестелесная!» Но, явь!
Уже давно стемнело. Нам с Фёдором постелили в медпункте, что давно пустует. Чисто там, и мягко нам спать, на шикарных барских постелях. И только моя голова коснулась подушки, сразу же душа унеслась в рай.
Только на рассвете я проснулся от птичьего гомона, что местами прерывался могучим храпом Фёдора Ивановича. Как тут обосновались ласточки, в закрытом пространстве, со своим гнездом мне непонятно. Но им храп пока не мешает, трудятся они «в поте лица», если можно так сказать. Заботятся о своём потомстве.
- И всё же: могут они нагадить жидким помётом, на лицо Федора, и прекратить этот чудовищный храп, - гнездо прямо над ним находится. – Или нет?! ……Вот такая шальная, и предательская мысль, по отношению к товарищу, у меня в голове.
И сам себе резонно отвечаю: «конечно, могут! Отчего же нет!
- Если сильно надоест им рыбак, то обязательно сделают!
- И это хорошо будет! – мне тоже не нравится храп. - Может, и проснётся «богатырь».
Спать я уже не могу, как бы я того не хотел, тут и мёртвый не выдержит. И вспоминается мне рассказ самого Фёдора Ивановича. Насмеялся я тогда вволю. Начальник караула и сам любит пошутить, но тут всё похоже на правду.
Был у них в армии солдат по фамилии Козарожин. Так тот «стервец» храпел так, что мухи на пол замертво падали. Как тут уснуть «бедному солдату»? Невозможно это сделать, даже при всём желании.
И главное, что рот у него всегда раскрытый. Если бы он прикрыл свою «коробочку», хотя бы чуть-чуть, всё тише было бы. А так все мучаются: «целая казарма» не спит.
Ему и портянку «духмяную» на лицо бросали. Такую «забористую», что ему легче умереть было бы сразу, «чем так жить», но и это не помогало. Но в армии так «безнадёжно» - ничего не бывает. Всегда найдётся умник и что-нибудь придумает «экстравагантное». А главное всё просто и надёжно.
И вот когда терпение у всех закончилось. Рыжий, да ещё весь конопатый. Конопушки у него с горошину будут. Как говорят люди: «богом помеченный», лихой Иванов суёт ему в рот конфету «батончик». Такой давности и твёрдости, что их кроме мух уже никто и не ел.
Ещё месяц назад ими наградили всю роту, за хорошие показатели в учёбе. Целый ящик их был, и практически они не убывали: «вечные конфеты, эликсир молодости, смерть мухам, «ещё хошь», и «уже не хошь», и так далее.
Зажал Козарожин конфету зубами, и храп сразу прекратился. Насмеялись все вволю, над его молниеносной реакцией. А потом решили вытащить конфету изо рта. Испугались, что вдруг тот во сне подавится. Но не тут-то было, прикус солдата был крепче акульего, многорядового захвата.
Пригляделись, а конфета сама по себе, не убывает. Никак не хочет таять «батончик», этот «вкусный», но бетонной прочности продукт. Решили, что если конфета и дальше, так будет убывать, то «по идее» батончика» надолго хватит. Можно сказать, что до бесконечности»
- Что будет, то и будет! – разумно решили солдаты. – Главное, что не храпит уже парень. А если даже и умрёт он? ….То уже славной смертью. Тут «рыжий заводила» Иванов старается: ох, и старается бестия.
Перекрестил его на всякий случай сапогом, так надёжней будет. И слова «незабвения» нараспев произнёс:
- Выпала тебе, великая честь. Славный русский солдат. Пострадать за наше родное Отечество.
- Заранее прости нас. Ведь, и мы сами от тебя неудобства терпели! – и добавил горестно. – Да ещё, как терпели!
- Тебе, перед Богом Ваня: это обязательно зачтётся.
- «Помни», что смерти мы тебе не желаем. И не думай, что мы тебя в беде бросили. …. Тут совсем другое дело….
- Пусть и нам это зачтётся. ….Не только на том свете, но и на этом! …Наша вечная забота о твоей заблудшей душе. Прости, и Аминь!
На этом, все без исключения довольные солдаты, сразу же, уснули. Спят и сладкие солдатские сны в своих головах «прокручивают»
- Уже под утро обходит ротный старшина жилое помещение. Дошёл до Козарожина. И тут, при тусклом ночном освещении кажется ему, что солдат свой язык жуёт, да ещё причмокивает от удовольствия. Ведь конфета ядрёная, никак не убывает: тут только сладкое началось.
От увиденного, у ротного старшины, волосы встали дыбом. Фуражка на голове заметно приподнялась. И уже совсем непроизвольно вырвалось. Да, не то, что надо говорить в таких случаях:
- Что ты жрёшь «козья рожа»! – и понял, что это перегиб.
- Немедленно, прекращайте язык жевать, Козарожин!
- На! – слышен мощный плевок в наклонённое румяное лицо ротного: шоколадной начинкой и слюнями.
Солдат и сам не понимает, что с ним сейчас происходит. Но уже готов защищаться, раз его так оскорбляют. И по «инерции» с вызовом, дерзко отвечает:
- Сам ты…. козья рожа!
Дневальный включает полное освещение. И повальный смех овладел всей казармой.
- «Козья рожа! ……Козья рожа!
- Это ротному-то?! ….. В рожу…плюнуть?!
А ротный в полном недоумении. На его лице сладкие, «шоколадные слюни» Козарожина растекаются мутными ручейками.
Но главное для него сейчас, что язык у солдата цел. Это он уже «уловил». И то, что тот говорить может.
- «Да ещё, как хорошо говорит!» ….За душу берёт… Сволочь..
Значит, и нет у него, никакого ночного происшествия в роте: всё отлично у него! И пусть все смеются теперь, радость у него сейчас, неимоверная. А потом и дошло до него:
- Так бы и сказал. Дорогой ты мой Козарожин. Что ты «батончики» обожаешь!
И добавил, совсем «по братски»: «А их у нас целый ящик имеется: кушай теперь на здоровье!»
- Иванов, тащи сюда ящик с конфетами….
Мне и сейчас хочется смеяться. Но нельзя себя выдавать, ведь мы в гостях находимся.
Но тут и Фёдор Иванович просыпается, прерывает мои размышления, и на ласточек таращит свои сонные глазки:
- Хорошо, что коровы не летают!
Может и достало до него. Но он человек многоопытный в работе с людьми. И ясно мне, что правды сейчас, он всё равно не скажет. Как Пётр Павлович наш Иваненко.
Я с ним соглашаюсь: «пора и нам вставать!». Доброе утро, сюда нам ласточки принесли, и деткам своим. Слышим мы, что и хозяева за стеной проснулись, и они доброе утро встречают. Торопится Ирина Ивановна, как истинная хозяйка, мужа в дорогу собрать да проводить его. Это у нанайцев принято так, испокон веков так было. И уже скоро, мы все собрались за столом, только детей там не было. У детей каникулы, да компьютеры, их до обеда теперь не поднимешь. Как-никак, а Ирина Ивановна сама учительница, и ей ли истины не знать: пусть набираются сил ученицы.
Попили мы чайку и в дорогу собираемся. На улице ждёт нас Виталлий Маяковский на своём «раритетном Уазике». Уже и вещи в машину таскает. Торопится нас до пристани доставить, ведь дорога у нас дальняя, и он это прекрасно понимает. Он уже давно не спит, по хозяйству работает. Иначе в селе не проживёшь.
Гудит мотор, и наша лодка как лёгкая лебедь скользит по лону воды. Та тоже едва проснулась, сладко потягивается красавица. И всё ещё сонная парит
