поэму о том, как это для меня важно, что сие – истинный шанс самореализации, возможности себя показать, стать полезной не только для своих сослуживцев, но и общества в целом…
Как вдруг громогласное:
- Да пожалуйста!
Науменко. Никто иной. А сам Науменко даже не дал ответить Казанцеву:
- И если повезет – пришьют тебя к чертям собачьим… мне хоть жить спокойнее будет.
- А если тр**аться придется? – внезапно выпаливает в мою сторону ехидное Роман. Дерзкая, колкая ухмылка.
Обмерла я, заледенев в ужасе.
Но в голове так и стоит моя очередная тщетная попытка звонков на телефон – не берет трубку Костя. А в СМС подобные вещи сообщить – себя и его… под монастырь сразу подвести.
Потому да, смело отвечаю на заявленное:
- А для этого ваши «мормышки» там будут. Или они только клофелинить умеют?
- Там без клофелина будет, - неожиданно отозвался, уточнил Сальников.
Благодарствуя, удостоила его взглядом на миг.
И снова взор на Казанцева:
- Так что?
- Да черт с тобой! – внезапно гаркнул, махнув рукой. - Но облажаешься – сам тебя отдеру.
Обомлела я, невольно даже приоткрыв рот. Чувствую, как запылали щеки.
Ошарашенный, испуганный взор метнула я по сторонам, скользя по лицам своих коллег, что тоже стояли, прибитые столь дерзким, вызывающим откровением.
- И это, - учтиво продолжил, уточнил Роман, прокашлявшись, - не в плане секса. Так что, поверь… тебе… совсем не понравится.
Разворот, шаги на выход.
- И да, - вдруг обмер в последний момент. Полуоборот. Взор на меня: - Приведи себя в надлежащий вид. А то единственное, что хочется, видя тебя, так это пожалеть… а не… ну ты поняла.
Сглотнул скопившуюся слюну.
Миг – и переступил через порог, скрываясь за дверью.
***
Куда уж понятливее. За день столько раз от мужчин услышать, что вид жуткий… и совсем даже на шлюху не тянешь.
Так что… салон красоты и за свой счет (уверенно сотрясая старые запасы на черный день) сделать модную прическу, нанести боевой макияж… и в ближайшем магазине прикупить более-менее недорогое, но откровенное, красивое платьице.
***
И снова тщетные попытки дозвониться. Глухой. Упертый. Равнодушный…
***
- Так сойдет? – ввалилась я в кабинет Казанцева, перебивая его беседу со своими коллегами (в том числе Науменко и Сальниковым).
Обмерли все.
Долгая, немая, жгучая… леденящая душу, пауза: изучая, скользя по всем моим видам и формам.
Не моргая и, казалось, не дыша.
И лишь спустя минуты… первым осмеливается на глупую шутку Виталя:
- О, а можно и мне с ней? Я постараюсь вписаться в обстановку, - хохочет.
- Сиди давай, - гаркнул вдруг Серега, скривившись. – И слюни подотри. А ты, Лиза, шуруй в отделение. И так… целый день маешься… непонятно где. Сейчас придем… план подробно расскажем.
Подчиняюсь. Неспешный разворот – и поплыла прочь, восвояси.
- Хороша сучка, - послышался голос Романа.
Ухмыляюсь победно сама себе под нос.
И даже для Науменко… я наконец-то стала «Лизой»… а не тупорылой овцой Цветковой.
***
План планом, а снова податься в туалет и там трезвонить, бить в колокол глухой деревни. Пустота. Жгучие пощечины…
Шумный вздох. Разворот – и чуть не налетела на тихо подкравшегося (али я задумалась сильно) Казанцева.
- Эй, ты чего? – пристыжено захохотал Роман, хватая меня в свои объятия. Помогает выровняться на ногах.
- Благодарю.
Вырываюсь с легким напором – поддается.
Отступаю немного назад. Глаза в глаза:
- Что-то хотел?
- Да, - поспешно. И вдруг колкая пауза, пугая меня до дрожи. Скривился от неловкости: - Это же Пахомов, да?
Выпаливает автоматной очередью.
- Что? - окаменела я, прозревшая, невольно, обличая себя, округлила очи от удивления, шока.
- Ну… тот, о котором совсем недавно ты у меня спрашивала. Я искал тебе инфу.
Нервически сглотнула слюну.
Ну, да. Как иначе? Фото-то видел его. Запомнил. Да и еще бы – конкурент.
Скривилась я, состроив раздражение:
- Да, он.
- И зачем ты лезешь? Только не ври, что не хочешь помешать, - закачал головой, упрашивая в обратном.
Пауза. Шальной табун в голове, ища правильные слова, версии. Ну же! «Бурановская школа»… вечной лжи! Яви чудо…
Лукаво ухмыльнулась:
- Эта с*ка… меня обманывала. Женат, ребенок… а мне так нещадно по ушам ездил и пользовался. Так что нет, Я... НЕ ХОЧУ ПОМЕШАТЬ: я хочу его уничтожить. Он знает, что я ушла из школы. Но не знает, что в милицию. Мы давно уже не общались. Но… и тем не менее… кому, как не мне удастся расслабить, отвлечь его внимание по старой памяти? …пока девочки будут делать свое дело.
Томные мгновения тишины, изучающий взгляд, скользящий, пронзающий… щупальцами проникающий в самую душу и пробующий слова на истинность.
И наконец-то:
- На тебе будет прослушка... и датчик передвижения. Если что – мы всё узнаем, - тихой, «скромной» угрозой. Но тут же добавил: - И если будут проблемы, сразу отреагируем и спасем тебя.
Ухмыльнулась добро (а внутри так и режет меня жуть и отвращение по плоти):
- Благодарю.
Еще мгновения неловкости, смятения – и решаюсь податься на выход, как тотчас дрогнул, дернулся за мной, ухватив за кисть.
Обмираю. Разворот. Взором скольжу по своей, его руке... сплетению наших пальцев.
Не вырываюсь – поддаюсь.
Еще миг смущения – и осмеливаюсь: глаза в глаза.
Молчу.
А потому он заговорил:
- Лиз…Так если… у вас… с ним, с этим… ничего больше нет. То… значит ты одна?
Накрывает враз волной окончательное прозрение. Дрожь прошлась по всему телу. Пытаюсь держать себя стойко:
- Да.
Миг – и счастливо заулыбался:
- Тогда… может, попробуем… как-нибудь? Ужин там… Или так, куда сходить? – взволнованно, нервически сглотнул слюну, давясь неловкостью.
Усмехнулась смущенно я:
- Давай переживем этот день. И если никто меня не пришьет, - язвительно улыбаюсь мечтам Науменко, - то вновь вернемся к этой теме. Идет?
Залился благодарной, победной улыбкой:
- Ловлю на слове.
- Лови, - доброе, ироническое…
…хотя не менее лживое, чем вся моя рисованная самоуверенность и смелость. Чем вся моя нынешняя жизнь.
Но выбора - нет.
Глава 19. Спектакль
***
Звучат звонки. Объявлена постановка. Занавес дрогнул.
Сказать, что мои «боевые подруги» обрадовались мне – нагло соврать. От молчаливого закатывания глаз под лоб и кривляния до откровенного смеха, сарказма и открытого высказывания:
- Вы шутите? Да на нее ни у одного не встанет, - гаркнула в сердцах на меня самая смелая.
- На вас встанет – и этого достаточно, - раздраженно рявкнул Науменко и невольно оскалился. – За дело – если не хотите в обезьянник. А там знаете… что с вами будет.
- Мы бы и сами справились – и так пятеро. А эта курица… - кивнула в мою сторону все та же «Резвая Бабочка». - Посмотрите на нее: размалевана, расцацкована… но зажата до одури. Взглянешь – и самой стыдно становится: за свое поведение… и никчемность.
- А ты не смотри на нее, - вклинился Роман. – Твое дело операцию не сорвать и сделать так, чтоб языки этих г**донов развязались.
- А если она запортачит? – вмешалась еще одна «сударыня».
- Не запортачу! – гневно выпалила я, неосознанно от обиды уже надув губы.
Дрожь по телу, все стынет внутри… но мысль о том, что Пахомову грозит черти что, а я из-за своей трусости и слабохарактерности дам сему свершиться, по крайней мере, не попытаюсь предотвратить – хуже всякого ужаса стегала по позвоночнику, доводя до еще большей паники и скрытой истерики.
- Ну смотри, - гаркнула первая. – Если что – я сама тебя там потом вы**у.
Обмерла я, огорошенная; но миг - и сама не поняла, как выдала в ответ сквозь едкий, горький смех:
- Как много людей хотят меня тр**нуть… И всё равно на роль шлюхи не дотягиваю.
- Лизунь, ты чего? – внезапно вставил слово Роман – тут же шаг ближе и ухватил, сжал в своих объятиях. Поцелуй в висок.
- А ты не паясничай, - слышу озлобленный голос выдры.
Но мне уже не до этого: будто кто кислотой облил. Мигом оттолкнула Казанцева и в ужасе уставилась на него:
- Ты чего? – ошарашено.
- Да ничего… - пристыжено тот. Видно, как залился краской. Стыдливо спрятал взор, что так и норовил плясать, метаться от глаз моих к губам и обратно.
- Ром, - шепнула ему на ухо (дабы никто больше не услышал). – Мы же ничего еще не решили. Не надо так, - взмолившись.
Хмыкнул нервически. Смолчал.
- Прости, - тихо. – Но я не могу так сразу.
Вру. Нагло, бесстыже вру – ведь дело даже не в «сразу».
Никогда. Не его. Не его… и ничья больше… кроме Кости.
…пусть даже и в омут с головой. До самого… чертового, непробудного, гибельного дна.
Его, Пахомова, я. И только.
***
- И помни, если что, если даже увезут – по маячку найдем тебя и заберем. Резких движений головой не делай, - напутствует, словно перед смертельным боем, Казанцев.
- Да, плавненько, плавненько. Нежнее, - раздается иронично-циничное Сальникова.
- Ты-то хоть куда? – гаркнул непонятно откуда (и почему) взявшийся рядом с нами Курасов. – У вас че, спермотоксикоз у всех? Баб давно не видели? Так идите… в фургончик уединитесь сами с собой, а мы подождем, раз так срочно и не в силах держать себя в руках да думать о деле. Девки, между прочим, жизнью рискуют. Эти твари со стволами будут, - рычит серьезно.
И вдруг чей-то смешок тихий.
- Кто там?! – рявкнул вмиг, ошалев, подполковник, заметав взгляды, выискивая смертника. – Я че клоун?!..
- Успокойтесь, Юрий Александрович, - заботливо, успокаивающе прошептал Казанцев (но от улыбки не сдержался); коснулся плеча начальника, отчего тот враз отдернулся раздражительно.
- Завалите мне операцию… или хоть одну из этих… или Цветкову пришьют – а сам вас потом, - гневная жестикуляция (пошлая). – И не смейте шутки шутить. Не только погон не увидите, но и света белого – сам лично за решетку засажу!
***
- Я тебя предупредила, - гаркнула мне на ухо «Резвая Бабочка», когда мы зашли в здание.
Боялась ли я ее? Ни капли.
И даже тот факт, что мы, все шестеро «мотыльков-мормышек», без оружия, – тоже не так смущал. Даже проще местами – меньше угрозы раскрыться.
Однако… целый трехъярусный зал голодных (жадно следящих за каждым твоим движением, действием) зрителей, слушателей пугал не на шутку: вплоть даже балконы забиты и стояли зеваки вдоль стен. Но мало того, при всем при этом, ты должна не только хорошо отыграть суленное лицедейство, но и… благоверного своего выручить.
И будь, что будет… главное, ноги унести.
Не срослось. Сегодня, сейчас…
Делая окончательный, сложный… жуткий выбор, понимала. Как святую истину понимала – обратного пути не будет. Даже если смогу оправдаться, выпутаться. Кто я после всего этого?
Одних – караю, а другого, двуликого, и отнюдь не праведника, - спасаю…
Нет мне прощения. Оправдания. Смысла… и дальше самой себе врать.
***
Поправить платье, глубокий вдох, рисованная улыбка (испуганно выпучив очи) – и переступить через порог.
Тесная, но уютная комната. Шикарный диван полукругом. В центре – стол… что ломился от невероятного количества и разнообразия блюд… и выпивки.
- А вот и подарок! – радостно вскрикнул «Шушваль», разведя руки в стороны (тот самый, чья глупость, жадность нас всех сюда… привела). – За успешное окончание дел! И за удачное начало – нового, более тесного, продуктивного сотрудничества!
Счастливый взор на своих товарищей: пожилого мужчину (в клетчатой рубашке и джинсах – с виду обычный статист, а отнюдь не… криминальный авторитет)… и
