взор мне в очи. – Прощай… Невеста. Али, до встречи…
Ухмыльнулась.
Пристыжено прячу взгляд.
А самой – так и скребут кошки на душе. Внутри сердце вопит, требует удержать Его, не отпускать… любой ценой и под любым предлогом. Но идей – ноль… Да и… неправильно всё это.
Живо ныряю руками к волосам и выпутываю из прядей гребень. Еще миг – и протягиваю своему «знакомому»:
- Держи.
- Что это? – улыбается, но мой напор, выжидание – и поддается, берет.
- Заколка.
- Вижу, - ухмыляется. Взор то на бижутерию, то на меня.
- Это - плата: за гостеприимность, за услуги таксиста, экскурсовода… - тихо, мерно, с опаской и особой, какой-то трепетной сладостью, смаком перебираю воспоминания сегодняшнего дня. - Комедианта, - невольно смеюсь, поддаваясь вспышкам чудных картин его гримас, - и за поставщика… спиртного. Я заберу? – кивнула в сторону заднего сидения, где, если мне не изменяет память, хранится мой спасительный сосуд с влагой, дающей силы на сегодняшнее безобразие и безумство. – А то… вдруг у нее там сухо…
Еще одно моргание, взмах ресниц – и вовсе улыбка стерлась с его лица.
Всучил силой в руки обратно трофей:
- Не надо мне ничего, - грубо, обиженно даже.
Криво улыбаюсь, уязвленная, что шутка моя так глупо вышла мне боком.
- Пожалуйста, - сую обратно – не поддается. – Я ее видеть не могу. А этому уроду вернуть – и того обиднее. Пусть лучше удавиться от злости.
- А мне-то она зачем? – криво, горько рассмеялся. – Я замуж пока не собираюсь, - пожал плечами. И пусть улыбка вновь проступила на его устах, все же радости в ней не оказалось.
- В ломбард сдашь – неплохие деньги получишь.
- Сама и сдай.
Закачала головой:
- Совесть не позволит. Как и выбросить.
- Подруге подари.
- Вместе с горем? – резво выстрелила ему в очи. Отвечает тем же. – С тем, что эта цацка мне в итоге принесла? Сколько скандалов, трагедий… Как и вся эта свадьба…
- А мне можно? – криво ухмыльнулся.
- Так ты же ее сдашь – и сотрется всё. А Инка – оставит. Знаю ее: жаба задушит… и оставит. Позолота, жемчуг, фианиты… ручная работа.
- А может, проще тогда владельцу вернуть?
- Я – владелец, - твердо, жестко, гневно.
- Ну, дарителю…
- А мне он моё вернет? – дерзко выпаливаю, отчаянно, с горечью, отчего враз скривился мой собеседник, отвел взгляд в сторону. Нервически сглотнул слюну. Решаюсь продолжить: - То, что у меня отобрал, безжалостно… и бесчеловечно, вернет?
- Что? – выстрелом осмелевшим в очи. Вот только я уже не выдерживаю – и увиливаю взором. Вбок, за спину. В сторону бутылки – нащупываю барышню взглядом.
- Неважно. Так я возьму? – киваю в сторону этилового.
- Бери, что хочешь, - тихо, робко, охрипло.
- Спасибо за все. И не обижайся… если что не так, где или когда сказала, сделала… глупо или резко.
Резвое движение – перелезла, перекинулась через спинку сидения и схватила бутылку. Прижать к груди «трофей» – не решаюсь удостоить Судью, что, ясен пень, откровенно осуждает сейчас меня за столь низменное поведение, но и плевать. Уверенное, стремительное движение – открыть дверь и подаюсь, вываливаюсь наружу, не прощаясь, но ловко роняя на пол авто на память, в благодарность… вместо себя… злосчастное украшение.
Глава 4. Древняя мечта
***
И пусть подруга хорошей была, и спиртное из самых глубин выворачивало боль и отчаяние, реветь, горевать больше не хотелось. То и дело... мысли возвращались к моему новому знакомому и к тем, таким странным, бесшабашным, на грани риска и сладости, нескольким часам... безумия, смеха и слез... что оказались куда круче, ярче, запоминающееся и приятнее, нежели... вся моя чертова жизнь.
Инке я так и не смогла про Него рассказать. Ничего. Вообще... ничего. Сбежала - и сбежала. Благодетель подсобил с "лекарством" - и весь трехтомник о случившемся. И без того было кому и за что... кости перемывать. Но затем наступало затишье - и я вновь тонула в серо-голубых глазах, что фантомом стояли передо мной... видела перед собой ядовитую ухмылку, гримасы и паясничания... "Беременная мадемуазель" была сродни ангелу, спустившемуся с небес. Спасшим меня... от меня самой. И пусть я действительно не намеревалась ни прыгать с моста, ни еще что иное из этой эпопеи учинять, в остальном же - я была мертвая. Мертвая, пока... Он, имя которого я так и не удосужилась узнать, не оживил меня, не вернул желание... дышать, существовать и двигаться дальше.
- Че улыбаешься? - внезапно гаркнула на меня Инесса, отойдя от прострационного анабиоза.
- В ментовку хочу пойти работать... - попытка увильнуть другой темой от правды.
- Че? - выпучила ошарашено на меня свои хмельные шары подруга, забыв как дышать.
- Опером.
***
- Дочь, я даже не представляю, как ты это всё видишь... честно. Да и потом, кому я буду звонить? Я - бывший военный, а не... Сама понимаешь: разные структуры - разные начальники.
- Вот только не начинай, - ядовито ухмыляюсь отцу. - Кто еще прошлым летом на залив ездил рыбачить с дядей Гришей, дядей Борей и дядей Колей? А?
- Ну-у... - протянул, закатив глаза под лоб; откинулся на спинку стула. - Ты выдала...
- А что им стоит? Пап! Пожалуйста! Мне очень надо!
- Зачем?
Обмерла я. Была - не была. Поймет - не поймет:
- Пользу хочу обществу приносить.
- Опером? - едко, с негодованием.
- Да.
- Почему не врачом?
- И сколько мне будет, когда закончу учебу? Пап, ну что ты! А так... уже что не есть...
- Школьный учитель физкультуры... и опер?
- Пап! Пожалуйста! Я тебя ни о чем никогда так сильно не просила!
- А замуж за этого козла? - кивнул куда-то в сторону и гневно стиснул зубы.
- Но не вышла же...
- Но и аборт сделала!
- Папа, не начинай!
- Что папа?! ЧТО ПАПА?!! Кто теперь нам внуков родит?! КТО?! - яростно бахнул кулаком по столу.
- Пожалуйста... - тихо, обреченно, виновато, стыдливо спрятав взгляд.
- Толя, перестань! - слышу испуганный, взволнованный голос матери.
Сижу... а слезы горькими ручьями уже стекают по щекам... И хочется, очень хочется оправдать себя, спихнуть вину на виноватого - но и того будет хуже. Убьет - просто... убьет его. И так ненавидел, а после сего признания – окончательно причины перевесят доводы рассудка.
- Ой, всё! И ты туда же! - резво вскочил с места. Махнул рукой: - Пошли вы. ДУРЫ! - разворот и пошагал прочь, скрываясь в коридоре (позорно уступая горю - и тоже шмыгая носом).
- Не слушай его, Лизунь... - чувствую тепло, тяжесть руки мамы на своем плече. - Как-то оно да будет... И, поди, не только в этом - женское счастье... и предназначение. А польза - это хорошо. Но опер?.. Лиз... Есть еще соцслужбы... Работа в детдоме...
- МАМА! – резко обернулась и дико взревела я, всматриваясь ей в лицо. Дрожу, трясусь, сгораю от ужаса и обида из-за ее непонимания. - Я ИХ ВИДЕТЬ НЕ МОГУ! СЛЫШАТЬ! ДЕТЕЙ ТВОИХ! КАКОЙ ДЕТДОМ?!! Я ЖЕ РЕХНУСЬ ОКОНЧАТЕЛЬНО!!!
Сорвалась с места. Живо ноги в шлепанцы, открыла входную дверь и выскочила долой из квартиры в подъезд.
- НЕ СМЕЙ! - слышу грозное вдогонку бати. Не реагирую - еще быстрее перебираю ногами по ступенькам. - СТОЯТЬ!!!
Но еще миг - и выныриваю... Привычной дорогой обратно к Инке...
***
Август, 2016 г.
Поддался. Всем, кому мог, и кому надо было - позвонил. Папа позвонил. И договорился.
А потому на дворе август - а я пишу заявление по собственному в школе и иду устраиваться в местное отделение милиции в качестве оперуполномоченного уголовного розыска....
- Вы че, о**ели? - вот именно такими словами меня встретили сослуживцы (хотя, конечно, выступая за моей спиной). - Какая баба? Какая, на ***, учительница?! Вы о чем?! Она хоть раз пистолет в руки брала?! Или че, если че, указкой затыкает до смерти?.. О**еть. - Продолжил все тот же Сергей Науменко, майор милиции, немного помолчав: - Не, ребята... я в эти ваши... сексуальные игры не играю. Е**тесь, как хотите, но без меня.
- Это приказ, - послышался грозный голос начальника отделения, подполковника Курасова Юрия Александровича.
***
А затем и вовсе мне повезло невзначай (вряд ли нарочно) подслушать странный разговор всё того же подполковника всё с тем же (причем, единственным столь недовольным - остальные же пока только слюни на меня пускали) "Сереженькой":
- Короче, - отозвался Курасов. - Твое дело простое: следи, чтоб не грохнули ее раньше времени. Во все дела допускай. Особенно... ну, - замялся, - сам понимаешь какие... Не щади. Ни капли - причем, - вдруг его голос стих до шепота, хотя все равно слышно, - это даже не моя просьба: а того самого... кто за нее и ходатайствовал, по чьей милости она сейчас здесь, у нас. Пусть побесится девка, попробует, хлебнет горькой - и попустит сразу. Сама уволится. Учительница, - хмыкнул. - Дожили... а дальше кто? Няньки? От горшка до табельного?
***
- И что… прям с самого детства мечтала стать милиционером? – обступили меня ребята (не только из нашего подразделения, но и из других), изучая новую «игрушку».
Улыбаюсь:
- Почти. Сначала хотела пойти по военной стези, как отец, но тот мне сразу категорически заявил, что бы даже и не думала: не женская это профессия. Тогда родилась идея пойти в спорт. Но снова фиаско: мои частые простуды брали свое, и некуда было добавлять надрывную, фанатичную физическую деятельность. Но тяга-то есть тяга – вот и пошла в учительницы физической культуры. Работать стала – и поняла: не мое это. То ли дело вы, ваша служба: польза обществу, и сам реализовываешься как гражданин, как Человек.
- Ух! – вскрикнул в сердцах (не без ноток лжи) товарищ капитан, Сальников Виталий Дмитриевич, еще один мой «близкий» коллега. – Не женщина, а сказка!
- Ага! «Студентка, комсомолка, спортсменка, наконец, … просто красавица!» - неожиданно выдал, с акцентом спародировал героя из «Кавказкой пленницы», Казанцев Роман (очередной слюнопускатель, но уже не из «наших»).
- Пошутил так пошутил, - пристыжено хохочу с него.
- А чё, не комсомолка? – очень даже реалистично возмутился тот, но буквально миг – и сам же громко рассмеялся.
- А ты с какой целью интересуешься? – пытаюсь не отставать и я.
Но внезапно распахнулась дверь - и влетел озлобленный (хотя, может, это и норма, ведь иным я пока его и не видела) Науменко:
- Мои – собирайтесь! И ты, - гаркнул на меня майор, сверкнув презрительным взглядом.
- Куда? – растеряно, шепотом кто-то из толпы.
- На выезд! Труп.
***
Едва я попыталась успеть за всеми, подавшись на выход, протиснуться в сторону лестницы, как тотчас перехватил меня мой «недо-начальник» и, силой ухватив за локоть, затащил в туалет. Глаза в глаза – так и сверлит взором до самого дона, отчего вмиг страх змеюкой пополз по моей спине, заставляя ежиться и дрожать от волнения.
- Вали отсюда!
- Что? – обмерла я от столь резкой и неожиданной прямоты (и даже приказ его уже не смущал).
- Чё ты здесь забыла?!
- А Вам какое дело?
- Ты о**ела?
- Что? – глаза мои округлились, а легкие забыли, как вбирать воздух. Заледенела.
- Рапорт в зубы – и к Курасову! Чтобы к вечеру – не видел! А иначе…
- А иначе что? – словно смертник, сама не знаю, как осмеливаюсь на дерзость.
Яростный напор, отчего резко, невольно прибилась я спиной к стене. Приблизился, да так, что дыхание его тотчас обожгло мне кожу, губы. Пронзительный взгляд в очи:
- А иначе…
Скрипнула дверь.
Оба дернулись мы в испуге, дрогнули – но с места никто не сдвинулся.
Послышалось ленивое, песней:
- Ли-зо-онька! Ну, ты где?.. Оп-па… - оторопел от удивления Виталик. – Быстро вы…
- ДВЕРИ ЗАКРЫЛ! – рявкнул неистово на него
