получался качественным и проходил отбор по всем критериям вкуса и внешнего вида он продавал под маркой французского продукта. А тот, который не удавался ни запахом, ни плотностью называл «Арабским необыкновенным» и продавал как диковинку для гурманов. Так же и с маслом. Всё масло отличного качества у него считалось немецким, называлось как нибудь вроде «гильгенберг» и проходило по высшей категории, а все что похуже шло обычным вологодским сортом или в редких случаях смешивалось с настоящим немецким и предлагалось соответственно. Так что я с молодых ногтей могу узнать, какой сыр настоящий по запаху, свежее мясо по цвету, хорошее вино по вкусу, умную книгу по степени истрёпанности обложки и приличную девушку по взгляду….
- Ох, ты господи! Ну, тогда понятно, откуда у тебя такие купеческие методы борьбы с душевными болезнями. Но уже то хорошо, что кагор ладанками не закусываешь. У меня-то предки были попроще, несмотря на такую фамилию, всю жизнь в Жмеринке женские сапожки да туфельки папаша художественно тачал. И меня эта участь ожидала, да соблазнили мой истосковавшийся по прекрасным пейзажам взор другие куски и участки кожи. Гладкая женская поверхность гораздо прельстительнее говяжьих да свиных не кошерных шкур. И на ощупь приятней и для здоровья полезней.
- Не прибедняйся Ашкенази. Считай, что ты сейчас входишь в когорту новой наследственной аристократии, знаешь ли ты мой друг, что у самого великого вождя папа тоже был сапожником? Так что ныне это повод для огромной гордости, - слова «великого вождя» Волошко произнёс нарочито торжественным голосом, так что отношение к этой фразе отразилось очень явно. Но они оба уже настолько хорошо изучили друг друга, что поводов опасаться, никогда не возникало. Хоть и общались они редко, но дружеская приязнь вещь непреходящая.
- Ладно, мой друг, пойду я работать, а то за приятной беседой жизнь пролетает незаметно, а её так мало осталось. Хотел чаю стаканчик у тебя попросить, да посмотрев на запасы твоих чайных напитков поопасался, не очень хорошо известно мне, где твои зонды и ланцеты которыми ты чай размешиваешь, в рабочее время находятся. В каких телах и органах….
- Ну, вот и хорошо, значит, у меня будет лишний повод зайти к тебе на чай. Только ты мне это…, говори поменьше и молчи побольше, и визит к психиатру глупо не рекомендуй. Плевать я хотел на всех этих копателей глубоких могил в мелких живых человеческих душах. Настоящий мир отличается от реальности – можно сказать, он совсем её не отражает. Мои молчаливые мертвецы к проблемам психиатрии никакого отношения не имеют. Имей это в виду и больше на этой неделе не лезь ко мне с расспросами.
В обед на перепачканной мелом телеге привезли раненого с известкового завода. Там случилась авария. Возница в одежде, которую уже невозможно было отстирать от впитавшейся в неё извести, забивая самокрутку, рассказал перетаскивающим больного медсёстрам, что там произошло. В огромную деревянную ёмкость для гашения извести высыпали около сорока пудов готового прокалённого материала, и сверху залили водой. Двое рабочих закрыли огромный чан дощатой крышкой, чтобы предохранить процесс гашения от осадков, и собирались уже уходить, когда им вдогонку раздался взрыв. По всей видимости, в известняке, который подвергался обжигу, было большое количество рыхлого недожжённого мрамора. И процесс, рассчитанный на мягкую породу, оказался по времени недостаточным для пережога мрамора полностью. Когда камни погрузились в воду, они стали растрескиваться с такой огромной силой, что произошёл настоящий взрыв. Ударной волной на несколько частей разломило огромную деревянную крышку, и её обломки, начинённые металлическими скобами и гвоздями, взлетели вверх на пару десятков метров. Один такой осколок пробил молодому рабочему внутреннюю поверхность ноги сантиметров на пятнадцать пониже паха и прочно застрял, зацепившись гвоздём за мышцу. Осколок был острым как жало копья, и длинной около полуметра. Поэтому всю дорогу раненый лежал на боку и сбил плечо и локоть чуть ли не до синяков.
Так как Ашкенази оказался самым свободным доктором, то больного пришлось принимать ему.
Совсем молодой человек имел азиатскую внешность, был строен, высок и совершенно спокоен. И даже несмотря на совершенное бледное лицо покрытое толстым слоем мела и сильную боль, попытался улыбнуться навстречу доктору. Разрезав окровавленную штанину, доктор решил, что операция собственно не будет представлять слишком большой сложности, как это могло показаться изначально. Так как обломок доски был за многие годы настолько пропитан парами извести и так тщательно термически обработан, что его условно можно было считать достаточно стерильным, и риск начала гангрены был минимальным. Оставалось только сначала отпилить оба грязных конца клинообразного осколка доски, чтобы минимизировать риск загрязнения раны, потом аккуратно распилить гвоздь мешавший вытащить осколок. Удалить оставшуюся часть дерева, следом вынуть из раны остатки гвоздя, прочистить рану, зашить и потом окончательно и тщательно дезинфицировать. Всех дел от силы на час. С этой задачей он мог справиться и в одиночку, потому что ему уже не один раз приходилось делать операции и посложнее. Приказав своей медсестре приготовить больного к операции, он пошёл стерилизовать руки. Конечно, по идее нужно было дождаться доктора Сауленко, только он мог дать разрешение на такую операцию, Марк ведь не был дипломированным хирургом, но все уже давно привыкли, что главврач не любит, когда к нему обращались по пустякам. Он был уверен в своих подчинённых и проповедовал смелость и дерзость в принятии разумных инициатив. Он и сам иногда жил и шутил на грани дозволенного, чему сам Ашкенази был неоднократным свидетелем. Чего только стоил эпизод с портретом вождя…!
Сауленко очень не любил, когда партийное начальство вмешивалось в дела больницы, и это было очень явно видно. Так очередная комиссия, ознакомившись с наглядной агитацией в больнице, решила, что партком больницы не дорабатывает до общих стандартов. И на следующий день из городского комитета партии привезли большой ростовой портрет Сталина. Оставили его у стенки в конце коридора и удалились с наказом к утру портрет прикрепить на самом видном месте. Но прошла почти неделя, а портрет всё так и стоял лицом в тёмный угол.
Однажды проходя мимо неуместного квадрата портрета, не совсем эстетично занимающего самый видный угол, Сауленко тихо про себя выругался и спросил пробегающего мимо с ведром золы кочегара, который к тому же выполнял и функции плотника:
- Когда его уже повесят?
- Кого и куда, Нестор Саввич? – пожав плечами, спросил кочегар.
- Да куда угодно, лишь бы висел до конца дней и не сорвался, - устремив взгляд поверх очков, отвечал Сауленко, и указал длинным пальцем на портрет.
Кроме того на днях состоялся весьма неприятный разговор после которого Ашкенази не очень хотелось часто общаться с главным доктором.
Такого рода шутки даже менее явные, могли закончиться весьма нешуточными последствиями. Но он уже столько раз ходил по лезвию бритвы, что просто устал молчать. Да и в своём коллективе он был совершенно уверен. Были в больнице люди, считавшие его излишне придирчивым, но в несправедливости его не мог упрекнуть ни один человек. Он был врачом на сто процентов соответствующим своей занимаемой должности. Однажды, когда роман доктора с медсестрой скрывать было уже невозможно, об этом прямо или косвенно догадывался медперсонал больницы, Сауленко вызвал его к себе, и пристально глядя в глаза и легонько постукивая пальцами правой руки по столешнице сказал:
- Марк Иосифович! Я как вы знаете человек от природы не любопытный. Но как я вижу, слухи о вас с Дусей совершенно не напрасны. Вы взрослый и умнейший человек, и было бы непростительной глупостью читать вам морали как не умеющему сдерживать своей похоти юнцу. Должен вам сказать, что это именно я приложил немало усилий, чтобы устроить вашу ветреную подругу медсестрой именно в эту больницу. Потому что с той бумажкой, которую она получила после шестимесячных курсов, максимальная должность, которая ей грозила это должность лаборанта или санитарки. Выбор был не очень большой – мыть пробирки и колбы или полы, разница невелика. Не буду скрывать, что я сделал это по просьбе её отца, бывшего младшего земского врача доктора Бомса. Да-да, Марк Иосифович, именно он и является её родным кровным отцом. Хотя сама Дуся, наверное, ничего об этом не знает, а может и знает, но сейчас главное не это. Я затеял этот разговор, чтобы уберечь вас от слишком недостойного поведения, она девушка очень доверчивая и не блистающая интеллектом и мне очень бы не хотелось видеть слёзы на её глазах. Так как я считаю её своего рода своей протеже. И её судьба мне не безразлична. Иначе я не стал бы с вами даже затевать этот разговор. Кроме того она как вам известно девушка замужняя и мне совершенно не нужны скандалы на территории больницы и всякие собеседования в парткомах по поводу морального облика моих сотрудников. Прошу вас как разумного человека разрешить эту ситуацию однозначно. Либо спокойно и без скандалов прервите с ней отношения, либо обязуйте её стать вам официальной супругой. Развод ныне занимает не более пяти минут. Вы уж постарайтесь Марк Иосифович, очень вас прошу, чтобы не было так, что я потратил эти слова напрасно.
- Да, уж конечно, такой разговор мало кому может принести удовольствие. Но вынужден констатировать вашу правоту Нестор Саввич. Возможно, если бы это было такой простой задачей, то я давно бы её решил. Но Дуся такой человек, что места для манёвра у меня почти нет. Её в наших отношениях всё устраивает и ничего менять она не желает. Насколько я понимаю, она воспринимает себя некой вольной шхуной носящейся по спокойному морю этой жизни. И своего мужа Колю она видит как якорь этого корабля, а меня возможно как шелковые паруса. Понятно, что если нет якоря, то корабль может разбиться о подводные рифы и скалы, куда его бросит порыв ветра или быстрое течение. А если убрать паруса, то он просто сгниёт от старости у своего домашнего пирса, так и не дав команде подышать ветром странствий. Вот и попробуй тут придумай компромиссный вариант.
- Ашкенази! Вы же чертовски умный человек. Никогда не поверю, что вы не можете создать условий, при которых она сама захочет вас покинуть…? Отсутствие внимания, равнодушие, ревность любое из этих действий или отсутствие оных может заставить охладеть самую страстную женщину. И не мне вам об этом рассказывать.
- Попробую, - негромко ответил Марк, и попрощавшись вышел из кабинета.
Ашкенази ушел от главврача с небольшой досадой. Ему действительно был неприятен этот разговор. Но немного поразмышляв, он решил, что он действительно был не очень осторожен в своих отношениях с Дусей. Её наивность не предполагала особого скрытия чувств. Для опытного человека выражение её лица было легко читаемой открытой книгой. И это конечно немного вредило репутации Ашкенази. Но что пока предпринять он ещё не решил. Если бы
