использовать эту чистоту, иначе не справитесь. Сумеете? – взывал к ней, пугая и остерегая, но очень желая, чтобы не испугалась, потому что окончательно и очень понравилась. Но понравится ли ей то, что он собирается ей предложить, то грязное, что не вяжется с чистотой души? – Ещё и ещё раз: сумеете? Захотите?
Она не замедлила с ответом, полная решимости продолжать дело родителей.
- Я буду очень стараться, - пообещала нейтрально, и неопределённость ответа, осмысленная, очевидно, собственными возможностями, ещё больше понравилась Лапшину, и он уже не мыслил кого-то другого в качестве тени для Адама. Ещё раз проникновенно и строже вгляделся в посуровевшее красивое лицо, в понятливые тёмные глаза и завершил ознакомительную часть программы вербовки филёра.
- Замётано. И вот вам первое экзаменационное задание, - подробно разъяснил задачу слежки за Адамом, упирая на установление круга знакомств. Остерёг против торопливости, исключил какие-либо записи и телефонные разговоры с ним и с полицией. Договорились, что сменит жильё, перебравшись поближе к центру города и подальше от здешних знакомых, и прямо с утра устроится агентом в страховую кампанию, что даст возможность свободно и в любое время передвигаться по городу.
- Вы думаете, что меня так сразу, без всяких рекомендаций, примут на работу? – засомневался будущий двойной агент.
- Не думаю, а точно знаю, - успокоил уверенно Иван Алексеевич, - с такой яркой внешностью вас возьмут в любую организацию, даже если она будет переполнена своими.
Красотка удовлетворённо и легко вздохнула, лукаво посмотрев на вербовщика чуть склонив голову и зашторив чёрной завесой глаза.
- Не в любую, - поправила, улыбнувшись, в следственную вот не берут.
Он тоже ответно улыбнулся, порадовавшись юморному её настроению, подсказывающему, что они столкуются, и всё у них получится.
- Однако хваткому следователю яркая внешность ни к чему, внешне он должен быть безликим, серым, без всяких примет… - и не успел добавить ещё пару-тройку негативных характеристик для успешного сыщика, как она вставила свою, неотразимую:
- По вам – не скажешь, - заставив наставника смешаться и покраснеть.
- Отставить, младший лейтенант, - разозлился на собственное замешательство. – Кстати, как вас кличут по-простому?
Она убрала улыбку, взглянула ясно.
- Свои зовут Велей.
- Ну, я не совсем свой, - с сожалением произнёс Лапшин, хотя обыденное имя ему понравилось.
- Я буду стараться, - опять пообещала она, а он подумал, что тоже не прочь, хотя возраст…
- Учтите, - после некоторого замешательства Иван Алексеевич продолжил накрутку уже с меньшим напором, - что вам придётся посещать молодёжные тусовки типа ночного клуба с дискотекой и другие, чёрт-те какие злачные места, где объект может появиться. Постарайтесь неназойливо привлечь внимание, по-женски понуждая к знакомству и сближению. Предупреждаю, что он мужик грубый, сидел не раз, может не понять тонкостей и полезет нахрапом к более тесному сближению… - чего Лапшину очень бы не хотелось: не дай бог, надругается над девкой, и полетит забубённая Иванова головушка, а он и сам себе не простит этого промаха.
- Схлопочет по сусалам, - лихо пообещала храбрая абитуриентка. – Я знаю каратэ.
- И всё же…
- Не берите на ум, - твёрдо заверил восточный боец, - отобьёмся, не впервой.
Переварив убедительный довод о каратэ, он потребовал уже более категорично:
- Ни в коем случае не садитесь к нему в машину: тогда – хана, увезёт куда-нибудь, где будет не один – не отобьётесь. Обещаете?
- Слушаюсь, - пообещал младший офицер, но старший почему-то не очень поверил.
- Веля, я очень прошу…
Она опять наклонила голову, завесив правдивые глаза.
- Ладно, - и почему-то тоже смутилась. Оба помолчали несколько долгих секунд, пролетевших быстро, словно ощущая нарастающее свойство.
- Около пяти поошивайтесь возле торговых будок на площади. Только не высматривайте меня, когда можно будет, я подойду, приму информацию, ясно? Около пяти. Всё. Покедова, - подал руку, ощутил в своей её ладошку, оказавшуюся, несмотря на холод, очень горячей и приятной – так бы и держал, так бы и повёл за собой. С сожалением отпустил.
Шофёр-сержант ходил в ожидании вокруг машины, согревая ноги постукиванием одной по другой.
- Что так долго? – проворчал недовольно, дыхнув в раскрытые ладони. – Зацепило?
Лапшин не стал притворяться.
- Смачная штучка, - ответил грубо, по-мужски. – Сходу не ухватишь.
- Это точно, - согласился сержант. – Пантера!
- Что, схлопотал? – догадался майор.
- Было дело… - шофёр потёр ладонью пострадавшую скулу. – От такой схлопочешь. Такая сама гуляет и сама пасёт себе котяру. Мне такие не по нраву: семью не слепишь – затопчет. Ей в самый раз работать у нас.
- Вот и будет работать, - заключил обмен мнениями работодатель, - а ты забудь, кто она – никогда не видел и не знаешь.
- Ясненько, - принял во внимание дисциплинированный сержант.
Окно начальника всё ещё светилось, и, значит, заботливый полицмейстер бдит, охраняя покой сограждан, утомившихся за день на редких стройках нового капитализма с человеческим лицом. Так оно и было: Варягин вернулся ещё до отъезда Лапшина и затаился у себя, индивидуально переживая очередной щелчок судьбы по вздёрнутому носу. А он так надеялся, что ниточка Веймара размотает весь клубок злосчастного ювелирного ограбления, и он, будущий скорый генерал, утрёт нос всяким вундерлапшиным и прочим книпперам, но… не получилось: ниточка, едва начав разматываться, безнадёжно оборвалась, а судьба в очередной раз насмеялась над непризнанным правильным следопытом-теоретиком. Сидя теперь неподвижно за столом с обрюзгшим лицом, неудавшийся лампасоносец проклинал звезду, под которой родился. Чтобы проклятия дошли скорее, тяжко поднялся, подошёл к окну, с ненавистью вглядываясь в вызвездившееся небо. Где она, куда слать выстраданные проклятья? Да и какой смысл: звезду не переменишь, от неё не избавишься, второй раз не родишься – судьба твоя окончательно и бесповоротно закреплена в общей книге судеб за семьюдесятью по семь печатями, и её никому не дано ни подправить, ни изменить. Не помогут никакие йога, тора и другие красивые бессмыслицы. И не стоит пыжиться, лучше подстроиться и, значит, смириться с тем, что сыск – не твоё собачье дело, и не надо тянуть себя не по той тропе. Что ж, если фантастическая версия о пошлой провинциальной мафии оправдается, он окончательно и бесповоротно сойдёт с неё, тихо оформит пенсию и ещё тише отдаст себя на благо преподавательской деятельности. Тем более, что сказать есть что, да и учить легче и приятнее, чем что-то делать, в чём не уверен. Супруга вон давно точит темечко, зудит о переезде в большой город, где есть чем заняться приличной женщине: салоны, бутики, фитнес-клубы, массажёры, визажисты, шопинги и всякая другая дребедень, так необходимая для поддержания тонуса стремительно стареющей бездеятельной бабы. Да и он найдёт себе компанию по глобальным интересам. Он так решил, и так будет, если только… Но как трудно, обидно стаскивать себя силой с пусть даже ненадёжной, но проторённой тропы, внутренне сопротивляясь безальтернативной воле судьбы-злодейки. И потому, не признаваясь даже себе самому, тянул с окончательным решением, по-интеллигентски надеясь, что негативные обстоятельства изменятся, и можно будет ещё потянуть неудобную лямку, пока всё не рассосётся само собой. Успокоив себя надеждой, что окончательное решение пока не к спеху, встретил ретивого помощника, захватившего лидерство, уверенным в себе и собственной значимости современным авторитетным руководителем.
- Веймар исчез, - сообщил так, будто не имел к досадному происшествию никакого отношения.
Лапшин, не ожидая разрешения, присел к столу.
- Этого следовало ожидать, - произнёс устало, как будто знал, что так оно и будет.
- К нему кто-то приехал, он вышел полуодетый и в дом не вернулся, - объяснил шеф, тоже утвердившийся на своём месте, пытливо глядя на помощника. – Жена толкует, что привыкла к поздним визитам и не придала значения этому, думая, что они обсуждают свои дела в машине, но когда услышала шум отъезжающего авто и, выждав какое-то время, вышла во двор, никого не было. Тогда позвонила дежурному, а тот сообщил Чирикову, он там, оформляет.
- Ясно, - кивнул отупевшей головой сыщик, подумав: «Бедный Сан Саныч, так и останется без ёлки».
- И что дальше? – задал неприятный вопрос начальник, на что последовал вялый ответ:
- Адам и ЧОП.
«Почти Адам и Ева», - некстати вспомнил Варягин библейских преступников, бесцельно вертя авторучку в тонких чиновничьих пальцах и разглядывая на ней мелкие надписи.
- Нарвёмся на неприятности от Книппера и Козлова, - постучал обратным торцом ручки о стол, словно отсчитывая эти неприятности. – Так просто они своих не сдадут – можно и загреметь.
Лапшин только усмехнулся, не разжимая обветренных губ и сузив усталые засыпающие глаза.
- Тем лучше, - и пояснил: - Наконец-то сбудется моя мечта о пенсии и свободе. – Варягин даже поднял брови от удивления. – Без хорошего пенделя самому не уйти – врос по уши. А что: стаж есть, года не заставят себя ждать, и – гуляй, душа, не молись на дядю. Нам, как и артистам, на пенсию надо уходить вовремя, иначе с каждым годом будет труднее и труднее, всё лживее и лживее будут оправдания, что нужен делу, которому посвятил жизнь, что без него сдохнешь, и будешь тянуть лямку под лозунгом: умею, но не могу.
- Вот не ожидал, - обрадовался ещё один потенциальный пенсионер, не ожидавший такого фортеля от удачливого в деле помощника. – Мне казалось, что вас ничем не оторвёшь от сыска, где вам постоянно сопутствует так необходимая в любом деле удача, будто вы специально народились для этого муторного дела. Что-то пошло не так?
Иван Алексеевич поджал плечами.
- Не знаю… - протянул тускло и неопределённо, - может быть… как-то не задумывался глубоко. Думаю, что и в другом хомуте тянул бы не хуже. Очевидно, таким уж уродился, что не люблю канючить и тянуть волынку, всегда хочется как можно скорее добраться до финиша. Вот политика из меня точно не получилось бы – там финал никого не интересует и никому не нужен, так же как и прямолинейные ходы, там в ходу замысловатые лавирования, и чем дальше конечный результат, тем лучше. Разве не так? - «Так», - угрюмо подумал, не отвечая, подполковник. – «Он прав, он слишком прямолинеен для большого и сложного дела, может, потому и удачлив в мелочёвке, что не зацикливается на нюансах, а прёт танком. У нас мог бы получиться хороший тандем, если бы он не претендовал на лидерство». - Уставать стал, - жаловался в неожиданной исповеди майор человеку, которого не мыслил в роли исповедника, - теряю ощущения и вкус к делу. Надо успеть смыться до этого. Да и, признаться, опостылело шлёпаться о непробиваемую книппер-козловскую стену. - «И в этом он прав», - согласился Варягин, - «надо успеть слинять», - выразился непотребным для себя словечком. – Не чувствую удовлетворения от успехов и непростительно, по-женски, расстраиваюсь от неудач и собственной непотребности. Хочется не только абстрактного общественного признания, но и похвалы от начальства, и лучше, если она будет сочетаться с материальной. - «Вот даже как!» - снова удивился Всеволод Олегович уже
