— Три джина и столько же тоников.
Гей посмотрела на него с интересом. Хозяин говорил ей, что если кто-нибудь потребует "джины и тоники" вместо "джина с тоником", то он настоящий дон, то есть преподаватель, ведь они обожают каламбурить.
Колин Декстер "Последний автобус на Вудсток"
"Последний автобус..." — первый роман Декстера в череде детективных романов о инспекторе Морсе.
Отвлёкшись от основной сюжетной линии, пытаюсь разгадать каламбур, вникая в филологические тонкости тоника.
В узком (языковом) смысле "tonic" означает "то, что относится к ударению", "тонический", а в медицинском — "оказывающий взбадривающее воздействие".
Таким образом, преподаватель из Оксфорда обыгрывает привычную фразу, превращая её в каламбур. "Три джина и столько же ударных" ("ударники" в русском языке несут дополнительную смысловую нагрузку, поэтому лучше о них забыть) — говорит он, вызывая интерес барменши ("молодой женщины с ярко-рыжими волосами и сияющими глазами").
О, это очаровательное, завораживающее воздействие слов:)
🍸
Отчего сердце мое страдает иногда без всякой известной мне причины? Отчего свет помрачается в глазах моих, тогда как лучезарное солнце сияет на небе? Как изъяснить сии жестокие меланхолические припадки, в которых вся душа моя сжимается и хладеет?.. Неужели сия тоска есть предчувствие отдельных бедствий? Неужели она есть не что иное, как задаток тех горестей, которыми судьба намерена посетить меня в будущем?
Читая "Письма русского путешественника", поневоле забываешь, что это произведение в большей степени литературное, нежели документальное.
Написано молодым человеком 23 лет. Написано для определённого круга читателей того времени.
Поэтому постоянно попадаешь в одну и ту же ловушку, увлекаясь игрой авторского замысла. Стойко воспринимая происходящее как реальность.
Страдающий меланхолией автор, гуляя по окрестностям Парижа, забредает в Булонский лес. Там его внимание привлекает готический замок. Заброшенный, естественно. Ибо не бывает, по закону жанра, меланхолии без таинственных мест. Вместо привидения он обнаруживает пожилую женщину — нищенку, которая рассказывает историю своих злоключений, о смерти горячо любимой дочери Луизы. Сама история женщины удивительным образом напоминает "Бедную Лизу". Повесть увидит свет в 1792 году.
Так что, грустить иногда полезно:)
Теперь замечу одно то, что кажется мне главною чертою в характере Парижа: отменную живость народных движений, удивительную скорость в словах и делах. Система Декартовых вихрей могла родиться только в голове француза, парижского жителя. Здесь все спешат куда-то; все, кажется, перегоняют друг друга, ловят, хватают мысли, угадывают, чего вы хотите, чтоб как можно скорее вас отправить. Какая страшная противоположность, например, с важными швейцарами, которые ходят всегда размеренными шагами, слушают вас с величайшим вниманием, приводящим в краску стыдливого, скромного человека; слушают и тогда, когда вы уже говорить перестали; соображают ваши слова и отвечают так медленно, так осторожно, боясь, что они вас не понимают! А парижский житель хочет всегда отгадывать: вы еще не кончили вопроса, он сказал ответ свой, поклонился и ушел!
Николай Карамзин "Письма русского путешественника"
Некто Сюбле де Ное, будучи губернатором в Фонтенебло, сжег Микель-Анджелову картину, за которую Франциск I заплатил превеликую сумму. Изображалась нагая Леда — и так живо, в таком сладострастном положении, что губернатор не мог видеть ее без соблазна.
Николай Карамзин "Письма русского путешественника"
Какая-то старушка подралась на улице с каким-то стариком; пономарь вступился за женщину; старик выхватил из кармана пистолет и хотел застрелить пономаря, но люди, шедшие по улице, бросились на него, обезоружили и повели его... a la lanterne (на виселицу); отряд национальной гвардии встретился с сею толпою людей, отнял у них старика и привел в ратушу — вот что было причиною волнения! Народ, который сделался во Франции страшнейшим деспотом, требовал, чтобы ему выдали виновного, и кричал: "A la lanterne!" Пономарь кричал: "A la lanterne! A la lanterne!" Бабы-торговки кричали: "A la lanterne! A la lanterne!" Те, которые наиболее шумели и возбуждали других к мятежу, были нищие и празднолюбцы, не хотящие работать с эпохи так называемой Французской свободы.
Жа́воронок. Имя этой весенней птички вызывает множество споров. Его выводили из «яроворонок» (или «жароворонок»), потому что «яро» в древнерусском значило «весна»; тогда «жаворонок» — «вешняя птичка». Видели в нем уменьшительную форму от «жаворон», а это слово считали близким к «гавран» — «ворон». В этом случае «жа-» — такое же звукоподражание, как «га-» в «гага», «гагара». Связывали это слово и со старославянским «гаяти» — «каркать», и с древнеиндийским «gáyati» — «поет». А окончательного и бесспорного решения вопроса все еще нет.