Наш паровоз, вперед лети...
Из революционной песни
Говорят, скоро разрешат гетеросексуальные браки... Из подслушанного разговора
Вращаясь под крутым уклоном,
Летят за окнами вагона
И перелески, и поля.
Летит состав. Как в лихорадке,
Трясутся потолки и лавки,
Гудок поет протяжным «ля».
На стыках бъёт от недогруза...
Вагон из бывшего Союза
Везёт сограждан прошлых лет.
Я с ними. Мне слегка за сорок,
Недоучившийся геолог,
Несостоявшийся поэт.
Весь путь и тряский, и неблизкий
Я рассуждаю по-английски,
Я так устал в занятье том,
Что кажется, дошёл до края...
Язык, которого не знаю,
Во рту сбивается комком.
С какой-то старой иностранкой
(Голландкой? Немкой? Агличанкой?)
Мы, о дороге позабыв,
Болтаем о советском крахе,
О Крыме и о Тити-Каке...
И что-то зреет, как нарыв...
Без всякой связи в разговоре,
И вроде с логикой не споря,
Но будто вертится меж нас
Бес или бестия шальная,
Речами нашими играя,
В полутонах отдельных фраз...
Упоминал я выше, верно,
Что говорю довольно скверно,
Но так охота велика:
Хоть не попал в аспирантуру,
Как пели мы, студенты, «сдуру» —
Английский внятен мне слегка...
Притормозить бы надо было,
Но словно в неком месте шило
И будто сам себе назло
Сорвав ограничений клапан,
Мелю я всякий вздор. «Остапа,—
писали классики,— несло...»
Ну вот: слегка о смысле жизни
И что при то-
та-
ли-
та-
ризме
Геологам жилось сытней...
Коронам, хунтам и советам,
И африканским людоедам
(Не разделяя их идей)
Служили c подлинным успехом...
Она мне отвечает смехом,
И ухмыляюсь я в ответ.
Что, право, ей мои заботы?
Конечно, по большому счёту,
До них ей вовсе дела нет.
Вид интересный у старухи:
В коронках зубы, в кольцах руки,
На шее жад и бирюза.
Лицо не слишком доброй феи,
И не по-русски голубеют
Полубезумные глаза...
Тревога в них и любопытство...
Какая редкостная птица!
Не часто встретишься с такой...
Но вот, с чего бы... Бог со мною!
Темнеет взор её. Волною
В нём наплывают мрак и зной.
И речи звук англосаксонской
Сменяет говор вавилонский
Или неведомо какой,
И зубы скаля беспричинно,
Свою неброскую личину
Помолодевшею рукой
Она снимает. И при этом
Звенят тяжёлые браслеты,
Которых я не замечал...
Я скрыть своё волненье силюсь,
Но всё вокруг преобразилось,
И неба свод лилов и ал...
В окно вливает отсвет ада
И потянуло сладким ядом.
В пространстве тесного купе
Кругом, вдруг, серебро и бархат,
А дама продолжает каркать
На неизвестном языке.
Но эти звуки полуптичьи
Приобретают, вдруг, величье:
В них звон металла, неба гром
Рокочет эхом многократным.
Забытым, древним, но понятным
Мне почему-то языком
Она гласит, она вещает:
«Не спрашивай кто я такая...»
А может быть «...кто я такой»?
Не отразит толмач убогий
Местоименья и предлоги
Той речи странной, небылой...
Лицо её передо мною
Плыло. И будто бы иглою
Пронзал меня недобрый взгляд,
Но профиль был точён и тонок,
И губы яркие — бутоном,
И зубы жемчугами в ряд...
И рыжий шёлк волос прекрасных
Переливался плотной массой
Вокруг сияющего лба,
Как будто нимб... И песней в уши
Вливались мне, смущая душу,
Сивиллы вещие слова...
Но что-то было в этом лике...
Её нависший лоб велик ли
Иль слишком правилен овал?
Иль с куклою живою сходство —
И совершенство, и уродство?
Я сам себя не понимал...
Затем, в пустой оконной раме
Возникли сны, как на экране.
В них видел я событий нить:
Что было встарь, что есть, что станет...
Как жаль! Испуганная память
Не всё смогла мне сохранить.
Там были прошлого картины:
Кипела ярость битв старинных;
Мечи и копья, сталь и медь...
Шли пленники — в колодках ноги,
Через долины и отроги
Гнала их вражеская плеть.
Потом фигуры в экипажах,
У полосатых будок стража...
Нет, дальше вспомнить не могу.
Потом знамёна, люди в хаки...
Снега, ограды и бараки...
И чьи то тени на снегу...
Потом какие-то обрывки:
В толпе плакаты и загривки
Вальяжных старцев в орденах...
Ещё провал... Сидел я тихо,
Порой искал глазами выход,
Но мрак царил в моих глазах.
Потом грядущего виденья:
Горит высотное строенье,
Над коим вздет трёхцветный стяг.
Из окон дым... «Как это странно»,—
Я тихо мямлил постоянно,
Не понимая суть никак...
А, между тем, моя сивилла
Со мной опять заговорила,
Чертя перстами на стекле,
Там люд бесправный, злобный, сонный
Забитый властью беззаконной
Погряз в пороке и во зле...
Там снова властвует Идея,
Там Юг в крови, там коченеет
Мой Север, чёрный словно гарь,
Там пьют спиртные суррогаты,
Клянут жидов, клянут зарплату...
И, пьян от власти, правит царь...
Я взгляд отвёл зворожённый
На торс колдуньи обнажённый,
На лик, пылающий огнём...
Она, безумная, смеялась,
Как будто всё лишь только шалость...
Слова расслышал я потом:
«Ещё ль не понял, муж несмелый,
С Чем ты сейчас имеешь дело?
Что ты трепещешь, будто лист
И, улыбаясь, чуть не плачешь?
Я есть твоя судьба, удача!
Твоя совсем иная жизнь!
Я в мире сумрачном, далёком
Была вельможей и пророком.
Известны мне времён пути,
Но остаюсь в раздоре вечном,
Поскольку страсть к познанью женщин
Горит огнём в моей груди...
Ты удивлён? Да, я мужчиной
Была. И этою причиной
Мой жребий сильно изменён:
Ведь я любила дев весёлых,
Но близость со своим лишь полом
Повелевает нам закон.
Приноровясь к суровой доле,
Утратив титул поневоле,
Я женщиной сумела стать.
И мне поведал некий Голос,
Что власть верну и успокоюсь,
И обрету я благодать,
Когда до окончанья века
Найду такого человека,
Что для моих прекрасных глаз
Изменит пол и облик внешний,
Дабы вкусить любви нездешней...
А где искать, как не у вас?
Сам посуди. Подумай здраво.
Переворотов, войн кровавых
И революций злая страсть
Вас пожирает сверх границы...
Гербы меняя и столицы,
Вас перестраивала власть.
Себя кромсая, как бумагу,
Вы «в смерти жить» храните тягу.
Богов свергая и царей,
Привычны вы к делам авральным
И перекройкам кардинальным...
Смотри! Решайся! Будь смелей!
В кольце невзгод тугом и плотном,
Ты станешь ни на что не годным,
Несчастным мужем и отцом,
Полуголодным оборванцем
И второсортным иностранцем,
Плевки терпя в своё лицо
В своей стране нелепой, нищей,
Питаясь непригодной пищей...
Оставь, забудь весь этот вздор!
Я счастье дать тебе сумею,
Ты только подписью своею
Скрепи наш вечный договор.
Приди в мой мир. Судьба такая
Превысит все утехи рая,
О чём подумать мог в мечтах.
Одно лишь выполни условье,
Я награжу тебя любовью...
Долой сомнения и страх!..»
Вдруг, всё прошло. Осталась малость...
Москва заметно приближалась.
Очнулось блёклое купе.
Народ сдавал свои постели.
Столбы за окнами летели,
Платформы, дачи, КПП...
Вот Переделкино мелькнуло,
Уж тянет публика баулы,
Стремясь быстрей закончить путь,
Толпится к выходу... «Ну, здрасьте, —
подумал я, — с какой напасти
Привидится такая жуть?»
Вернулся мой напарник вскоре,
Курил он где-то в коридоре
У незакрытого окна,
Мы стали двигать рюкзаками...
Она...нет, он (!) следит за нами.
Нет, впрочем, всё-таки она...
Старух... старуха. Вновь белёса,
Два светлых глаза — два вопроса.
Да, ей (ему?) немало лет!
Свои перебирает кофры...
Но в рукаве широкой кофты,
Возможно, звякнул тот браслет...
Опять незначащие фразы
Отодвигают раз за разом
Весь этот странный тарарам,
Но вот милорд (или миледи?)
Спросила: «...do you understand me?»
И не поверил я глазам —
Чуть подмигнула мне при этом.
Я ей ответил: « Surely, madame...»
И тут же к выходу пошёл,
Кивнув, прощаясь, для порядка...
В Москве ждала нас пересадка,
А перед нею встреча, стол...
Полны алданскими мечтами,
На том застолье с москвичами,
Под рюмок тихий перезвон
Предполагали мы едва ли,
Что мимоходом открывали
Последний полевой сезон...
Алдан желанный и угрюмый,
Его гольцы, его курумы,
И мхово-ягодный дурман,
Сюрпризы недр его холодных,
И норов речек многоводных
Коварный... Золотой Алдан...
Я так любил его угрозы!..
Но я отвлёкся…
что ж...
прогнозы
Сбылись. Пошло всё вкривь и вкось:
Развал, безденежье, болезни...
В страну плевков, пинков, претензий
Завёз дрянной наш паровоз...
Порой мне снится та беседа.
Я до сих пор как будто еду,
Свою предчувствуя беду,
И с поезда сойти не в силах,
И руки длинные сивиллы
За мною тянутся в бреду...
И я бегу, бегу со стоном
Сквозь бесконечные вагоны,
И выход не найду никак...
Потом проснусь средь ночи чёрной
(Меня невольно передёрнет)
И чертыхаюсь в сонный мрак.
Уверен я — себе подмогу
«Мадам» нашла: народу много,
Кругом такая кутерьма!
Но вот вопрос... Меня он гложет:
Сошли мы с поезда иль всё же
Решительно сошли с ума? |
