На право выжить подана заявка,
Ее прислал знакомый разгильдяй.
Ему и выдана по полной форме справка,
Что он спокойный юный негодяй.
И вот уже две очереди справа,
Одна по левой южной полосе,
Левобережной сумрачной державы,
На правом жигулевском колесе,
Изобразились как на дорожной карте,
По вехам разделенческих времен.
Их подписал родной товарищ Сталин.
И большевистскою рукою был скреплен,
Союз великий от вершин Памира,
До северной последней широты,
И от татарского недоброго пролива,
До молдаванской виноградной долготы.
И жил народ, величье поминая,
Апрельских неисполненных завет,
И до хрущевских обещаний рая,
Осмидесятых незабвенных лет.
Затем родной по всем размерам Брежнев,
На съездах обещанья распылил.
На пленумах, в распыл экономотрещин,
Народец свой потоком южным смыл.
А мы все верили и терпеливо ждали,
Когда придет желанная пора,
На демонстрациях неистово кричали:
Родная партия и громкое УРА.
Затем хлебали в праздничном застолье,
Армянский славно пахнущий коньяк,
И ивасями нажирались в волю,
Любили женщин, все было ништяк.
Но вот однажды в пасмурное утро,
С похмелья мощного три синих мудака,
Не охлаждая пламенное нУтро,
Сваляли подкидного дурака.
И все, поехало, поплыло в темень страха,
На сцену выплыл рыжий хрен Чубайс,
С тех пор не видим мы ни славы, ни халявы,
Нас оседлал немецкий Йоган Вайс. |