Вах, вах, опять творю нетленки.
И пусть завидуют, но я всегда готов,
Приняв с утра пяток горячих гренок,
В пределах нежных розовых коленок,
Забыться в омуте потоков праздных слов.
И отдавая должное пиитам,
И вереницам ласковых подруг,
Вернуть на плаху, что давно забыто,
Что сгнило у разбитого корыта.
И не ласкает мой смущенный друг:
По случаю, отмеченному в возраст.
Иль может быть проклятую печаль,
Показывая свой проклятый норов,
Сожрал в хлеву толстущий белый боров,
Отхрюкав жизнь в безоблачную даль…
Вернуться, помечтать в восторге ласки,
Закрыть глаза и тихо умереть,
Как в старой переливной доброй сказке,
Отстроив девам старческие глазки,
Где жесткую отмоченную плеть,
В пределах сна и старческого сплина,
Набравшись непотребного вина,
Хозяин на холопов мирных спины,
Все на глазах упитанной Марины,
Отпустит в раже красного шатра.
Затем обнимет утреннюю деву,
И захлебнется персями весны,
В тумане ног и сладких перепевов,
Без радости дальнейших переделов,
Что принесли натруженные сны. |
