Себя заставить понимать, довольно трудно.
На языке сплошная мать, и на душе паскудно.
На кураже приму стакан, холодной водки.
И буду вновь как атаман с друзьями в лодке.
Со мной персидская княжна, души отрада,
Но вот летит ко мне волна, разлукой справа.
И скоро буйная глава, добыча плахи,
Расчетом за удачу дней, слетит к девахе,
В замахе мощном палача. Толпа хохочет.
Но к чистоте лететь душа совсем не хочет.
Ее опять толкает в степь рассвет ковыльный,
Слуга свободы черный вепрь, и скок кобылы.
И брань в истоке на луга невинной крови.
Я неба вечного слуга и сын неволи.
В смиренье истина живет, а я не слушал,
За это силу и живот шакал откушал.
И превратил свободу в пыль, дороги черной,
Он знал позорной жизни смысл, в судьбе тревожной. |
