Дрожь берет от вида этой даты.
Лезут в ум расхожие клише.
В год две тыщи, мать его, двадцатый
Невозможно гадко на душе.
Лишь вчера Австралии пожары
Поднимали пепел до небес.
Самолет израненый с радара,
Растворившись в вечности, исчез.
А теперь, способствуя урону,
На коне (хотя и до поры)
Злобный вирус рядится в корону
И диктует правила игры.
И ему навстречу, из опаски
Угодить инфекции на суд,
Все вокруг попрятались под маски,
Забывая - маски не спасут.
А зловредный судьбами играет -
Знать, прием у вируса таков -
И цинично в жертвы выбирает
Тех кто слаб, больных и стариков.
Оплетает словно паутиной,
Лезет в уши, ноздри и глаза,
Никакой не лечится вакциной
И нигде не жмет на тормоза.
Бередит растравленные раны,
Расползаясь слухами в молве,
Донимая цифрами с экранов
И держа заточку в рукаве.
И рисует графики и даты,
Проявляя редкостную прыть.
И охота спрятаться куда-то,
Чтоб не знать, не думать,
Позабыть.
Кинуть все и прочь от супостата.
Без него, ведь, рай и в шалаше...
В год две тыщи, мать его, двадцатый
Бесконечно мерзко на душе.
|