АВТОПОРТРЕТ С КАМЕЛЛИЕЙ БРАНЧ

АВТОПОРТРЕТ С КАМЕЛЛИЕЙ БРАНЧ

Мэри Нунан

(Памяти Паулы Модерсон-Бекер)

Твоя картина, где девушка в камвольном синем платье

наигрывает на флейте средь берез – как бы в клетке

из узорных серебристых стволов – может послужить зачином,

возможностью объяснить, почему ты бежала из Теуфелсмоора

в Париж, где праздничные толпы ликовали вокруг башни

на берегу Сены, на которой проводились эксперименты со
светом.

Четыре раза за семь лет ты занималась в классах живописи,

где разрешалось делать эскизы с моделей ню.

Ты знала, чему можно научиться, рисуя

портреты мумий в Лувре, эти глаза

без зрачков, столкнувшихся с загробной жизнью.

В студии Родена ты узнала как можно рисовать,

не беспокоясь при этом что подумают люди,

ты смогла, наконец, забыть все и погрузилась

в шумную жизнь кожаных вещей, янтаря и веточек камелии,

которые высоко в руках поднимают меланхолические дети.

Как ты устремилась к обладанию всем этим и написала Отто,

что никогда не вернешься к нему и никогда не родишь от него
ребенка,

как ты попросила свою сестру, чтобы та сфотографировала тебя
нагишом,

чтобы ты смогла написать собственный «Автопортрет в шестую

годовщину свадьбы» обнаженной, твой округлый живот,

нитка желтых бус на твоей груди - Как жаль! –

эти слова вырвались из твоих уст перед самой смертью

в 31 год, всего через несколько дней после твоего дня рождения.

Ах как жаль, Паула! Как жаль!

Ты начала с рисования старых женщин со скрещенными

руками, покоящимися на их коленях, а закончила портретами

девочек, прижимающих красные или желтые цветы к сердцу.

Черновик: 2020-04-24

SELF-PORTRAIT
WITH CAMELLIA BRANCH

Mary
Noonan

(Homage
to Paula Modersohn-Becker)

Your
painting of a girl in a blue worsted dress

blowing
a flute in a birch forest – a cage

with
knotted silver bars – could be a beginning

a
way to tell why you ran from Teufelsmoor

to
Paris, where crowds were fêting a tower

on
the Seine, experimenting with light.

Four
times in seven years you ran to the life-

drawing
classes, where they let you sketch

the
nudes. You knew what you could learn from

the
mummy portraits in the Louvre, those eyes

without
pupils, facing into the after-life.

In
Rodin’s studio, you saw it was possible to draw

and
not care what people thought and you

were
able to let go at last, dive into the whirring

life
of skin and amber and camellia branches

held
aloft in the hands of melancholy children.

How
you rushed to get it all out, writing Otto that you

would
never go back to him, never have his child

asking
your sister to photograph you naked, so that

you
could paint your nude ‘Self-Portrait on the Sixth

Wedding
Anniversary’, your belly round

a
string of yellow beads between your breasts –

Schade!
– the word that flew from your throat

as
you died, aged thirty-one, days after the birth.

Ah
Schade, Paula ! What a shame it was!

You
began by painting very old women, their hands

crossed
in their laps, and you finished with your portraits

of
girls, pressing red and yellow flowers to their hearts.