Часть первая
Не скажу, в какой стране,
Может, в нашей стороне,
Или где-то в дальних землях,
Что скрываются вовне,
Жил-был царь. Носил кашне,
Не особенно краснел,
Новостям печальным внемля.
В общем, царь себе вполне.
Правил тридцать и три года,
Был любим честным народом,
Оппозицию гонял,
Не любил он хороводы.
Невзирая на невзгоды.
Совершил великий подвиг -
Он страну с колен поднял!
В общем, сказки кукловода.
А народу, как всегда,
Все не то и не туда.
Пили водку, били морды,
Если только не страда.
В остальном одна беда,
Все прибрали господа,
Новоявленные лорды,
Не один, не два – орда!
И в окрестностях столицы,
Неопознанные лица
Также пили самогон,
Обсуждая небылицы,
Да ругая заграницу,
От зарницы до зарницы,
Как привыкли испокон.
(Нежно ржали кобылицы).
Слово за слово, степенно,
Поминали разных членов,
От министров до царя,
Восседающих бессменно.
Говорили про спортсменов,
Про зарплаты и про цены,
Балагуря и остря.
(Заедали водку хреном).
Голодали, в общем, тихо,
Лишь бы не тревожить лихо.
Снова пили. Литры водки
Заедали облепихой.
А волненья нарастали:
Люди молча возражали,
Если не было селедки
Или, скажем, умирали,
Вспоминая чью-то мать.
То ли дело баре, знать,
Расплодились словно крысы,
Сразу и не сосчитать…
Отступив немного вспять,
(Обещаю не петлять)
Расскажу о черте лысом,
А по сути, просто тать.
Был министр у царя,
Крал помногу втихаря.
Как и прочие министры,
С января до января.
Но служил-то он не зря,
Это, мягко говоря.
Хоть и служба неказиста,
Быть доносчиком царя.
А министра, вот те крест,
Звали женераль Модест.
Призывает царь министра,
Как-то, между двух сиест,
И не дав тому присесть,
Тычет в рожу манифест.
Ну-ка, объясни нам быстро,
Это что там за протест?!
Бухнулся Модест в колени,
Не виновен я в измене!
Это пятая колонна,
Это злые вражьи тени!
И заметьте, нотабене,
Заикаются о смене
Власти революционно!
Может…, праздники отменим?
Царь вскочил, грозя бровями:
Разогнать собак плетями!
Всех зачинщиков в тюрьму!
А толпу давить конями!
Сечь ремнями, батогами,
Разобраться с бунтарями!
Самым злостным по клейму,
Выжечь лбы, сковать цепями!
Разошелся не на шутку,
Старый, маленький михрютка.
Царь я вам или не царь?!
Проститутки-баламутки!
Так кричал без промежутков,
Будто не в ладах с рассудком,
Кесарь он же государь,
Может день, а может сутки.
Пожелтев, как палимпсест,
Повалился в пол Модест.
Испугался хитрый тать.
Жопой чувствуя подтекст,
Ямбом выдал анапест:
Подавлю я, царь, протест!
Научу, как бунтовать,
И в столице, и окрест!
***
В это время издалеча,
Понеслись в столицу речи,
Мол, какой-то там шаман,
Возомнил себя предтечей.
И с котомкою заплечной,
Да с мечом, не бывшим в сечах,
Сквозь метели и туман,
Вышел в путь судьбе навстречу.
Полетел слушок в народе,
Что шаман не просто бродит,
А идет в столицу он,
Изгонять нечистых, вроде.
Что шаман богам угоден,
Де, камлает о свободе,
От вцепившегося в трон,
Сатаны, что враг Господень.
Донесли Модесту люди,
Мол, идет какой-то чудик,
Безобидный дурачок,
Не свинячит, не паскудит.
Пару сотен верст проблудит,
А как голову остудит,
Или сморщится стручок,
Так о смуте и забудет.
Испугался наш министр,
(Трус, как все антагонисты):
Если вдруг узнает царь,
От сподвижников чекистов,
Что не справился магистр,
Проворонил экстремиста!
Вмиг отправит на фонарь,
И конец наступит быстро!
Раскричался генерал,
Разорался, как хорал:
Задержать, кричит, немедля!
Заточить козла в централ!
И бранился, и плевал
В общем, объявил аврал
В городах и прочих землях,
Что годами обирал.
А тем временем шаман,
Шел упрямо сквозь буран.
Нес поклажу на горбу,
Пряча голову в тюрбан.
По ночам читал роман
Про последних могикан,
И творил свою волшбу,
Не используя дурман.
Прячась от морозной вьюги,
В наспех сложенной лачуге,
О свободе он камлал.
Словно древние ашуги,
Напевая, плел кольчугу.
Думал о предавшем друге,
Что, клянясь о братстве, лгал.
Сдав прислужникам ворюги.
И проснувшись поутру,
Клялся воин: Де, помру,
Но дойду до цитадели,
В марте или к сентябрю.
Где в забавах и пиру,
Заседают те, что врут,
Час за часом, дни, недели -
Годы зла! И быть добру!
***
Разобравшись, где и как
То ль дурак, а то ль смельчак,
Движется пешком в столицу,
В окружении собак.
Шлют начальники служак,
Задержать шамана так,
Чтоб забыли небылицу,
Глупость, вроде как, пустяк.
Окружили человека
От столицы в трех парсеках,
Обложив со всех сторон,
Словно персы древних греков
Или дикого абрека.
А шаман-то не калека,
Вынул меч Декамерон.
Нарублю на чебуреки!
Закричал шаман бесстрашно,
В бой вступая бесшабашно,
С превышающим числом
Где мечом, где рукопашно.
Словом, бился так изящно,
Тыча острием не зряшно,
Прорубаясь напролом,
Что воякам стало страшно.
Это вам не демонстранты,
Те, что машут транспарантом,
И бегут, завидев нас,
Дилетанты-протестанты!
Не безмолвные мигранты,
Что суют в карман сержанту
Кое-как договорясь.
Этот кажется гигантом!
Все закончилось добром:
Навалились вшестером,
Повалили в белый снег,
То ли носом, то ли лбом!
И… не грянул майский гром!
Не взлетел шаман орлом.
Не помог и оберег,
Хоть и крытый серебром!
Отвезли шамана в город,
Пригрозили: Будешь порот,
Коли вздумаешь бузить!
Посидишь тут за забором,
Никаких тебе спецкоров,
Двадцать дней, а может сорок.
Можешь не благодарить.
И забудь ты про Аврору.
Посидел шаман недельку,
Согревая ноги грелкой,
По ночам к богам взывая,
Зябко кутаясь в шинельку.
Вдруг, услышав новость мельком
Про себя: мол, «пьяный в стельку,
Ничего не понимая,
Топчет дурачок земельку.
Понабрал придурков стадо
Все в диковинных нарядах,
Что решили с бодуна
Будто им в столице рады».
Разозлился воин: Гады!
Выпил рюмку-две с досады,
Самодельного вина,
Матерной грозя тирадой.
И собрав свои пожитки,
(Бубен, меч, иголку с ниткой)
Вновь отправился он в путь.
Тихо проскользнув в калитку.
В куцей байковой накидке,
Двинул по полям в попытке,
Пешим ходом как-нибудь,
Невзирая на убытки,
До царя дойти…
***
|