это было слишком просто: повесить ружьё на стену
в первом акте, как завещал писатель
выпустив нас, таких разных, на эту большую сцену
и за нами смотреть, и наблюдать
как события развиваются, как приближается неминуемое
как тянутся руки, чешутся руки
и вот уже слышится по сторонам: чтоб его, ну его...
каждый нацелен будто сожрать друг друга
но ружьё продолжает висеть, заряженное и суровое
ружьё, до блеска начищенное и смертельное
повешенное здесь как раз таки для того, чтобы мы
что-то с собой окончательное сделали
но никто не шевелится, никто его не замечает
ружьё, отчаявшись, готово уже само в нас выстрелить!
не спит ночами, подглядывая за нами
как из глубинки американской за коммунистами
и вот уже близится последний акт
и актёры последние выкрикивают реплики
разругавшиеся, спустившие всех собак
друг на друга, теперь -- объятиями крепкими
завершая пьесу и весь двадцатый век
пускай там ещё и дуется кто-то в сторонке
а ржавое ружьё так и висело на стене
подобно анекдотическому ружью эстонскому...
|