Никто не спит на небе.
Никто, никто.
Никто не спит.
Лунные твари высматривают и рыщут по
своим хижинам.
Приползут игуаны и будут кусать неспящих,
и человек, выбежавший, со сломанным духом, встретит на углу улицы
жуткого, тихого каймана под нежным протестом звёзд.
Никто не спит на земле.
Никто, никто.
Никто не спит.
Покойник на кладбище три года стонал из-за засохшего колена,
и тот мальчик, погребённый утром, так сильно
рыдал, что пришлось позвать собак заглушить его плач.
Жизнь не сон.
Осторожно! Осторожно!
Осторожно!
Мы падаем с лестниц погрызть влажную землю,
или лезем на острие ножа из снега с голосами
мертвых георгинов.
Но забывчивость не возбуждает,
мечты не возбуждают,
плоть возбуждает.
Поцелуи связывают наши уста зарослями новых
вен, и кого мучает боль, тот будет чувствовать
эту боль всегда,
а тот, кто боится смерти, понесет ее
на своих плечах.
Однажды лошади будут жить в салонах,
а разъярённые муравьи бросятся на жёлтые
небеса, укрывшиеся от глаз коров.
На следующий день мы увидим, как сохранившиеся
бабочки воскреснут из мертвых и пройдемся ещё по стране
серых губок и тихих лодок, увидим, как вспыхивает
наше кольцо и розы срываются с нашего языка.
Осторожно! Будьте осторожны!
Мужчины, у которых ещё остались следы когтей
и грозы,
и тот мальчик, который плакал из-за того, что никогда
не слышал об изобретении моста,
или этот покойник, у которого только голова
и башмак.
Мы должны отнести их к стенке, где ждут игуаны
и змеи,
где ждут медвежьи зубы,
где ждёт рука мумии мальчика и щетина верблюда
встаёт дыбом от неистовой, синей дрожи.
Никто не спит на небе.
Никто, никто.
Никто не спит.
И если кто-нибудь закроет глаза, кнут, парни, кнут.
Пусть будет пейзаж открытых глаз и горьких ран
в огне.
Никто в этом мире не спит. Никто, никто.
Я об этом уже говорил.
Никто не спит.
Но если кто-то нарастит на висках слишком много мха,
откройте люки сцены, чтобы он смог увидеть лежащие при
лунном свете кубки и яд, и черепа тварей. |
