Сотни Рембо вокруг:
в кафе, галереях, барах, прачечных,
на каждом перекрёстке;
они требуют немедленного признания
и с телепатической интенсивностью
испрашивают подаяния.
На каждом гектаре больше Рембо,
чем Бодлеров в богемном квартале,
но, когда я прибыл на поэтическое чтение,
я отчётливо насчитал 365 Арто -
по одному на каждый день года.
Франция оживлённо торгует Арто.
Каждый Арто обвиняет других в мошенничестве,
каждый демонстрирует с беззубой,
высокомерной усмешкой и показным безумием
шрамы на запястье как раны ветерана.
Когда я начал читать,
они поднялись, как один человек,
и стали вопить, обличая меня в педерастии,
чёрной магии и католических чарах;
все Арто произвели дьявольский шум,
так что я с трудом смог продолжить.
Когда всё окончилось, потрясённый, я добрался
до любимого кафе и оказался в одиночестве,
среди почти дюжины Арто за стойкой,
которые общались друг с другом
на каком-то кабалистическом жаргоне,
состоящим из средневекового
академического кулдыкания
и еврейского жаргона Бронкса,
замышляя свергнуть Князя Мира,
единственного на их пути.
С громким смехом они славили
гениальность друг друга,
глядя настойчиво в зеркало,
где они могли видеть себя,
умноженными до бесконечности.
|
