Я всегда волновался за вас:
мужчин и женщин за роялем,
которые вечер за вечером
получают лишь те аплодисменты,
которые позволяет певец:
"Прошу, теплые рукоплескания
моему аккомпаниатору ".
На концертах я наблюдаю
за вашими пальцами
на клавишах
и за тем, как быстро и
как превосходно
вы переворачиваете страницы
с нотами,
отслеживаете ноты певца,
скрываете его недостатки,
я беспокоюсь о целых жизнях,
многих жизнях, прожитых
в отраженной тени славы,
но потом, когда голос певца
замирает
и есть только ваши последние,
фортепианные ноты, совсем
не обиженные, несущие нас
к концу,
к тем искренним возгласам,
вырывающимися маленькими
частицами из взволнованной
аудитории,
как внезапные полевые цветы,
качающиеся под дождём
непрерывных хлопков.
И я тоже на ногах, хлопаю
и подбадриваю
певца, да, но я думаю отчасти
так же
и о вас, стоящих к нам вполоборота,
балансирующих на своих чёрных
скамьях,
скромных, с чрезвычайно хорошо
отрепетированным материалом,
все ещё играющих ту роль, которую
вы для себя выбрали.
Послесловие:
The Accompanist
I've always worried about you
the man or woman at the piano
bench,
night after night receiving only
such applause as the singer allows:
a warm hand please, for my accompanist.
At concerts, as I watch your fingers
on the keys, and how swiftly, how excellently
you turn sheet music pages, track
the singer's notes, cover the singer's
flaws, I worry about whole lifetimes,
most lifetimes lived in the shadows of reflected
flame, but then the singer's voice dies and there
are just your last piano notes, not resentful
at all, carrying us to the end, into those heartfelt
cheers that spring up in little patches from a thrilled
audience like sudden wildflowers bobbing in a rain
of steady clapping. And I'm on my feet, also,
clapping and cheering for the singer, yes, but I think
partially likewise for you half-turned toward us,
balanced on your black bench, modest, utterly
well-rehearsed, still playing the part you've made yours.
