Привет, дурак! Уж раз ты тут,
Я с удовольствием прочту
Тебе историю простую,
О том, как я, в душе бунтуя,
Решил построить впопыхах
Корабль в рифмах и стихах,
И пригласил без лишних слов
На борт отпетых дураков!
Позвал болванов, что не знают,
Какими глупыми бывают,
Когда, разинув рот, вопят,
Что понимают всё и вся!
Таким корабль дурацкий будет
Попыткой знатной выйти в люди!
Ведь каждый знает, что никак
Не может умным быть дурак,
Но средь подобных пустомелей
Вольней живётся дуралеям.
Позвал разнообразных женщин,
Столичных дев и деревенщин,
Что в валенках и в сапогах,
В облезлых платьях и в шелках
По палубам гуляют важно,
Виляя бёдрами вальяжно,
И кривят рожи непрестанно
Старпому или капитану
В надежде подцепить удачу,
Квартиру, бриллианты, дачу,
И пудренным сверкая носом,
Злят обезумевших матросов,
А те, от похоти, зверея,
Им дарят стыд и гонорею.
И пригласил продажных девок,
К которым бегают налево
Ваши достойные мужчины,
Чья похоть пролетает мимо
Печальных жёнушек своих,
Что тоже настрогают вмиг
Мужьям рога, как у лосей,
А вместе с ними и детей.
И будет, точно у Платона,
То ль в «Государстве», то ль в «Законах»:
Кто с кем живёт и кто с кем спит,
Не знаешь, господи, прости.
Позвал отъявленных злодеев –
Латентных (и не очень) геев,
Что долбят членом по столу,
Пугая бедную жену,
Да корчат из себя самцов
И справедливейших отцов,
Смакуя, как деликатес,
Чужой заднепроходный секс.
И с криком жарким: «Я мужик»,
Под хвост по пьяни друга вжик.
Позвал политиков, министров,
Глашатаев и журналистов,
Всех тех, кто постоянно врёт,
Жируя на казённый счёт.
Да пригласил со всех концов
Неисправимейших глупцов,
Кретинов, олухов, болванов,
Тупиц, оболтусов, мужланов…
И в этом котловане дурней
Один другого скудоумней.
Под массой глупости внезапно
На радость рыбам и пиратам
По воле бога или рифм
Корабль дурацкий сел на риф.
И, если всё же предстоит
Пиратов или рыб кормить,
То призываю веселиться,
Мои злосчастные тупицы,
Ведь сам безмозглый Севастьян
С утра пораньше горько пьян!
|
Юрий Со
Мы шли на зюйд. Теченье уносило
корабль полный духов и людей.
Собрала тут неведомая сила
воров, монахов, клерков и судей.
Мы ели рыбу, водорослей комья,
порой медуз глотали мы живьём.
И, вобщем-то, никто уже не помнил
куда, зачем и сколько мы плывём.
Раскосая деваха Божью милость
звала, шепча свои псалмы в рапан.
Она здесь зачала и разродилась,
ребенок где-то в трюме запропал.
Босой поэт бубнил стихи о смерти,
рукою к юнге проскользнув в штаны.
Торгаш слюнявил доллары в конверте,
которые здесь даром не нужны.
Здесь без работы гнил гробокопатель,
зрачками шаря по сплошной воде.
Сосал здесь рыбьи кости председатель
каких-то банков, фондов и т. д.
Никто уже не задавал вопросов.
Гроссмейстер проститутке ставил шах.
И бойкий, но свихнувшийся философ,
нам вдохновенно толковал о вшах.
Монахини в своём тщедушном теле
носили неизвестно чьих детей.
Их все уже давно переимели
и больше не считали за людей.
Наш путь лежал не краток и не долог.
Мы шли на зюйд. Потом уже на вест.
От голода икающий астролог
пытался втюхать мне нательный крест.
А в темном трюме без конца орала
толпа, не в силах более молчать.
Конкистадоры или либералы,
среди дерьма их трудно различать.
Там, между бочек в темноте слоистой,
попавшую им в руки на беду,
два бугая терзали феминистку,
которая здесь перешла в вуду.
Вдруг капитан (Петров, Мурадов, Лившиц?)
Поспешно вышел к носу корабля.
И юнга, с мачты кое-как спустившись,
ему шепнул на ухо: там земля.
Но капитан, он ведь великий дока.
И с ясностью, присущей лишь ему,
он понимал что хорошо, что плохо,
а что совсем не нужно никому.
И наш корабль тихо развернулся
и удалился в синий океан.
Никто из нас на землю не вернулся.
Земли ведь нету. Это всё обман.