Нелеп, веснушчат, малоросл и тощ, стараньем звёзд бедней церковной мыши
он одержим желанием помочь, едва призыв о помощи услышит.
Озлобленность людская бьёт ключом, а этот неприметный малахольный
в великодушье инфантильном сольном готов подставить тощее плечо,
спуститься в неизведанного мглу по шатким всепрощения ступеням,
за спектр предоставляемых услуг, наивно не истребовав ни пенни.
Лишь только, как железом по стеклу, вонзая в мозг обиду, словно Каин,
бескостным языком молва людская пришпиливала лейбл «Да он же глуп!»
Порою разум выдвигал протест, и рвался в ночь гортанный хрип «Доколе?!»,
Но, просыпался в нём дремавший бес, заклятьем древним раны обезболив.
Сознание любовью отравив, молитвы словом затыкая уши,
он рвался в бой – спасать людские души и не искал в ответ в глазах любви.
Сим бесом одержимый, был упрям. Как чёрный Стикс, зажатый берегами,
он к черни ровен был, и к королям и вряд ли спасовал перед богами.
Упрямо нёс терновый свой венец любви христовой не изведав края,
назло свирепой человечьей стае, таврующей его клеймом «Глупец…»
Ни грешник покаянный, ни святой в оковах мира ничего не значат:
не любит стая мыслящих иначе, молитвы слог сочтя за звук пустой.
Поклёп, донос, судейский произвол… объятия верёвки на запястьях…
Не по душе держащей стаю власти, когда сердца людские жжёт глагол
В предсмертный час свой молвил плачу, гримасничая отраженьем в стали
«Возьми монету – утоли печали: зажги во искупление свечу…»
Раздал Господь терновые венцы… В них, променяв на избранность свободу,
в вино хмельное превращая воду проходят путь свой жизненный глупцы.
|
