Когда тебя застал на сеновале,
Одну, конечно, ты была пьяна.
А я был трезв и шел до тети Вали,
Добыть немного красного вина.
Ну, разве вспомнишь наши поцелуи,
Тебя тошнило, тихо дождик лил.
А я тебя хотел даже всухую,
Ведь ни глотка тем вечером не пил.
В стогу том сенном, отдавало гнилью,
И я забыл в беспамятстве любви,
Все, что зовется непристойной былью,
И что я трезв в торжественной заре.
А ты, придя слегка, в себя, родную,
Звала, сердешная, подругу или мать.
И не давала ходу поцелуям,
Мешая кое-что в любви вставлять.
Туда, где зачаровано и скользко,
А сердце дергалось как маятник в груди.
Колола ветка, ты вздыхала взросло,
Толкала в дых, шипела все - « Уйди».
И я ушел, почесывая выю.
До тети Вали так и не дойдя,
Нашел несчастие в своей родной крапиве,
Познал тебя, желанная моя.
Потом меня судили по статейке,
Где сказано, что так нехорошо.
Не по-людски, мол, надо б на скамейке,
А ты, сердешный, Зиночку того.
Замял, мол, в стоге, в дождь, неаккуратно,
К тому же юбку в клочья разорвал.
Наш, коллективный сеновал, не дом развратный,
Где можно так, а можно и вповал.
Народ шумел и требовал ответа,
Как, мол, ты Зинку в стоге огулял.
Передавали молоко, котлеты,
Мой караульный морду закрывал,
На безобразие и выходки народа,
Он, старый выкормыш, деревню объедал,
Что делать, он из той породы,
Кто революцию нам вывел из подвал. |
