Глава 5. Сон Уны

Ти ускорила шаг и, нервно оглядываясь, нагнала Уну на перекрестке, с которого он свернул, чтобы вырвать ее из рук ливийской стражи. Подойдя к нему, она замерла в нерешительности и внутренне задрожала, когда князь с мягкой улыбкой вновь протянул ей руку:

- Я рад, что ты все же решилась принять мое приглашение. Утром мои слуги проводят тебя туда, куда скажешь. А пока позволь мне считать тебя моей гостьей.

Ти робко подала свою маленькую изящную ладошку князю, поразившись тому, с какой осторожностью твердые, как эбеновое дерево, пальцы князя, сжали ее кисть. Они еще некоторое время шли по ночной улице некогда процветавшего квартала писцов и чиновников и, наконец, остановились у лестницы, ведущей к дверям массивного одноэтажного здания. Уна нетерпеливо и требовательно постучал в украшенные затейливой резьбой створки, видя, как Ти зябко путается в полотно, ранее скрывавшее уродливое тельце карлика Бэса. Изнутри дома послышался шум приближающихся к двери торопливых шагов и на мгновение повисла напряженная тишина. Видимо, кто-то внимательно изучал поздних гостей в скрытое смотровое окошко. Затем послышался приглушенный радостный возглас, двери распахнулись и на пороге возник приземистый, пожилой стигиец с глиняным светильником, ворчливо причитавший:

- Господин, не жалеете Вы старого Хусебека. Я всегда говорил, что в Фивах легче предстать перед Осирисом, чем преклонить колени перед Амоном. Ужасный, ужасный город! Хвала Пта, утром мы наконец-то отправимся в милый моему сердцу Мемфис. Я уже собрал весь наш скарб, а Вас все нет и нет…Я, конечно, понимаю, что мудрый Мерикар для Вас дороже, чем никчемный Хусебек, но Ваш Отец…

Уна, смеясь, обнял ворчуна:

- Полно, полно, Хусебек! Не хочешь же ты своим брюзжанием отпугнуть гостью, оказавшую нам честь своим неожиданным визитом?

Князь посторонился и Хусебек смог разглядеть маленькую Ти, робко стоящую у порога, не решаясь войти. Охнув, слуга суетливо приобнял девушку за плечи и запричитал вновь, одновременно подталкивая в приемный зал:

- Проходите, проходите…Бедняжка, ты вся дрожишь.

От его поспешных движений часть полотна спала с тела девушки и Хусебек замер, увидев кое-где кровоточащие порезы, нанесенные кончиками копий пьяных меджаев. В следующий момент его лицо приняло сосредоточенное выражение и он, осторожно взяв девушку под локоть, сказал почти отеческим тоном:

- Пойдем. Мне нужно осмотреть и обработать твои раны. Не бойся. Мои волшебные масла быстро изгонят дух боли из твоего тела, клянусь Тотом. Ты не голодна? У нас есть чудесные финики и нежнейшее мясо утки. Это восстановит твои силы.

Они медленно двинулись к дверям, ведущим в следующий, центральный, зал, где обычно располагалась жаровня. Когда Ти и Хусебек скрылись за разукрашенными дверями, из-за которых пахнуло теплом, князь устало опустился на плетеный стул рядом с вырезанным из акации столиком и закрыл глаза. С момента прощания с Мерикаром его не покидало какое-то тревожное чувство. Он достал из сумки ушебти, подаренную старым жрецом и стал задумчиво вертеть ее в руках. На позолоченной древесине был вырезан текст заклинания, призванный привязать фигурку к умершему в загробном мире:

«О ты, ушебти! Если умершему Мерикару потребуются возделанные поля, вода из шадуфа или доставить песок с востока на запад, ты должен сказать: «Я здесь!»

Старый мудрый друг и наставник…Уне на миг показалось, что Мерикар рядом с ним. И это чувство было настолько сильным, что он встал и обернулся к входным дверям, которые Хусебек в спешке так и не закрыл. Ночной ветерок легко коснулся лица князя, поиграл с пламенем оставленного слугой светильника и, скользнув по глиняному полу, исчез за порогом, растворившись в темной фиванской ночи. Уна закрыл двери на засов и направился в зал, где Хусебек должен был расположить Ти. Он нашел ее на встроенном в стену диване, спящую с поджатыми ногами, рядом с нетронутыми фруктами и кусочками утиного мяса, удобно лежавшими в мисках из красно-коричневой нильской глины на маленьком столике для гостей. Он подошел и присел рядом с ней, всматриваясь в спокойное, умиротворенное лицо. Она была похожа на маленькую девочку, которую смертельно напугал мир жестоких взрослых людей, посеяв зерна страха и недоверия даже перед лучшими его представителями. Уна искреннее надеялся, что не навсегда…

Он заботливо поправил одеяло. Раны на плече блестели от мазей, которыми их щедро обработал Хусебек. Ти во сне заплакала. Бесшумно подошедший слуга прошептал:

- Оставьте ее, господин. Пусть поспит. Я обработал ее раны мазями наших мемфисских жрецов. Боги, кто мог сотворить подобное с нечастной девочкой?

Уна смотрел на катящиеся по щекам девушки слезинки. В его душе вновь закипел гнев, и он сухо ответил:

- Меджаи.

Хусебек задрожал от негодования:

- О, у этих негодяев не осталось ничего святого. Неужели…?

Уна отрицательно покачал головой:

- Нет. Богам было угодно, чтобы я наказал псов до того, как они вонзили в нее свои клыки.

Глаза Хусебека расширились от страха:

- Вы их…Но…Убить меджая…

Он замолчал, не в силах продолжать. Уна, видя, как расстроен верный слуга, успокаивающе положил ему руку на плечо:

- Не волнуйся. Если бы мне пришлось вновь сделать то, что сделано, я бы не сомневался. Утром мы отбываем в Мемфис. Амон переживет наше отсутствие. Кроме меня и Ти, никто не знает о том, что случилось. И я сомневаюсь, что прихвостни Сенефера отвлекутся от празднеств…Скорее, спишут на пьяную драку. Так что, - Уна похлопал слугу по плечу, - сейчас спать. Утром проводим Ти, куда она попросит и домой. В Фивах мне даже дышать тяжело…

Князь отправился в свою спальню, где практически рухнул на кровать из переплетённых полосок кожи и, подложив под голову тюфяк, провалился в забытье. Ему снился странный сон. Будто из ушебти, подаренной Мерикаром, вылетело две голубки, белая и черная, одна из которых полетела на запад, а другая на север. Затем он, тонущий, оказался посреди бушующего моря. Судорожно борясь с жесткими громадами волн, он чувствовал, что силы покидают его. И когда, уже обессиленный, он отдался их безжалостной воле, издалека раздался голос Хусебека, вначале слабый, но звучащий все сильней и сильней и, наконец, ставший подобным раскатам грома:

- Господин, проснитесь же, господин…

Уна с усилием открыл глаза и сквозь пелену увидел тревожный взгляд слуги:

- Что случилось? Уже утро?

Губы Хусебека дрожали:

- Снаружи стража царского дворца. Они говорят, что Вас призывают в Великий Дом.

Маленькая Ти, стоявшая рядом, смотрела на князя глазами, полными слез…