PRESENT IN THE FUTURE

«корни».

Каким образом они изворачивались , сводя к «гармонии» (как уже упомянуто) противоположные темы : «закон» и «свобода», «индивидуум» и «коллектив»  - Гессе  демонстрирует совершенно изумительным способом, он сопоставляет  буквально на соседних страницах (самый конец «Введения» и самое начало главы «Призвание»)  два комментария к музыке Баха и Моцарта, свой («Призвание») и Кнехта — из его лекции «Введение»).  Гессе: «Моцарт обладает для ас трогательной и вызывающей любовь прелестью раннего  совершенства. Бах — возвышающим и утешающим душу смирением»; Кнехт: «возвышенность и доходящая до ласкового жеста чувственность, как у ранних итальянцев или у Моцарта, или тихая, спокойная готовность умереть, как у Баха — всегда в этом есть какое-то «наперекор», какое-то презрение к смерти, какая-то рыцарственность, какой-то отзвук сверхчеловеческого смеха, бессмертной весёлости, пусть же звучит он» (сверхчеловеческий смех) «и в нашей игре в бисер, да и во всей нашей жизни, и во всём, что мы делаем и испытываем».  Как говорится, - обхохочешься! Добавим нечто созвучное из другой лекции Кнехта («Вальдцель»): эпохи упадка музыки остались бы совершенно непонятны, если бы мы  не обнаруживали в них каждый раз перевес чувственной и количественной стороны над духовной». Вот так, никакого «слюньтяйства»!  Музыка должна звучать мобилизующе, звать на подвиги, как у Вагнера.  И не на какие-нибудь второстепенные подвиги, А именно — на сверхчеловеческие.  Понятно, что молодёжь увлекала идея «весёлого рыцарства», позволяющего пренебречь всем на свете.

Уже став магистром, Кнехт со смехом говорит  другу, Плинио Дезиньори: («Один разговор»): «Если мы можем сделать человека весёлым и счастливым, мы сделаем это, просит он о том, или нет». Каким образом это  осуществляется, и насколько это смешно, придётся в дальнейшем пояснить.

О роли государства,  его идеологии и идеологических служб в жизни , казалось бы безмятежной,  Касталии в романе сказано достаточно много, в том числе — в связи с поездкой Кнехта в бенедиктинский монастырь Мариафельс  («Два ордена»). Уже в конце «Введения» мы можем прочитать: «В борьбе за то, чтобы уцелеть в окружении недуховных сил, и игроки, и римская церковь слишком зависели друг от друга, чтобы допустить распрю между собой, хотя поводов для неё нашлось бы немало». Взгляд га ситуацию непривычный (нацисты и римская церковь в окружении «недуховных сил»),  но, видимо,  нацисты выдвигали  именно такого рода аргументы в переговорах, и эти аргументы находили отклик хотя бы у какой-то части иерархов. Их сближала не только опасность повторения «пролетарской» революции по российскому образцу (нацисты сразу же объявили себя защитниками европейской цивилизации от коммунистической опасности;  после острого конфликта 1934 года, едва не превратившегося в вооружённое столкновение, Германия и Италия стали быстро сближаться).  Общим было также категорическое неприятие бездуховного Просвещения и его плодов:  четвёртым, нереализованным замыслом Кнехта  было жизнеописание великих деятелей пиетизма И.А.Бенгеля и Н.Л.Цинцендорфа (разговор о них значительно сблизил Кнехта с  с влиятельным бенидиктинцем отцом Иаковом). В главе «Миссия» магистр Игры Томас так и объясняет Кнехту: «Настал или вот-вот настанет исторический момент … навести мост между Римом и Орденом. В последующих опасностях они столкнутся, вне всякого сомнения, с общим врагом, будут товарищами по судьбе и естественными союзниками, да и не может долго сохраняться прежнее, недостойное, в сущности,  положение, когда две мировые державы, чья историческая задача утверждать духовность и мир, жили бок о бок, почти чужие друг  к другу». Такие вот горизонты!
*

В аппарате Педагогического ведомства имеется «маленькое отделение», которое студенты небрежно именуют «полицией»:  что-то вроде «политического департамента» или «министерства иностранных дел».  Там всем заправляет некий господин Дюбуа  (Кнехт поначалу, вслед за другими студентами , время от времени, вспоминает о нём насмешливо, как о «мосье» , но постепенно окончательно переходит на формальное «господин»). В течение трёх недель (!)  Дюбуа внушает Кнехту, впервые выбирающемуся за пределы отрезанной от мира Провинции, с какими опасностями он там встретится, и как ему следует себя вести. В дальнейшем Кнехту предстоит осознать, насколько могуществен господин Дюбуа — не будучи учёным,  он председательствует на совещаниях двенадцати магистров, то есть, в сущности определяет весь ход дел в «Провинции».  Так что речи господина Дюбуа заслуживают самого серьёзного внимания.  Любопытна, в частности, его историософия. Народы нуждаются «в порядке, в норме, разуме, законе и мере».  «Функция всех на свете  орденов,  и «провинций»    - не стремиться править и соревноваться, но зато гарантировать  прочность духовных основ всех мер и законов … этот порядок вещей не есть нечто само собой разумеющееся … гармонию между миром и Духом всегда можно  снова нарушить …  в общем, мировая история отнюдь не стремится к желаемому разумному и прекрасному, отнюдь не благоприятствует всему этому … разве что в порядке исключения
всё это иногда терпит». Соответственно господин Дюбуа поручил Кнехту поразнюхать там, у бенедиктинцев, что новенького у кардиналов, как со здоровьем папы.
*

Профессор из «республики массагетов» («Заявление»)  жалуется: «сколько будет дважды два, решает не факультет, а господин генерал».  «Массагетская республика» -  язвительный оксюморон: массагеты — дикие скифские племена, обитавшие в  V – III веках до нашей эры между Аральским и Каспийским морями.  В такой форме Гессе с горечью констатирует, как чудовищно деградировала государственная жизнь Германии при нацистах. Отсюда страстный призыв Кнехта к яйцеголовым коллегам: берегите истину, это - ваша главная задача; «трус и предатель тот, кто предаёт ради материальных выгод принципы духовной жизни … кто предоставляет властителям решать, сколько будет дважды два». 


КТО ВИНОВАТ?

В начале 1945 года Т.Манн писал в статье  «Германия и немцы»:  «Нет двух Германий — доброй и злой. Есть  одна единственная Германия, лучше свойства которой под влиянием дьявольской хитрости превратились в олицетворение зла. Злая Германия — это и есть добрая Германия, пошедшая по ложному пути, попавшая в беду, погрязшая в преступлениях и теперь стоящая перед катастрофой». Именно в этом пафос «Игры в бисер».

Интерсно проследить отклики Гессе (так сказать - авансом)  в рассматриваемой трилогии  на «дьявольские хитрости»  и на факторы, способствовавшие успеху этих хитростей.

В «Степеном волке» Гессе  упоминает, что немецкие культурологи, окрылённые успехами отечественной музыки, не уделяли должного внимания слову: музыка способна выразить недоступное слову. Там же он несколько уточняет это наблюдение: говорим, дескать, больше об успехах в музыке и в поэзии, не отдавая должного достижениям в математике и в философии.

Большую роль во всём случившемся сыграл  совершенно недопустимый отрыв интеллектуалов (в их башне из слоновой кости) от народной массы.  Гарри Галлер (а это — сам Гессе) с отвращением говорит о бюргерах (обывателях, мещанах), об их ненависти к вреям и коммунистам. «Паломники в страну Востока» вспоминают Ариосто: «Надеяться не смею, что чернь слепую убедить сумею». Бюргеры были мощнейшей опорой нацистов, и у здравомыслящих уже в 1927 — 1931 одах руки опускались в бессилии.

В таком раскладе,  в душе Гарри Галлера (самого Гессе) обнаруживается (вероятно, - ненадолго) даже коммунистическая жилка: в том же «магическом театре» Гарри Галлер участвует в «гражданской войне»  безлошадных бедняков с богачами-автомобилистами. Вместе со школьным товарищем (теперь — профессором богословия!)  Галлер отстреливает автомобилистов, пока не обнаруживает в кармане одной из жертв записку на санскрите: «это — ты». Примерно под таким же углом зрения изображали гражданскую войну в России А.Платонов в «Чевенгуре» (одновременно с Гессе) и Э.Хемингуей — в Испании в 1936 — 1939 годах («По ком звонит колокол»), а в самой Германии — М.Алданов в романе «Пещера» (впечатляющие сцены Берлина в июле 1919 года).

Сами термины, которыми оперирует Гессе в своих сочинениях, идеалист, пацифист, взрывоопасны.  Для него «здоровый немецкий дух» - стремление к гармонии, к совершенству, к общечеловеческим ценностям. Он был решительным противником мировой войны , подвергался поэтому яростным нападкам. В том числе с Т.Манном в середине 1910-х годов он был как бы на разных полюсах.  Соответственно и ницшевского «сверхчеловека» он воспринимал  как идеал самосовершенствования, как максимальную реализацию «замысла о человеке». А у нацистов те же слова означают прямо противоположное.. «Здоровый немецкий дух» - уверенность в превосходстве придуманной немецкой нации над всеми остальными, непридуманными, оправдание тем самым любых бесчинств и преступлений.. Так и  «сверхчеловек» для них -  - тот, что без предрассудков, не ограничен моралью, которая придумана слабыми, чтобы мешать сильным.  Именно так рассуждает в «Короле Лире» взявшийся убить Корделию : я не животное, потому сделаю это, а животное на такое не способно. . Так сказать — готовность на сверхмерзости и сверхпреступления.

Есть ответственность писателя за то , как прочитаны его сочинения. Но есть и наблюдение: невозможно написать так, чтобы полностью исключить  возможность искажённого прочтения.

Отшельник в «Бамбуковой роще» нагадал Кнехту по древнекитайской «Книге перемен»:  «Глупость молодости достигает успеха». Кнехт стал магистром, не достигнув 40 лет, оказался самым молодым из магистров. Гессе был очень популярен у молодёжи, вероятно — популярнее других — получал ежегодно тысячи писем, но, в целом, сил, противостоящих нацизму, оказалось недостаточно.

Наставник Кнехта, магистр музыки говорил  ему: «Истиной живут, её не преподают».  Советовал: «Стремись к середине».  Видимо, именно в этом Кнехт и потерпел крах. Отравленных нацизмом очень трудно переубедить, а какая тут может быть «середина», какой компромисс? Скажем, облагораживающее воздействие классической музыки совсем не универсально.
*

Особого внимания заслуживает  один из важнейших героев романа магистр игры Томас фон дер Траве.. Это Томас Манн — он из Любека на реке Траве. .Целлер (с. 167) пишет, что Гессе «дал в поэтической форме  благородный портрет»  писателя. . О чём, якобы, свидетельствует их переписка, в том числе поздравление, которое Гессе послал Т.Манну в связи с его 75-летием. К этому письму ещё вернёмся.

Начнём с одной из многочисленных многозначностей, о которых говорил С.Аверинцев.  Гессе пишет о смерти магистра Томаса: «в последний день торжественной игры её творец магистр Томас навеки закрыл глаза». Гессе обычно называет отдельные представления «партиями», а их авторов больше нигде не называет так возвышенно.  Слово «творец» тем более неуместно здесь, поскольку в данном случае партия загублена неудачным исполнением. Для Гессе в данном случае явно важно то, что Т.Манн как бы один из творцов игры в бисер в целом.  Нацизм родился из