Хесура осторожно уложили на ложе, сплетенное на египетский манер из кожаных ремней. Жрец был бледен. Пабис присел рядом, пощупал пульс, провел рукой по блестевшему от пота лбу старика, прислушался к дыханию. Затем резко встал и, замерев на некоторое время, поднял руку и нанес быстрый удар жрецу в грудь. Никакого видимого эффекта его действие не произвело. Тогда он смочил губы жреца водой из стоявшего неподалеку кувшина, осторожно протер лицо и несильно побил по щекам. Хесур отреагировал слабым стоном и дрожащей рукой схватился за грудь. Толмач поднялся и, увидев озабоченный взгляд Мелантия, грустно покачал головой. Затем, обратившись к Уне, сказал:
- Ваш друг очень плох, князь. Я бессилен помочь. Его время на исходе.
Уна, потрясенный произошедшим, оторвал взгляд от Хесура и перебил Пабиса:
- Неужели среди вас нет врачевателя, способного помочь ему?
Толмач отрицательно покачал головой:
- Наши лекари умеют врачевать раны, полученные в бою. Против старости они бессильны. Аид зовет его…
Князь достал из сумы, оставленной при входе, несколько увесистых мешочков и положил их на столик. Мелантий развязал шнуровку одного из них и, увидев, как тускло заблестело серебро, оценивающе посмотрел на суму:
- Этого серебра хватит на покупку коров самого Гериона…
Уна положил суму на стол и подошел к лежащему Хесуру. С тревогой вглядываясь в резко обострившиеся черты старика, он сказал:
- Мне нужны воины, - он показал на суму. – И ваша помощь.
Мелантий секунду помолчал и отрывисто приказал Пабису:
- Приведи Анаксанора.
Когда воин вышел, геквет повернулся к князю:
- Сейчас у меня воинов ровно столько, чтобы обеспечить безопасность крепости и охрану плотины. Наш гарнизон никогда не был многочисленным.
За пологом послышался легкий шум. Вошел Пабис и поставил на небольшой столик несколько флаконов с рубиновой жидкостью. Вслед за ним в комнату ступил рослый воин в панцире и легком плаще с бронзовым шлемом под мышкой. Он уважительно, но без подобострастия смотрел на Мелантия и Уну.
Геквет, указав на него рукой, сказал:
- Вот, князь, это Анаксанор - один из моих лучших командиров. Жаль, что его договор истек, а на мои уговоры остаться он никак не поддается. Стремится домой, в Аласию, как и его сын и еще несколько его товарищей – «беглецов», - Мелантий рассмеялся, довольный своей шуткой, - Помните эту историю, князь? Тогда именно мы, данайцы, были опорой властителей Мемфиса, и я очень хочу, чтобы эти времена вернулись…
Уна вспомнил рассказ Мерикара о том, как стигийский гарнизон Мемфиса, протестуя против привилегированного положения наемников, которые совсем недавно помогли предку Уны отбросить от стен города орды нубийцев, покинул свои цитадели и двинулся, бросив жен и детей, вверх по Нилу, в сторону Священного острова Хнума. Фараон в сопровождении наемников нагнал их у первого порога и практически умолял не покидать Стигию, взывая к их чувствам отцов и мужей. На что предводитель беглецов сказал, подняв платье и указывая на детородный орган: «Будет это – будут и дети» … Тогда из Стигии ушли сотни воинов, сгинувшие где-то за третьим порогом в удушливых дебрях Нубии. С тех пор миновали века… Гарнизон цитадели, которым командовал Мелантий, отвечал за охрану нильской плотины и сопровождал стигийские товары до Бубаста, откуда они расходились на судах купцов по всему Сирийскому морю и дальше по суше, в Аравию. Уна знал, что Арвад стремится именно туда. И с каждой минутой он все дальше… Но как помочь Хесуру? Оставить старого жреца в крепости данаев он не мог, доставить в Мемфис к храмовым жрецам-лекарям тоже. Если только…
Уна подошел к столу и, вынув из сумы два мешочка серебра, выложил на стол перед старым наемником. Тот лишь опустил взгляд и вновь продолжил смотреть вперед немигающим взглядом. Уна продолжил:
- Здесь достаточно для безбедной жизни на вашем родном острове. Я знаю, что аласийцы – суровые и мужественные воины, люди слова. Я плачу вам за помощь и молчание. Вы поможете мне доставить Хесура, - он указал на лежащего жреца, - в храм Сехмет за озером. Что скажите?
Повисло молчание. И когда Уна готов был уже отказаться от своей затем, раздался глубокий сильный голос Анаксанора:
- Еще четыре.
- Что еще четыре? – князь не понимал, о чем говорит наемник.
- Четыре кошеля с серебром. Для моих спутников.
- Хорошо, - Уна даже обрадовался такому неожиданному обороту, - награда найдет каждого. Где они?
Анаксанор подошел к пологу и негромко скомандовал что-то на варварском наречии. В комнату вошли четверо воинов и выстроились в шеренгу за спиной аласийца. Уна обратил внимание на ярко рыжие волосы одного из воинов и непроизвольно вздрогнул, когда Анаксанор назвал его имя: Пифон - эвбеец…
- Неудивительно, что он стремится покинуть Стигию, - подумал Уна, - С таким-то цветом волос. Видимо, данай и носа не казал из крепости за время службы....
Анаксанор продолжил поочередно представлять воинов, называя их по имени и месту рождения, а Уна с любопытством разглядывал данаев, поражаясь их внешнему виду.
- Гелесибий-теосец…
Князь вынужден был поднять голову, чтобы посмотреть в глаза худому и жилистому наемнику со сломанным носом и огромными кулаками. Цепкий и спокойный взгляд Гелесибия сразу дал понять Уне, что перед ним опасный кулачный боец. Теосец уступил место загорелому, с бритой наголо головой, украшенной шрамами, данаю, которого Анаксанор представил, как Критиса с Феры. Что-то в облике и чертах лица смутно напомнило Уне об Арваде. Что ж, будем надеяться, что это только внешнее сходство…
- Телеф, мой сын, - голос Анаксанора смягчился, когда вперед выступил, казалось, совсем еще юный мальчик, статью и чертами лица похожий на отца, смотревшего на него с нескрываемой гордостью. Немного робея, юноша чуть склонился, приложив руку к сердцу, и вновь присоединился к товарищам. Уна подошел к суме, достав еще четыре мешочка с серебром из сумы, выложил их на стол. Анаксанор что-то проворчал на своем языке, обращаясь к Мелантию и молча сгреб мешочки со стола в бронзовый шлем. Раздался легкий гул. Геквет в ответ оскалил зубы и, издав грозное рычание, громко рассмеялся. Данаи стояли, озабоченно переминаясь с ноги на ногу. Анаксанор обратился к князю:
- Я очень надеюсь, что жрецы Артемиды хорошо кормят своих львов…
Анаксанор указал данаям на лежащего Хесура. Воины быстро соорудили из копий и длинных ремней из бычьей кожи подобие носилок и осторожно положили на них тяжело дышавшего старого жреца. Затем медленно подняли носилки и положили древки копий себе на плечи. Пабис подошел, пощупал пульс Хесура, недовольно покачал головой и обратился к Мелантию:
- Разрешите мне сопровождать старика до храма Артемиды. Путь неблизкий. К тому же, я единственный, кто может помочь ему, если вдруг в пути станет хуже.
Князю нравилась расторопность воина и ему был нужен толмач для общения с данаями. Но вот согласиться ли расстаться с ним Мелантий, который стоял, нахмурившись. Снаружи доносились гортанные крики и лязг оружия. Полог стремительно был сдвинут в сторону и в комнату геквета ворвался покрытый пылью и кровью воин, в котором Уна узнал стражника, встречавшего его с Пабисом у ворот крепости наемников. Он сделал несколько шагов и стал медленно оседать на пол перед Мелантием. Геквет и Анаксанор одновременно бросились к нему и подхватили на руки. Голова воина безвольно упала на грудь и Уна увидел на его затылке кровоточащую рану от характерного удара дубинкой ливийских наемников. Визг женщин и плач детей эхом отдавались в стенах резиденции командира наемников. Мелантий одним прыжком оказался у огромного деревянного сундука и открыв его, стал спешно раздавать воинам мечи. Телеф схватил копье геквета и вместе с Пифоном, чьи пальцы уже напряженно натягивали тетиву лука, встал у входа в комнату. Вопли нападающих раздавались все громче. Гелисибий и Критис, вооружившись парными кинжалами, спокойно ожидали команды Анаксанора рядом с лежащим Хесуром. Старый воин прикрыл жреца своим плащом и стоял наготове, поигрывая легким прямым мечом, идеально подходящим для яростных рукопашных схваток. Мелантий протянул Уне стигийский хепеш и когда князь несколько раз взмахнул клинком, а затем приложил ко лбу, как учили его мемфисские ветераны, чтобы его дух слился с духом оружия, он почувствовал странную вибрацию, будто клинок радовался встрече и дрожал в предчувствии боя. Уна также начал дрожать в унисон и, когда дрожь внезапно прекратилась, он больше не чувствовал волнения перед битвой. Он сам стал клинком. Холодным и беспощадным. Словно из далека он услышал почтительный голос Мелантия:
- Он принадлежал вашему предку, Уна-Амун, и был пожалован моему прадеду за честную службу. С тех пор он хранился здесь, как реликвия, и не был в бою. До сегодняшнего дня…
