Глава 20. Атака

Хесура осторожно уложили на ложе, сплетенное на египетский манер из кожаных ремней. Жрец был бледен. Пабис присел рядом, пощупал пульс, провел рукой по блестевшему от пота лбу старика, прислушался к дыханию. Затем резко встал и, замерев на некоторое время, поднял руку и нанес быстрый удар жрецу в грудь. Никакого видимого эффекта его действие не произвело. Тогда он смочил губы жреца водой из стоявшего неподалеку кувшина, осторожно протер лицо и несильно побил по щекам. Хесур отреагировал слабым стоном и дрожащей рукой схватился за грудь. Толмач поднялся и, увидев озабоченный взгляд Мелантия, грустно покачал головой. Затем, обратившись к Уне, сказал:
- Ваш друг очень плох, князь. Я бессилен помочь. Его время на исходе.
Уна, потрясенный произошедшим, оторвал взгляд от Хесура и перебил Пабиса:
- Неужели среди вас нет врачевателя, способного помочь ему?
Толмач отрицательно покачал головой:
- Наши лекари умеют врачевать раны, полученные в бою. Против старости они бессильны. Аид зовет его…
Князь достал из сумы, оставленной при входе, несколько увесистых мешочков и положил их на столик. Мелантий развязал шнуровку одного из них и, увидев, как тускло заблестело серебро, оценивающе посмотрел на суму:
- Этого серебра хватит на покупку коров самого Гериона…
Уна положил суму на стол и подошел к лежащему Хесуру. С тревогой вглядываясь в резко обострившиеся черты старика, он сказал:
- Мне нужны воины, - он показал на суму. – И ваша помощь.
Мелантий секунду помолчал и отрывисто приказал Пабису:
- Приведи Анаксанора.
Когда воин вышел, геквет повернулся к князю:
- Сейчас у меня воинов ровно столько, чтобы обеспечить безопасность крепости и охрану плотины. Наш гарнизон никогда не был многочисленным.

За пологом послышался легкий шум. Вошел Пабис и поставил на небольшой столик несколько флаконов с рубиновой жидкостью. Вслед за ним в комнату ступил рослый воин в панцире и легком плаще с бронзовым шлемом под мышкой. Он уважительно, но без подобострастия смотрел на Мелантия и Уну.
Геквет, указав на него рукой, сказал:
- Вот, князь, это Анаксанор - один из моих лучших командиров. Жаль, что его договор истек, а на мои уговоры остаться он никак не поддается. Стремится домой, в Аласию, как и его сын и еще несколько его товарищей – «беглецов», - Мелантий рассмеялся, довольный своей шуткой, - Помните эту историю, князь? Тогда именно мы, данайцы, были опорой властителей Мемфиса, и я очень хочу, чтобы эти времена вернулись…
Уна вспомнил рассказ Мерикара о том, как стигийский гарнизон Мемфиса, протестуя против привилегированного положения наемников, которые совсем недавно помогли предку Уны отбросить от стен города орды нубийцев, покинул свои цитадели и двинулся, бросив жен и детей, вверх по Нилу, в сторону Священного острова Хнума. Фараон в сопровождении наемников нагнал их у первого порога и практически умолял не покидать Стигию, взывая к их чувствам отцов и мужей. На что предводитель беглецов сказал, подняв платье и указывая на детородный орган: «Будет это – будут и дети» … Тогда из Стигии ушли сотни воинов, сгинувшие где-то за третьим порогом в удушливых дебрях Нубии. С тех пор миновали века… Гарнизон цитадели, которым командовал Мелантий, отвечал за охрану нильской плотины и сопровождал стигийские товары до Бубаста, откуда они расходились на судах купцов по всему Сирийскому морю и дальше по суше, в Аравию. Уна знал, что Арвад стремится именно туда. И с каждой минутой он все дальше… Но как помочь Хесуру? Оставить старого жреца в крепости данаев он не мог, доставить в Мемфис к храмовым жрецам-лекарям тоже. Если только…

Уна подошел к столу и, вынув из сумы два мешочка серебра, выложил на стол перед старым наемником. Тот лишь опустил взгляд и вновь продолжил смотреть вперед немигающим взглядом. Уна продолжил:
- Здесь достаточно для безбедной жизни на вашем родном острове. Я знаю, что аласийцы – суровые и мужественные воины, люди слова. Я плачу вам за помощь и молчание. Вы поможете мне доставить Хесура, - он указал на лежащего жреца, - в храм Сехмет за озером. Что скажите?
Повисло молчание. И когда Уна готов был уже отказаться от своей затем, раздался глубокий сильный голос Анаксанора:
- Еще четыре.
- Что еще четыре? – князь не понимал, о чем говорит наемник.
- Четыре кошеля с серебром. Для моих спутников.
- Хорошо, - Уна даже обрадовался такому неожиданному обороту, - награда найдет каждого. Где они?
Анаксанор подошел к пологу и негромко скомандовал что-то на варварском наречии. В комнату вошли четверо воинов и выстроились в шеренгу за спиной аласийца. Уна обратил внимание на ярко рыжие волосы одного из воинов и непроизвольно вздрогнул, когда Анаксанор назвал его имя: Пифон - эвбеец…
- Неудивительно, что он стремится покинуть Стигию, - подумал Уна, - С таким-то цветом волос. Видимо, данай и носа не казал из крепости за время службы....
Анаксанор продолжил поочередно представлять воинов, называя их по имени и месту рождения, а Уна с любопытством разглядывал данаев, поражаясь их внешнему виду.
- Гелесибий-теосец…
Князь вынужден был поднять голову, чтобы посмотреть в глаза худому и жилистому наемнику со сломанным носом и огромными кулаками. Цепкий и спокойный взгляд Гелесибия сразу дал понять Уне, что перед ним опасный кулачный боец. Теосец уступил место загорелому, с бритой наголо головой, украшенной шрамами, данаю, которого Анаксанор представил, как Критиса с Феры. Что-то в облике и чертах лица смутно напомнило Уне об Арваде. Что ж, будем надеяться, что это только внешнее сходство…
- Телеф, мой сын, - голос Анаксанора смягчился, когда вперед выступил, казалось, совсем еще юный мальчик, статью и чертами лица похожий на отца, смотревшего на него с нескрываемой гордостью. Немного робея, юноша чуть склонился, приложив руку к сердцу, и вновь присоединился к товарищам. Уна подошел к суме, достав еще четыре мешочка с серебром из сумы, выложил их на стол. Анаксанор что-то проворчал на своем языке, обращаясь к Мелантию и молча сгреб мешочки со стола в бронзовый шлем. Раздался легкий гул. Геквет в ответ оскалил зубы и, издав грозное рычание, громко рассмеялся. Данаи стояли, озабоченно переминаясь с ноги на ногу. Анаксанор обратился к князю:
- Я очень надеюсь, что жрецы Артемиды хорошо кормят своих львов…
Анаксанор указал данаям на лежащего Хесура. Воины быстро соорудили из копий и длинных ремней из бычьей кожи подобие носилок и осторожно положили на них тяжело дышавшего старого жреца. Затем медленно подняли носилки и положили древки копий себе на плечи. Пабис подошел, пощупал пульс Хесура, недовольно покачал головой и обратился к Мелантию:
- Разрешите мне сопровождать старика до храма Артемиды. Путь неблизкий. К тому же, я единственный, кто может помочь ему, если вдруг в пути станет хуже.

Князю нравилась расторопность воина и ему был нужен толмач для общения с данаями. Но вот согласиться ли расстаться с ним Мелантий, который стоял, нахмурившись. Снаружи доносились гортанные крики и лязг оружия. Полог стремительно был сдвинут в сторону и в комнату геквета ворвался покрытый пылью и кровью воин, в котором Уна узнал стражника, встречавшего его с Пабисом у ворот крепости наемников. Он сделал несколько шагов и стал медленно оседать на пол перед Мелантием. Геквет и Анаксанор одновременно бросились к нему и подхватили на руки. Голова воина безвольно упала на грудь и Уна увидел на его затылке кровоточащую рану от характерного удара дубинкой ливийских наемников. Визг женщин и плач детей эхом отдавались в стенах резиденции командира наемников. Мелантий одним прыжком оказался у огромного деревянного сундука и открыв его, стал спешно раздавать воинам мечи. Телеф схватил копье геквета и вместе с Пифоном, чьи пальцы уже напряженно натягивали тетиву лука, встал у входа в комнату. Вопли нападающих раздавались все громче. Гелисибий и Критис, вооружившись парными кинжалами, спокойно ожидали команды Анаксанора рядом с лежащим Хесуром. Старый воин прикрыл жреца своим плащом и стоял наготове, поигрывая легким прямым мечом, идеально подходящим для яростных рукопашных схваток. Мелантий протянул Уне стигийский хепеш и когда князь несколько раз взмахнул клинком, а затем приложил ко лбу, как учили его мемфисские ветераны, чтобы его дух слился с духом оружия, он почувствовал странную вибрацию, будто клинок радовался встрече и дрожал в предчувствии боя. Уна также начал дрожать в унисон и, когда дрожь внезапно прекратилась, он больше не чувствовал волнения перед битвой. Он сам стал клинком. Холодным и беспощадным. Словно из далека он услышал почтительный голос Мелантия:
- Он принадлежал вашему предку, Уна-Амун, и был пожалован моему прадеду за честную службу. С тех пор он хранился здесь, как реликвия, и не был в бою. До сегодняшнего дня…