Школа
Экзекуции в школе совершались по строгому графику: поскольку опаздывать на первый звонок, который раздавался на пять минут раньше основного, запрещалось, весь класс собирался перед закрытыми дверями немного загодя – где-то на четверть часа. Этим обстоятельством и пользовался Игорь, главный школьный забияка, заранее намечавший очередную жертву и не стеснявшийся сообщить о предстоящем событии своему однокласснику. Непонятен был сам принцип отбора: те, которых он с наслаждением мутузил перед началом уроков, ничем особенным не выделялись и никакого вреда никому не принесли, включая самого экзекутора. Просто тыкал пальцем и объявлял, кто будет следующим. Почему и зачем – так никто и не понял, да и разбираться никто не собирался, причём сам драчун скорее всего не объяснил бы подоплёку своих действий. А может быть и смог, но какой бы прозвучал ответ ?
Обладая хорошей физической подготовкой, он легко справлялся с оппонентом и даже неплохо подготовленного Рубена завалил каким-то непонятным образом, правда – уже не при всех, а специально подкараулив его во дворе старого трёхэтажного дома. Правда на следующий день во всеуслышание заявил с усмешкой (лавры победителя в личном зачёте, видимо, не давали покоя):
- Ну что же ты, Рубик, разве можно так кричать, да ещё при девочках ?
Класс безмолвствовал.
Тем временем Игорёк с гордостью повествовал о своей очередной победе над контролёром в автобусе, где был изловлен в качестве безбилетника (прокатиться «зайцем» две остановки от Дома на набережной до школы и обратно считалось особым шиком):
– Сошлись, он в меня вцепился – ну и получил по полной. Окопался за будкой с мороженым, а я и смотреть не стал.
Только однажды досталось и Игорю, что документально подтверждалось выбитым передним зубом. А дело было так: увлёкшись сбором марок, драчун решил поучаствовать в обменных операциях. Сборища филателистов, нумизматов и фалеристов (т.е. собирателей значков), совершавших нехитрые операции взаимного оборота невесть какими путями обретённых раритетов, происходили в разных точках тогдашней Москвы. Всё зависело от настроения властей, по одним им ведомым причинам то разгонявшим гудящую и пыхавшую тёплым выдохом на морозе толпу собирателей-энтузиастов, то благодушно выделявших для них какое-то жизненное пространство. Изначально две известные всем точки располагались: одна – в Парке имени Горького (с плавной миграцией, а скорее – поспешным перемещением в Нескучный сад в зависимости от обстоятельств), вторая – у Сталинской высотки на Котельнической. Именно там и развернулись события, положившие конец бесконечным и беспричинным дракам в школе.
Сказалось отсутствие опыта элементарного общения. Обычно действовавший нахрапом и не привыкший получать отлуп, смутьян сильно удивился, когда ему отказались продемонстрировать альбом с марками. Причина была совершенно очевидна: предложить что-либо в обмен – непременное условие совершавшихся сделок – он не мог ввиду отсутствия соответствующего обменного фонда. Но остановить героя школьных коридоров такая мелочь конечно не могла: в ответ на прозвучавший отказ последовал решительный шаг, выразившийся в отъёме альбома с обещаниями разукрашивания несговорчивой личности во все цвета радуги. Личность оказалась не робкого десятка и предложила зайти за угол во двор знаменитой высотки. Разговор длился недолго – через пару минут навстречу шёл Игорь, придерживая отвисшую челюсть с кровавым подтёком на подбородке. Дежурный стоматолог (благо, ведомственная поликлиника – придаток очень весомого учреждения, к которой был прикреплён герой как несовершеннолетний иждивенец – находилась совсем рядом), проявила чудеса профессионализма, сохранив внешний вид незадачливого драчуна, но скрыть от внимания одноклассников неожиданно угасшую активность не удалось. Раскрывать причины свершившейся перемены спутники, наблюдавшие за произошедшем на набережной, тоже не стали. Так что на некоторое время в школе воцарилось спокойствие. Выводы – закладные камни жизненного пути – начинали делаться уже тогда: не делись сокровенным – неизвестно, как отзовётся потом. Дружбы в классе не складывалось.
Встретиться довелось спустя много лет – совершенно случайно уже в другом высотном здании, где неведомым образом какое-то время уживались сразу два министерства, появился здорово погрузневший Игорёк. Отвечать на вопрос, каким ветром его занесло в солидное двуцветье бюрократического аппарата, отказался, но догадаться об истинном характере его деятельности труда не составляло. Разговор, как часто водится среди бывших одноклассников, не клеился: ответы на сакраментальные вопросы были столь же односложны, подогнать логику под канву традиционного в таких случаях общения не удавалось. Столкнувшись в коридорах власти вторично, один из бывших одноклассников отвёл глаза. Игорёк всё понял, потупив взор. Больше судьба их не сталкивала.
А вот с Колей всё получилось иначе. Не имея особой тяги к изучению иностранных языков (а школа как раз считалась одной из лучших в Москве, о чём свидетельствовал гордо заявленный английский уклон), он часто обращался за помощью с переводом, в чём ему отказать было невозможно. Маленького роста, очень подвижный и даже артистичный, он у всех вызывал симпатию, а в ответ на списанный текст обязательно совал то шоколадку, то пряник, или ещё что-то. У всех вызывала гомерический смех почти что эстрадная миниатюра в исполнении несостоявшегося артиста. Внимательно осмотрев коридор на предмет отсутствия преподавательского состава и взяв в правую руку кепку, он залезал на школьный подоконник, приняв позу размещённых на всех площадях страны памятника известному пламенному революционеру, и сильно картавя, объявлял:
- Товарищи ! Великой Октябрьской революции не будет - мы с Феликсом Эдмундовичем все деньги пропили !
Отношения выглядели как почти дружеские, и никто не мог подумать, какая бездна комплексов (или внутренней неудовлетворённости ?) крылась за добродушной физиономией общительного паренька. Как-то раз помощь потребовалась от него, по какому поводу – теперь не вспомнить. И неожиданно, как гром среди ясного неба, прозвучал ответ: ничего делать не буду – я всем вам неплохо платил… Странность неожиданного проявления уязвлённого самолюбия заключалась в том, что его вряд ли можно отнести к числу тех, кому хорошо, когда другим плохо.
Вскоре Колька куда-то исчез, куда, так и осталось невыясненным – видимо, перешёл в другую школу. Забыли о нём довольно быстро.
Вообще говоря, всегда удивляла непредсказуемость одноклассников, с которыми вроде бы неплохо знаком, а потом, оказывалось, что дело обстоит совсем иначе. Вновь назначенной директрисе каким-то чудом удалось «выбить» (так происходило финансирование) средства под строительство спортивного зала в виде школьной пристройки, соединённой впоследствии с основным зданием большим и просторным переходом. Строительство в советское время шло долго и тяжело, что подогревало к нему неуёмный интерес со стороны учащихся. Школьные коридоры быстро пустели во время перемен, если кого-то требовалось срочно найти – бежали на стройку: сначала в лабиринты размежёванного внутренними перегородками фундамента, затем – под своды первого этажа, впоследствии выросшего до размеров огромного спорт-зала, а конце строительства – и в глубины актового зала, расчленённого колоннами.
И вот настал торжественный день: стройка была завершена, ключи переданы, все благодарственный слова (скрепя сердце) – сказаны. После торжественной части группа закадычных почти друзей отправилась прогуляться вокруг вновь обретённого архитектурного монстра. В торце обнаружилась ранее незамеченная в угаре школьных игрищ дверца, ведшая в подвальное помещение. Один из нас, увидев брошенный строителями лом и неожиданно воодушевившись ценной находкой, вставил его в косяк и попытался открыть дверь. Дверь не поддавалась. Тогда в ход пошла связка домашних ключей, причём один даже подошёл, правда, только на разовый поворот. Довершить дело не составило труда: вставив ещё раз лом в дверной проём, лёгким поворотом на себя дверь открыли и радостно засмеялись, с гордостью обозревая плоды совершённого священнодействия. На мой наивный вопрос – а, собственно, зачем это было делать, последовал незатейливый ответ виновника торжества:
- Как «зачем» ? Теперь я всегда её смогу открыть !
Справедливости ради надо сказать, что дверь опять заперли сами, благо серьёзных повреждений не учинили и никаких следов взлома не оставили. Больше сюда мы не возвращались.
Отец
Более раннее ранит не больше – не меньше. Особенно воспоминания отца. О войне, неожиданные. Фронтовик, дошёл до Вены. Все трофеи – ножик в футляре с перламутровой ручкой и тонко нанесённой инкрустацией. Да, ещё часы, но по-моему советского производства – сейчас не вспомнить: когда-то разобрал механизм из детского любопытства. Так вот, однажды на прогулке у сооруженных на Поклонной горе гигантов-памятников, вдруг задумался, и едва сдерживая слёзы, сказал:
- Сколько же их погибло, молодых, здоровых, полных сил. Ведь немцы воевать умели, и это – на чужой территории ! А нашего командира расстреляли прямо на месте, без всякого суда – приехал какой-то военачальник, наорал, сразу за пистолет, хотя никакого права не имел. И сделать ничего нельзя…
Своим положением, которого он добился самостоятельно в послевоенные годы, не кичился, напоказ не выставлял. Только иногда приносил домой так называемые «заказы» - колбасу копчёную, какие-то консервы (дефицит!), ещё что-то. Всё – в простом пакете или в обёртке из газетной бумаги. Довелось однажды побывать на раздаче этих «заказов» и моему разочарованию не было пределов. Вместо ожидаемого торжественного зала приёмов, с президиумом, столами под красным кумачом, люстрами как в Колонном, гардеробщицами и услужливым швейцаром – простая очередь на улице в помещение без вывески. Попасть внутрь можно только отстояв минут сорок, чтобы лицом к лицу столкнуться с круглолицей молодкой, пышущей здоровьем и раздающей всем как священные дары дефицитные продукты, естественно строго по списку. Одно преимущество – вежливость без границ, от чего давно отвыкли в простых советских магазинах. Потом отец рассказывал:
- Перед самой войной с продуктами стало совсем нормально. В магазинах появилось практически всё, причём доступно, хотя и жили мы бедновато. Отец – портной – от матери ушёл, а школьное образование вдруг стало платным (для меня, кстати, это прозвучало неожиданно), и мать пошла к директору школы, объяснила ситуацию, так что мне разрешили индивидуально продолжить образование. До этого жили в деревне, жили неплохо, считались середняками. Но когда началось раскулачивание, под общую кампанию попали и мы, правда, без выселения, только вот лошадь у нас отняли. Забрал себе председатель новоявленного колхоза – самый жалкий мужичок с ноготок, горький пьяница и забулдыга. Ездил, погонял с гордостью, вот только правильно ухаживать так и не научился. В итоге загнал – дал ей овса сразу после
