Зима
- «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно», - с ходу заявил на первом же уроке обществоведения – дисциплины для нас новой, во многом неожиданной – невесть откуда взявшийся преподаватель. Забавный толстячок, не представившись, продолжал лепить:
- Оно полно и стройно, раскрывает все взаимосвязи общественного бытия, даёт верное направление, курс…
Дальше не помню – если есть у кого-то желание, может продолжить.
Обществоведение мы не любили, как и впоследствии занятия по научному коммунизму, сдабриваемые обильными порциями уроков по истории КПСС, политзанятиями и нудными комсомольскими собраниями. А вот на уроки английского бежали едва ли не вприпрыжку - вела их молодая преподаватель, которую все любили за весёлую и обаятельную атмосферу, непонятно каким образом возникавшую на её уроках. Причём как это происходило – понять не могу до сих пор: просто минут через пять после начала урока мы начинали понемногу улыбаться, потом хихикать, а к концу все просто хохотали во весь голос. Почему, что это было – не знаю: ничего вредного, пренебрежительного за этим смехом не таилось, да и сам урок оставался вполне полноценным. Фамилию её помню до сих пор, но вряд ли она что вам скажет. Меня Елена Александровна любила как прилежного ученика, пятёрки ставила едва не автоматом. Знала, что всё новое обязательно посмотрю в словарях, с грамматикой разберусь, напишу без ошибок. Кому-то из одноклассников как-то призналась:
- Не успеваю за ним уследить, так быстро он говорит. Ну да ладно – знаю, что он знает.
Но однажды на наши хорошие отношения сошла туча, и виноват был я на все сто. Доверяя мне безраздельно, попросила отнести во время урока стопку непроверенных тетрадок с нашим диктантом, только что написанным и разобранном после его сдачи. И тут выяснилось, что пара серьёзных ошибок у меня есть, причём достаточно критичных для хорошей оценки. Это был для меня шанс – остановившись между этажами, я быстро отыскал свою тетрадь: бац – и всё исправлено.
Увы, проницательная Елена Александровна всё поняла правильно.
- Да, не ожидала я от тебя такого, а жаль, – при всех распекала меня. Правда, одноклассники строго не судили – думаю, что на моём месте вряд ли бы кто удержался от соблазна сделать нечто похожее. Ну да не мне рассуждать – как и у кого всё сложилось потом мне неведомо, а воздастся каждому. Не судите, и судимы не будете, как говорится (вот здесь не согласен – будем, всегда хотелось поправить Нагорную проповедь).
Уже много лет спустя, совершенно случайно включив телевизор, днём, не в прайм-тайм, увидел фотографию нашей учительницы. Шла передача про Дом на набережной, ставший особенно знаменитым после романа Трифонова. Оказывается, Елена Александровна была из семьи старых большевиков, жила в этом доме (вот это я знал и так – однажды относил по её просьбе какие-то бумаги).
Рассказывали о том, как её убили.
В квартире делали ремонт молдаване, по итогам не сошлись в цене, и недолго думая, какой-то подонок просто пырнул ножом. Его нашли сразу – на следующий день он отправился в Посольство Молдавии в Москве (звучит странновато, не правда ли ?), а там уже ждали на улице оперативники.
А вот нашу классную руководительницу – тоже «англичанку» – мы не любили. Вынужденно прогуливая одно из её занятий, нарвались на директриссу: строго поинтересовалась, почему не на уроке. Говорить правду не хотелось, пришлось что-то выдумать. А дело было так. Елена Александровна немного приболела, и когда на замену в класс вошла Галина, мы быстро выскочили с товарищем в коридор, понадеявшись на её невнимательность. Галина всё запомнила и в следующий раз (а болезнь Елены Александровны затягивалась) уже не пустила сама, теперь выгнав нас принудительно.
Дело было не в нежелании изучать английский – просто на её занятиях даже отличники забывали элементарные вещи, с удивлением вспоминая потом, что на предыдущих уроках отвечали исправно. И вот, к всеобщему ужасу, Галину назначили нашим классным руководителем. Назначили не сразу – сначала решение предложили принимать вроде бы нам, о чём заискивающе объявила сама Галина в конце урока. Класс безмолвствовал.
- Я всё поняла, ухожу.
Галина быстро выбежала из класса, несколько девчонок попытались её остановить.
- Да мы просто думали, что...
- Не надо, у меня и так нагрузок хватает, едва не плача, убегала отвергнутая классная.
Самое ужасное произошло потом – её всё-таки назначили возглавлять наше классное сообщество (ничего не напоминает ?), и целый год Галина измывалась над нами, как могла. Были и звонки домой, и вызовы родителей (не только моих), и классные «часы», затягивавшиеся до вечера. Потом, уже закончив школу, через много лет наша мучительница стала директрисой.. Даже Клинтона принимала во время его визита в Москву (школа стала образцово-показательной, после перестройки попасть сюда было почти невозможно). Детей привозили со всех уголков Москвы – на Ягуарах и Бентли, с водителями..
Поучилась здесь и дочка – к счастью, недолго. Почему к счастью – долгая история, многоплановая. Школа барчуков – так называли школу в моё время, и ветры перемен исказили все процессы в этой обители добра и знаний до неузнаваемости, а вот глубинная подоплёка так и осталась незыблемой, как крымский Аю-Даг сегодня.
Но вернёмся к делам доперестроечным.
- Хочешь быть золотым медалистом ? – спросила меня на уроке физики в десятом наша новая руководительница ? – Вот какой он: сидит и молчит, скромничает всё.
Класс замер, ожидая моего ответа, и ответ прозвучал категорично:
-Нет !
Дутым медалистом мне становиться не хотелось.
Все выдохнули (в школе меня не любили, почему – до сих пор не могу понять).
Вообще на уроки физики ходили с удовольствием – и не потому, что испытывали большую любовь к расчётам показателей силы тяжести, ускорения, векторов и т.д., а благодаря тому, что в исполнении Тамары Александровны мы получали неплохие уроки жизни. Так и прозвучало в нашем благодарственном обращении на выпускном.
Сын физички – неплохой парень – учился в параллельном, уже упомянутом классе, общались мы часто. Потом уехал на Цейлон, год проработал в одиночку, взвыл и вернувшись в отпуск, быстро женился. К большому моему удивлению, его тёщей оказалась наша участковая врач, однажды посетовавшая на своего зятя:
- Андрей парень ничего, вот только ему бы проснуться, что-ли..
Слышать это было странно – во флегме или инфантильности Андрея я никогда заподозрить не мог. Потом дошли слухи что Андрея больше нет – вроде, суицид..
Маму же его видел ещё один только раз, давно – в переходе под Горького (уж простите за старомодность): она бежала на Белорусский вокзал. Узнала, кивнула, быстро назвала свой телефон.
Я, свинтус, так и не набрал.
А вот кого я совсем не понял – так это нашу математичку. Я вообще к математике отношусь подозрительно: если с таблицей умножения всё более-менее понятно, то вот зачем надо к символам типа а,c,d,h и так далее подставлять ещё какие-то цифры регистром пониже, вместо того, чтобы сразу вписать данные, для меня всегда оставалось загадкой. Тем более, строить огромные алгебраические уравнения, которые надо решать, постоянно открывая и закрывая скобки, что-то во что-то преобразуя и получая в итоге единицу. Похоже на шаманство, или что-то кроется за магией цифр ?
Однажды, здорово устав от бесконечного переписывания длинных цепочек символов какого-то многочлена, я вдруг ясно увидел, каков будет результат и – будь что будет (а наша педантичная Зоя Максимовна требовала чёткости построения, что мне здорово помешало на выпускном экзамене) – обозначил уже очевидно ненужную часть алгебраического уравнения выдуманным с ходу символом (до сих пор помню, каким). Вставив его в последующий расчёт, тут же вывел ответ. К моему большому удивлению, на разборе задания меня вдруг похвалили, чего никак не ожидал.
- Действительно, зачем усложнять, в общем, поедешь на конкурс, – вдруг ошарашила меня наша счетовод.
Класс опять безмолвствовал, только наш лучший математик что-то сказал невнятное, типа – дали бы ему побольше времени, и он бы так смог. Хотя времени у всех было одинаково: по сорок пять минут. Но скажу честно – конкурс я завалил, причём без особого переживания, разве что сетовал на потерянное воскресенье.
Экзекуции в школе совершались по строгому графику: поскольку опаздывать на первый звонок, который раздавался на пять минут раньше основного, запрещалось, весь класс собирался перед закрытыми дверями немного загодя – где-то на четверть часа. Этим обстоятельством и пользовался Игорь, главный школьный забияка, заранее намечавший очередную жертву и не стеснявшийся сообщить о предстоящем событии своему однокласснику. Непонятен сам принцип отбора: те, которых он с наслаждением мутузил перед началом уроков, ничем особенным не выделялись и никакого вреда никому не принесли, включая самого экзекутора. Просто тыкал пальцем и объявлял, кто будет следующим. Почему и зачем – так никто и не понял, да и разбираться никто не собирался, причём сам драчун скорее всего не объяснил бы подоплёку своих действий. А может быть и смог, но какой бы прозвучал ответ ?
Обладая хорошей физической подготовкой, он легко справлялся с оппонентом и даже неплохо подготовленного Рубена завалил каким-то непонятным образом, правда – уже не при всех, а специально подкараулив во дворе старого трёхэтажного дома. Утром во всеуслышание заявил с усмешкой (лавры победителя в личном зачёте, видимо, не давали покоя):
- Ну что же ты, Рубик, разве можно так кричать, да ещё при девочках ?
Класс безмолвствовал.
Тем временем Игорёк с гордостью повествовал о своей очередной победе над контролёром в автобусе, где был изловлен в качестве безбилетника (прокатиться «зайцем» две остановки от Дома на набережной до школы и обратно считалось особым шиком):
– Сошли, он в меня вцепился – ну и получил по полной. Окопался за будкой с мороженым, я и смотреть не стал.
Только однажды досталось самому Игорю, что документально подтверждалось выбитым передним зубом. А произошло следующее: увлёкшись сбором марок, драчун решил поучаствовать в обменных операциях. Сборища филателистов, нумизматов и фалеристов (т.е. собирателей значков), совершавших нехитрые операции взаимного оборота невесть какими путями обретённых раритетов, происходили в разных точках тогдашней Москвы. Всё зависело от настроения властей, по одним им ведомым причинам то разгонявшим гудящую и пыхавшую тёплым выдохом на морозе толпу собирателей-энтузиастов, то благодушно выделявших для них какое-то жизненное пространство. Изначально две известные всем точки располагались: одна – в Парке имени Горького (с плавной миграцией, а скорее – поспешным перемещением в Нескучный сад в зависимости от обстоятельств), вторая – у Сталинской высотки на Котельнической. Именно там и развернулись события, положившие конец бесконечным и беспричинным дракам в школе.
Сказалось отсутствие опыта элементарного общения. Обычно действовавший нахрапом и не привыкший получать отлуп, смутьян сильно удивился, когда ему отказались продемонстрировать альбом с марками. Причина была
