женщины.
– Может быть, она на него пялится?
– Нет, конечно! Она пялится на тебя. Узнала знакомую Жучку. Или как тебя там – Пират, что ли?
– Не-е, я Бобик. Пиратом кличут вислоухого, в котором я щас квартирую.
– Ха! А я вообще – в сучку влез!
– Не, она мне мешает! – Бобик-Пират зарычал на женщину.
Несколько бодрых псов подхватили инициативу и, дружно облаивая зазевавшуюся прохожую, припустились проводить её куда подальше.
– Слушай, Святоша! – Видимо, Бобик обратился к тому, кто мне показался вожаком. – А в кого он вселился?
Я напрягся. Похоже, речь обо мне. Тотчас же сквозь меня проскочило несколько псов. Я понял, что надо следить даже за своими эмоциями.
– А вот тут ошибаешься, Бобик, – прохрипел Святоша. – Вовсе это не он вселился. Скорей наоборот.
– Да? И кому это, кроме нас, до него ещё дело?
– Демона растревожил, – пояснил Святоша.
– Да? – изумился Бобик. – И за что же такая честь?
– Хм! Лаять да рыкать? – усмехнулся вожак. – Ну, если в соборе ему нечем было заняться, кроме как мечтать о геройстве…
– Тебе видней, Святоша! – усмехнулся Бобик. – Да только и я слыхал, что лаять и рыкать – удел для наиболее продвинутых…
Святоша внезапно залаял и завыл одновременно. Вся стая словно взбесилась.
– Эй, Святоша, хорош ржать, – осадил приятеля Бобик. – Ты же это, святой отец как никак.
– Ну, Бобик, пёс тебя подери! – принялся кататься по земле Святоша. – Ну, удружил! Такой шутки я даже при жизни не слышал! Ведь это не просто шутка! Ведь это так оно и есть!
– Так что со психом-то будем делать? – спросил Бобик, когда вожак успокоился.
– Да пёс его знает! – Вожак встал на задние лапы, передними облокотился мне на плечи. – Пусть постоит, подумает. Не всё ему кресла просиживать! Может быть, к нам, а, Рэмбо?
Волчья пасть обожгла меня смрадным дыханием.
– Распускай стаю! – приказал вожак. – От них никакого толку. Сами помытарим. Следи за ним денно и нощно. А сделает шаг – рви нещадно. Всё равно он наш, со всеми потрохами.
***
В общем-то я никогда особенно не жаловал собак и всегда их боялся. В последние годы спасался от них преимущественно в автомобиле, а там, где чувствовалось их скопление, старался не отходить от машины. Стоя во дворе, я вспомнил об этом.
Так простоял не один день. Святоша с Бобиком были рядом. Я не всегда мог их видеть, но каждую секунду ощущал их присутствие. Иногда в голове возникали хриплые голоса. Поговорить бы с ними, но знать бы как.
Мимо и сквозь меня сновали люди. Я слышал их говор, но говорить по-прежнему не мог. Оставалось думать. Но как же это тяжко – стоять и думать одновременно! Так не хватало моего кресла, о чём лишь стоило подумать, как мохнатые стражи словно срывались с цепи. И с лаем кидались до тех пор, пока я не сосредотачивался на том, что стою. И понял, что это всё, о чём позволено думать. Со временем мне разрешили смотреть по сторонам. Собаки перестали обращать на это внимание. И однажды я вдруг увидел авто -- то самое, на котором когда-то приехал в Питер. И догадался, что оно столь же призрачно, сколь и я, и, возможно, охранявшие меня псы. Рискнул подумать о машине, и псы не воспрепятствовали. Подумав, почувствовал, что преображаюсь. Теперь я видел себя в том же облике, в каком приехал на этой машине. На мне опять были пальто и костюм шефа. Осторожно сунув руки в карманы, обнаружил ключи, банковскую карту и карточку клиента гостиницы «Гоголь», узнав эти предметы на ощупь. Собаки словно не замечали произошедших во мне изменений. Подумав, успею ли добежать, чтобы спрятаться, решил, что это вряд ли поможет. Конечно, я понимал, что Святоша и Бобик вовсе не собаки. Да как-то не хотелось думать о них. Всего-то хотелось сесть в авто и поехать, куда захочу. Собаки не отреагировали на эту, казалось, крамольную мысль, но, только попытался сделать шаг, как тотчас набросились и, прежде чем снова замер, успели изрядно покусать. Тогда я закрыл глаза и стал просто думать о том, как сажусь в машину, включаю зажигание и трогаюсь с места. Собаки будто ничего не услышали, и я продолжил мечтать. Вот уже выезжаю из двора. Притормозив, оглянулся и увидел себя стоявшим с закрытыми глазами. Из ран, нанесенных разъяренными псами, на землю хлестала кровь. Слизав её с земли, собаки принялись за раны. Напившись крови, сгрудились у моих ног. Подумав, что, должно быть, они попортили мне одежду, оглядел себя, но оказалось, что одежда в порядке, в салоне никаких следов, и даже в теле я не ощущал дискомфорта.
Отъехав на безопасное, как представлялось, расстояние, я не нашёл ничего лучшего, как тотчас предаться привычному занятию. Думать, расположившись в удобном кресле, было куда приятнее, чем без толку стоять неведомо для чего. Но только подумал об удобном кресле, как в горло мне вцепилась невидимая мохнатая пасть, а в плечи вонзились незримые когти. Тут же пришлось вспомнить, где я на самом деле нахожусь, что всё ещё продолжаю стоять во дворе, а машина, одежда шефа и удобное кресло всего лишь фикция. И даже после того как лихая сила выпустила меня из своих объятий, я долго не мог успокоиться, меня преследовал тошнотворный запах звериной пасти, и, чувствуя во рту вкус собственной крови, я какое-то время не мог дышать, будучи вынужденным глотать нестерпимо-приторную вязкую жижу.
Осторожно приоткрыв дверь, я выглянул наружу. На улице было спокойно. Вдоль канала безмятежно ходили люди. Я вышел из машины и, очутившись перед знакомым кафе, заглянул в стеклянную витрину. Там увидел женщину, про которую лишь знал, что её зовут Зинаидой. Невольно окликнув, услышал свой голос и, обрадовавшись нежданному обстоятельству, почувствовал себя уверенней. Словно откликнувшись на зов, женщина встала из-за столика и направилась к выходу. Я кинулся навстречу, но не смог найти двери. Вдруг всё вокруг потемнело, и я с ужасом увидел, как от домов по обе стороны канала отделились огромные тени и с устрашающим грохотом стали на меня надвигаться. Испуганно вскрикнув, я огляделся, в поисках места, где бы можно было спрятаться. И начал кричать что-то проходившим мимо людям, но никто не обращал на меня внимание. Люди продолжали всё так же идти, как будто ничего не происходило. Не придумав чего-либо более подходящего, я побежал к своей машине. Вся округа моментально погрузилась в ночь. Я запрыгнул в машину и зажмурился. Но грохот прекратился, и я снова открыл глаза. Сквозь стекло автомобиля всё выглядело спокойно. Ничего не казалось странным, за исключением того, что вместо дня теперь был вечер. Улица освещалась светом витрин и электрических фонарей. По-прежнему вдоль канала прогуливались люди. Вновь выйдя из машины, вспомнил про кафе и захотел вернуться, чтобы поискать Зинаиду. Но в этот раз случилось ещё более непредвиденное. Внезапно подо мной задрожала земля, и, не устояв на ногах, я рухнул на мостовую. В тот же миг всё замерло, будто в стоп-кадре: застыли люди, машины, пропали звуки. Но, ожив, всё мгновенно преобразилось. Автомобили превратились в конные повозки. Люди словно сошли со старинных картин. Запахло лошадьми и печным дымом. А из чуждого мрака, освещённого тусклым светом одиночного фонаря, на меня враждебно взирали несколько страшных мертвенно-бледных лиц. Видение длилось не больше минуты. Лица приблизились почти вплотную. И будто бы что-то знакомое промелькнуло, но подумать об этом я был не в состоянии, так как меня объял несказанный ужас. Я закричал, и видение рассеялось. Вечер озарился привычным светом. Улице возвратился её прежний облик. Исчезли конные повозки. Вокруг сновали обычные люди. Я поднялся и еле доплёлся до своего авто. Но, едва придя в себя, услышал стремительно нараставший гул. Он надвигался отовсюду, и я почувствовал пронизывающий холод. Вдруг со всех сторон на меня накинулось множество тварей. Какие-то рычащие липкие тени врезались и прилипали, и, казалось, ещё мгновение, и они высосут меня без остатка. С трудом отбившись от первого нападения, я впрыгнул в машину сквозь закрытую дверь. Тени пропали, но жуткий пронзительный гул я слышал уже непрестанно. Включив печку на полную мощность, я всё же не смог согреться. И хоть продолжалось это в течение одного лишь вечера, ощущалось так, будто длилось не один год. И не представлялось никакой возможности не то чтобы думать, а даже хоть как-то отрешиться от этого навязчивого состояния. И каждую секунду этой невыносимой вечности я проживал как отдельную вечность не прекращавшегося мучительного озноба и оглушительного с ума сводящего воя.
Впоследствии подобными нападениями сопровождалась каждая вылазка из машины. И уж точно не подобрать слов, чтобы выразить, сколь изощрённей всякий раз оказывались сопутствовавшие этим нападкам мучения. Таким образом, вечер сменялся вечером, и каждый вечер становился таким бесконечным мытарством. Тем не менее каждый такой вечер начинался со всё одного и того же непреодолимого желания хотя бы на шаг приблизиться к какой-то неведомой цели, находящейся неизвестно где и совершенно непонятно, существовавшей ли на самом деле. Но если бы знать, что ещё ожидало, то этот этап показался бы развлечением.
***
В один из вечеров, а может быть, и в тот же самый, снаружи постучалась женщина:
– Свободны?
– Конечно!.. Быстрее!.. Ну быстрее же, садитесь! – обречённо крикнул я.
И ждал чего угодно, даже того, что она тотчас же вцепится в горло. Но как только села в машину, отчаянный гул отдалился, и впервые за вечность я ощутил спокойствие.
– А где же – «моя Зинаида»? – услышал в голове неприятный хриплый голос. – Ну же, Рембо! Включай героя-любовника!
– Добрый день! Подкинете до Казанского собора? – попросила женщина.
– Зинаида! – воскликнул я.
– Так… Едем?.. – Наверное, она не расслышала, и с деловитой суетливостью уже порывалась открыть дверь.
– Ах, не стоит! – воспрепятствовал я, изобразив удерживающий жест рукой. – Простите! Конечно!
Страшный вой сменился отдалённым рычанием. А невидимые волны сотрясали автомобиль.
– Как же всё запущено! – не унимался Святоша.
Казалось, на улице свирепствовала буря. И я осторожно стронулся с места. Вдруг, откуда ни возьмись, навстречу вылетела конная повозка и, налетев на авто, с грохотом перевернулась. Лошадь копытами врезалась в лобовое стекло и, увлекаемая коляской, съехала по расплющенному капоту. Машина осела под обрушившейся тушей. Едва преодолев испуг, я с безысходностью взглянул на пассажирку. Она как ни в чём не бывало спокойно сидела на своём месте, устало прикрыв глаза.
– Вы в порядке? – взволнованно спросил я и дотронулся до её плеча.
– Пожалуйста, не отвлекайтесь, – не без досады ответила женщина.
Позабыв про бурю и ужасы недавних потрясений, я поспешил выскочить наружу. Но, лишь очутившись на мостовой, с обескураженностью был вынужден признать, что катастрофа оказалась миражом.
Я огляделся по сторонам. Над улицей царила ночь. Лишь неподалёку мерцал тусклым светом одинокий фонарь. Такие фонари я видел разве что в кино. Под фонарём стоял человек в старинном цилиндре и в одеянии, напомнившем шинель из иллюстрации к какой-то из гоголевских повестей. На улице было пустынно и темно. Откуда-то издалека раздавались звуки, похожие на цоканье копыт. Вдруг из темноты возникли силуэты. И я
