девушку. – Ты это видела?
Но девушка спокойно продолжала читать, как будто ничего не произошло.
А я услышал, как хлопнула входная дверь. И решил было, что это покинул нас Кореш. Однако на пороге появился Михалыч в облике нетипичного не то Вовы, не то нарколога. В дрожащих руках у него побулькивала неполная бутыль с мутной жидкостью. Мигом очутившись между мной и читающей девушкой он угрожающе навис надо мной.
– Ты что?! – гневно закричал. – Не понимаешь?!
Такой тон вряд ли подходил Михалычу, но запросто мог принадлежать Вове. Ну или, на худой конец, наркологу, которого, помнится, прежде я так и не сумел отличить от Михалыча. Впрочем, это мог быть кто угодно – да хотя бы тот же Кореш, даже и я сам, возможность чего вполне уже допускало моё повреждённое сознание, но до сих пор пока ничем не могло быть объяснимо.
– Ну зачем же ты её впустил?.. – продолжал наседать на меня не то Михалыч, не то шут его знает кто. – Не пускай дальше! Пожалеешь… Лучше нас впусти… Пойми – это мираж! Фикция! Один лишь ты настоящий! Один ты…
– А вы? – перебил я. – Кто вы такие?
– Мы? – с явно деланным удивлением в голосе, переспросил многоликий приятель. – Ты! И только ты – вот что важно! Никаких «мы». Ты, и точка! Вопрос лишь в том – ты ли есть ты или это я? Хочешь разобраться, останься со мной, а её прогони… Прогони!.. Нам невыносимо слышать эту набившую всем оскомину дребедень!
Старательно вслушиваясь в интонацию его голоса, я пытался определить, кто теперь передо мной.
– Останься! – проговорил он вдруг голосом Вовы.
– И я! И я! – тотчас провизжал с интонацией, характерной Корешу. – Это я! Это я!
– Я! Я! Я! Я! – одновременно с Корешом кричали Вова и нарколог.
Я понял, что своими криками он хотел заглушить ставшее необычайно звонким чтение, раздававшееся из-за спины разноголосого крикуна.
– Да неужели ты не понимаешь, сынок, – увещевал теперь мягкий голос бывшего отчима, – что если мы уйдём, то тебя упекут в психушку? И это будет ошибкой… Вспомни, что я тебе говорил. Твоя кажущаяся болезнь – Божья метка…
– А нельзя ли вас, милейший, попросить не выражовываться? – внезапно с мерзким визгом перебил себя же мгновенно переставший быть ласковым Михалыч. – Не! Уж я-то, конечно же, не хотел бы возвращаться в дурку! Однако всё ж-таки не надо бы громких фраз!
Внутри вероломного собеседника, похоже, нарастала нешуточная перепалка. Он на глазах принялся надуваться, после чего, обернувшись огромным пузырём, вдруг лопнул и превратился во множество невесомых и парящих по комнате Михалычей, наркологов, Корешей и прочих типов в арестантских робах. Они сначала полетали вокруг меня и безмятежно читавшей девушки, при этом корча свои неуловимые для взгляда физиономии, а потом слились во что-то летучее и пескообразное и рассыпались вдоль плинтуса той самой стены, на которой висела икона.
А девушка всё читала и читала. Когда же умолкли посторонние звуки, я неожиданно произнёс:
– Если бы у нас был сын…
Девушка перестала читать и посмотрела на меня тем же ясным, но в этот раз не улыбающимся взором.
– Если бы у нас был сын, – произнесла она, – ты бы не заболел.
– Во-во! О чём и речь! – глухо прокричало откуда-то неопределённым голосом.
Может быть, этот кто-то говорил внутри моей головы, потому что было очевидно, что моя собеседница ничего не слышала кроме того, что говорил ей я. И, понятное дело, она ничего не видела из того, что возникало перед моими глазами. Без всяких сомнений, она думала, что мы с ней одни в комнате. Впрочем, на протяжении всего её, казалось бы, несомненного присутствия, сам я почему-то не был окончательно в этом уверен.
– Ты знаешь про Марго? – неожиданно спросил я.
– Знаю, – усмехнулась она. – Ты когда-то часто читал мне ту книгу про ведьму и этого… несчастного писателя.
Слова про несчастного писателя задели моё самолюбие. И я сказал:
– Ну почему же несчастного? Ведь у него была его Марго.
Она засмеялась. Тихо, но как-то пронзительно и не по-доброму.
– Скажи, где то, что написал ты? – смеясь, спросила она.
Я смутился от этих нежданных и показавшихся мне жестокими слов. А она продолжила:
– Ты сам же мне говорил, что я твоя Марго. Мне не очень приятно было слышать это от тебя. Но я всегда молчала в ответ, не желая мешать твоему пути.
И вдруг я почувствовал, что из всех призрачных ли или реальных моих знакомых она наиболее реальна и что, должно быть, знает обо мне больше, чем я сам.
– И что же стало потом? – заинтересованно спросил я.
– Потом, – ответила она чуть задумавшись, – потом ты решил, что станешь монахом, что тебя на это благословили другие монахи и что…
Она грустно вздохнула.
– Что?.. Что было… потом? – уже нетерпеливо спрашивал я.
– Я ушла с твоего пути. Но не сразу… Мне было трудно забыть твои слова о нашем сыне. Я думала, что тебе этого больше хотелось, чем… в монахи.
– Но при этом ты всегда была рядом, – констатировал я. – Даже тогда, когда я нашёл Марго.
Я в изумлении смотрел на неё.
– Скорей наоборот, – снова не по-доброму усмехнулась она. – Ты потерял свою Марго.
( ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)
