Глава 14
После вынужденного заточения Ивану захотелось размяться. И вообще ему требовалось «восстановить форму». Находясь на задании, он подзапустил занятия «физкультурой». Иван привел Сахмада в спортивный зал. Здесь было тепло, светло, все ходили босиком по лакированному деревянному полу. Юноша впервые увидел столько великолепно сложенных, пышущих здоровьем людей. Кроме мужчин здесь были юноши, девушки и даже дети. Все они были светловолосы и голубоглазые в большинстве. Самое странное, что они находились вместе, причем девочки не закрывали лиц. Это шокировало. Мало того, все были одеты в более чем легкие одежды. Какое бесстыдство!
В спортзале каждый занимался разными видами упражнений. Одни поднимали тяжелые спортивные снаряды, другие крутили педали, третьи бегали на месте по движущейся ленте, иные просто боролись или бились на деревянных мечах.
Иван без церемоний представил Сахмада его сверстникам, после чего удалился. Пошел поднимать тяжести, лежа на специальном помосте.
– Ты что ли турок? – спросил Сахмада один довольно крепкий парнишка.
– Нет. Я – курд. А ты вурус?
– Я – русский! – гордо заявил парнишка, сверкая ясными глазами. – А ты басурман.
– А ты гяур. Неверный.
– Нет, я верный! Это ты неверный!
Мальчики сцепились, стали бороться, пыхтя от напряжения.
Тяжелая металлическая дверь спортзала отворилась, и вбежал мужчина среднего роста, плотный, плечистый, головастый и глазастый. Можно сказать, пронзительно глазастый. Это был боцман. Он сунул в рот свою дудку, висевшую у него на шее на металлической цепочке, и дунул в нее. Пронзительные звуки лихорадочно завибрировали под низким сводом зала. Дерущаяся в кругу зрителей парочка мальчишек распалась. Боцман, вытягиваясь в струнку и вращая глазами, объявил зычным командным голосом:
– Капитан в зале!
Все бросили свои занятия и встали по стойке смирно. И вот, через высокий порог ступив, появился новый человек. Небольшого росту, коренастый, одет он был в снежно-белую военно-морскую форму с ослепительными золотыми погонами и золотыми же шевронами на рукавах. Со всей этой пышностью в одежде резко контрастировала скромная орденская планка, украшавшая его грудь. Белая фуражка с золотым крабом придавала его рябому, бледно-загорелому, обветренному и обмороженному лицу царственный вид. У человека была манера двигаться величаво, говорить мало, смотреть благожелательно. И смотреть как бы свысока, даже если тот, на кого направлялся его взгляд, был выше ростом.
Сахмад оцепенел от страха и почтения. Нутром он чуял, что этот величавый человек является высшим иерархом на корабле. Власть его здесь сравнима с властью московского эмира. Он волен казнить и миловать. И никто ему не посмеет перечить.
Он устремил на юношу строгий, до глубины души проникающий взгляд своих рысьих глаз, покрутил рыжими усами и возгласил:
– Так вот ти какой, герой наш...
И голос, и облик великого человека, и необычная обстановка – все это подействовало на Сахмада так сильно, что он, не поняв ни слова, затрепетал от какого-то безотчетного страха и горько заплакал.
– Э-э-э... Ну, что такое, джигит?.. Герои нэ плачут, – изрек величественный человек и, грузно, по-волчьи, всем корпусом, повернувшись к Ивану, спросил: – Он панимает наш изык?
Немного понимает, Отец-капитан. Его учил Данилыч.
– А-а, это тот старец. Ну-ну... Как он себя чувствует?
– Неважно, Отец-капитан. Сердце.
Величественный человек сочувственно кивнул, осторожно приложил руку к груди, будто проверяя, хорошо ли бьется сердце у него самого, убедившись, что бьется, обратился к новичку:
– Тибя как зовут?
Тут уж Сахмад не оплошал, четко доложил: «Сахмад Исмаил-бек!»
– Маладэц, – удовлетворенно произнес ослепительный человек. Полез в карман кителя, вынул оранжевый плод, будто с ветки сорвал, и вручил его юноше. – Бэри. Настоящий грузинский мандарин. Кушай витамины. Это аванс...
Сахмад не был знатоком мандариновых сортов, как Осама, но сорт «аванс» ему приглянулся.
Пронзительный цитрусовый запах, казалось, прошиб потолок спортивного зала.
– Ладно, нэ будем дэтям мешать. А ви сматрите! – Отец-капитан поднял перст, и все благоговейно воззрились на него, словно оттуда сейчас брызнет божественный свет. – Нэ абижяйте его.
– Проследим, Отец-капитан, – сказал боцман и вытянулся во фрунт.
– Пойдемте к старцу, – молвил великий иерарх, и в сопровождении Ивана и боцмана они направились к выходу. По дороге глава процессии обратился к Ивану: «У него есть характэр, а мнэ нравятся люди с характэром. Приручи его. Думаю, он станет харошимь мамлюком. Эсли надо будет – ми его женим... Малая толика дикой крови нашему народу нэ паврэдит, наоборот, скажется благотворно. Ми ведь нэ расисты. Верно я гаварю, Иван Никалаевич?» – «Верно, Иосиф Виссарионович. Только одобрит ли это Совет Матерей?»
Великий человек скривился лицом, точно свита его была так неловка, что ненароком наступила своему патрону на любимый мозоль.
– Хорошо, Отец-капитан. Я исполню вашу волю, – поспешно ответил Иван.
К затравленному Сахмаду подошла девочка, абрикосово-загорелая, с родинкой на нежной шее, возле хрупкой ключицы, протянула руку и произнесла свое имя:
– Аглая. А тебя Сахмадом зовут? Мы будем твоими друзьями. Ты нас не бойся.
– Я никого не боюсь, – гордо выпрямился юноша. Он не знал, что делать с протянутой ладонью девушки, хотел ухватиться за надежный приклад автомата, но верного калаша за плечом не было. Сахмад понял, что отныне ему надо научиться быть сильным без помощи оружия.
«Геро-о-ой», – насмешливо проговорил бывший противник Сахмада, стоявший теперь в отдалении. «Да ладно тебе, Федор, – толкнул товарища в бок другой мальчик. – Чего пристал к пацану».
А Сахмад ничего этого не слышал. В его душе происходила сумасшедшая буря чувств. Он не мог смотреть в глаза девочке, которая стояла перед ним почти что голая. Так же не глядя, он, наконец, коснулся кончиками пальцев до все еще протянутой ладони, и отдернул руку, точно обжегся. Краска жгучего стыда залила его лицо. В ушах неистово пульсировала кровь, и не только в ушах... Сахмад едва сдерживал бесившегося в себе дикого пса, которого подвели к самке, пахнущей молодым сладким потом. Он взглянул только раз в ее лазурные, словно небо, глаза, и явь стала расплываться, как зыбкое сновидение. Он произнес фразу, явно не относящуюся к ситуации, – и вдруг разом все переменилось. Он почему-то лежал на полу. Кто-то держал ему голову, а к губам подносили стакан с водой. Кольцом над ним нависали любопытные лица ребят и взрослых. «А ну расступитесь, – сказал кто-то, – дайте ему воздуха».
------------------
конец 14-й главы
продолжение следует
см. на страничке автора