заметное облачко пара.
«Он что, ничего не чувствует?»
И на Артура накатила волна непередаваемого ужаса, паника судорогой сжала кисти рук и мышцы ног: комната на его глазах начала трансформироваться, комната раздалась вширь. Из обычного небольшого помещения в крестьянской хате, она превратилась в огромную комнату с высокими потолками, украшенными бордюром и лепниной в углах. Вместо маленького оконца с занавесками серебрились две узкие щели арочных высоких окон с крестовинами рам и вбитыми стёклами; перед окнами на карнизах медленно колыхались лоскуты прозрачной вылинявшей ткани; дующий через дыры в окнах слабый ветерок неторопливо их раскачивал и мелкий как порох иней слетал с заиндевевшей материи. Голландку скрыл на мгновение колеблющийся мерцающий экран, когда он исчез, на месте печи жарко пылал поленьями большой камин.
«Ничего не понимаю! – про себя воскликнул Артур. – Это сон?!»
Артур потёр глаза, в надежде, что это разгонит страшную магию сна, и он проснётся в обычном, привычном для него мире, без волшебства и колдовства.
Ничего не прекратилось. Изменения медленно продолжали происходить далее.
Взглядом Артур натыкается на друга, но тот и не думает просыпаться, будто не чувствует свежего морозца в комнате и не ощущает на уровне подсознания, уж оно-то должно было просигнализировать ему о странностях, так им прежде выискиваемых, происходящих метаморфоз.
«Счастливчик!» - без мыслей, просто пронеслась в голове Артура мысль и оставила после себя след, некое подобие торсионного, который оставляет летящий высоко в небе самолёт.
Неожиданно громкий сухой щелчок отвлекает Артура. Над его кроватью и следом над кроватью друга на стене появляются спаренные литые газовые светильники вместо электрических.
«Это сон, - зачарованно шепчет Артур, - обычный сон. – И добавляет вполголоса: - Мне это снится! Мне снится обычный сон!»
Артур щипает себя за мочку уха, сильно прищуривается, открывает глаза. Всё на месте. Ничего не исчезло. Покачиваясь, горят огоньки в газовых светильниках; сквозь матовые плафоны льётся приглушённо-жёлтый свет.
Затем Артур посмотрел на пол и еле-еле сдержал в себе крик: это было почти на грани человеческих психо-эмоциональных возможностей – от стены к стене, прямо под кровать Артура, от окон к двери по полу, устланному вязаными половиками, стлалась позёмка, невысокие снежные волны. Поднимая блестяще-снежную пену-пыль, плавно текли, наползая друг на друга и растворяясь где-то за пределами помещения, проскользнув через невидимые щели между полом и стенами.
Судорожно глотнув воздух и выдохнув, Артур заметил, облачко пара повисло перед лицом и, плавно покачиваясь, осталось на месте. Артур протянул палец и дотронулся им до облачка, оно съёжилось и ему показалось, изнутри послышался смешок, едкий, мелкий, колючий.
«Нет… Я сплю… - судорожно шепчет Артур, постоянно пощипывая себя то за кисть руки, то за мочку уха, хотя это не приносило никакого результата, он продолжал это делать, вероятно, внутри искренне надеясь, если она, надежда ещё сохранилась в том первоначальном виде, в каком предстаёт в сознании каждого человека, живущего надеждой на хорошее и, пусть, с небольшими погрешностями, с вкраплениями неудач. – Сплю и вижу дурацкий сон. Всё это от болтовни Петьки… Вся причина, в моей впечатлительности, наслушаюсь, и грезится, что ни попадя… Петьке мерещились различные странности… Вот он и заразил меня своей манией или фобией… как там у медиков правильно будет? – Но то, что странности волшебным образом никуда не делись, не исчезли, а проявились, то Артуру объективности ради, в уме своём пришлось сейчас согласиться с подозрениями друга, с его попытками доискаться до истины, согласиться с Петькиными утверждениями. – И если странности не растворились страхами ночи перед лучами солнечного света, то мне это всё снится. Просто снится. Проснусь, и ничего этого не будет».
Артур ввёл в облачко кисть руки. Мягкий бархат молочного тумана и острых ворсинок снега прошёлся по коже, перебирая каждый палец и немного пощипывая, затем облачко резко уменьшилось в объёме, сжалось, и Артур вскрикнул от сильной боли и дёрнул руку назад, прижал к груди, поглаживая другой рукой и растирая её, стараясь поглаживающими движениями согреть руку.
«Только сон этот очень реальный».
63
Порыв ураганного ветра ворвался в комнату из коридора и сорвал с петель дверей. Поднимая серебристо-туманное облако снега, она бесшумно падает на пол.
«А ведь Петька её надежно закрыл на крючок, - подумал Артур, мысли в его голове метались пьяными пчёлами, напившимися хмельного нектара, и под куполом черепа стоял невыносимый звон в момент удара мыслей о его костяную основу. – Петька дверь закрыл! – после некоторой паузы добавил: - Значит, ненадёжно».
Артур посмотрел на друга; тот продолжал крепко спать, шум падения двери не потревожил его сон. Выждав минуту, Артур позвал друга, но с губ сорвался хрип.
- Петька! Петька! – спазм сжал горло Артура, но не остановил. – Ну не можешь ты не слышать и так крепко спать!
Сложив перед ртом ладони рупором, Артур крикнул, вернее, хотел крикнуть, но, как и в предыдущую попытку, с губ слетел усиленный рупором из ладоней хрип.
- Петька! Да проснись же ты!
Петька натянул на голову одеяло, пробормотал что-то невнятное и замолчал.
- Ну и спи! – чистый голос не хотел возвращаться в грудь Артура; из неё, как через какое-то препятствие, воздух и слова вылетали с сипом. – Спи! – пожелал другу Артур. – Сейчас-то тебе ничто подозрительным, уж в этом я уверен, не кажется. – Петька откинул с головы одеяло, поводил головой с закрытыми глазами, и снова накрылся с головой, из носа тонкими струйками вырвался горячий воздух дыхания, растаявший сизым туманом в холодном воздухе комнаты. – Сны сладкие снятся! – не удержался от язвительности Артур и зашёлся кашлем, прикрыв правой ладонью рот, левой ухватившись за горло.
Кашель сделал то, чего не добился Артур – Петька проснулся, открыл глаза, начал тереть их руками и заговорил, заговорил спросонья неразборчиво, как лепечут сильно пьяные мужики, стараясь что-то сказать. Закончив, Петька снова завалился спать, тихо похрапывая.
Из коридора послышался скрип снега, будто там некто топтался тяжёлыми шагами на месте перед дверью. Затем шаги замерли. Целую вечность, так показалось Артуру, длилось зловещее затишье. Артур сидел, не шелохнувшись; стук сердца, внезапно учащённо забившегося в груди, отдавался шумом и свистом в ушах. Неожиданно молчание прервал отрывистый грудной кашель.
Издалека, сквозь шум возобновившейся метели, через плотный занавес снега послышалась неразборчивая речь.
- Гета! – Артур узнал голос старика Степана. Мужа хозяйки хутора, Генриетты Марковны. – Гета!
- Слушаю, Стёпушка! – с нежностью в голосе произнесла Генриетта Марковна.
- Гета, с кем ты разговариваешь?
- Стёпушка, у нас гости!
Артур съёжился, вобрал голову в плечи; мрачное предчувствие холодными тонкими змеями шевелились в районе солнечного сплетения, и медленно ползло вниз живота. Нехорошо, очень нехорошо почувствовал себя Артур, по телу мелкой сыпью прошлась ледяная волна, Артур укутался в одеяло. Под одеялом появилось шевеление. Петька повернулся к Артуру, сел на кровати, Артуру показалось, друг его не сидел на кровати, повис в невесомости над нею. С закрытыми глазами Петька заговорил. Несколько заторможено, растягивая слова, будто находился под воздействием гипноза.
- Бандиты ножнами забили насмерть старика… Его жену раздели донага, связали ей руки, ноги и привязали к седлу… возили по степи, пока та не околела…
Проговорив это, Петька завалился на бок и захрапел. Вой метели затих на мгновение, и Артур услышал голоса двух мужчин. «Раздеть донага старую суку! Привязать к седлу!» - жутким голосом, от которого шёл мороз по коже, прозвучал приказ. – «Слушаюсь, господин атаман!» - с неким подобострастием прозвучал ответ. Перед взором Артура появилась размытая картинка: в нежной пелене мелькают неясные мужские тени, расплывчатые контуры лошадей. Артур в одном мужчине узнал атамана Красилова, резкая боль в голове заставила зажмуриться, боль ушла, он открыл глаза – картинка не пропала. «Образумь старуху, прокати с ветерком по чистому снежку!» - усмехнулся криво Красилов. – «Якши, атаман!» - ответил Энвер с сильным татарским акцентом и бросил руку к шапке и бегом побежал к группе мужчин, привязывавших связанную женщину к седлу длинной верёвкой. Артур затряс головой, видение пропало; но голоса продолжали звучать в ушах и он зажал их руками. И всё равно, словно через мембраны ладоней, усиленный ими, голоса зазвучали сильнее; к прежним голосам атамана Красилова и Энвера, добавились хриплые и простуженные бандитов. «С тех пор она заманивает к себе путников и расправляется с ними!» - проговорил первый. – «Зачем?» - спросил второй. – «Мстит, - пояснил первый. – Неужели не понял – она мстит». – «Кому?» - «Всем подряд. Всем, кто попадёт к ней в гости. Мстит мужчинам за погибель свою и мужа». Артур узнал голос Петьки: «Но мы-то здесь причём? Мы же никаким боком не причастны». Артур услышал себя и замер от неожиданности: «Ей без разницы… Виновен ты или нет». – «Но это несправедливо!» - возмутился Петька. – «В таких случаях о справедливости речь не идёт!» Артура удивила циничность слов, произнесённых им, другой звук отвлёк его от внутренних мысленных раздумий.
За дверью прозвучал мрачный голос, полный недовольства чем-то и следом незамедлительно весь дом затрещал, как старый костюм, по швам. Со стен комнаты с ужасным треском осыпались снежные комья. Отвалилась крупными пластами и кое-где мелкими фрагментами штукатурка, обнажилась кладка стен из саманного кирпича. Очередной порыв ветра сотряс стены, из швов полетела глиняная пыль. Внутрь, снаружи, через образовавшиеся многочисленные щели заструились длинные тонкие нити ветра с нанизанными на них бисеринками-снежинками.
Ледяная пощёчина ветра привела Артура в чувство. Вернулись уверенность и трезвость. Он соскочил на заснеженный пол босыми ступнями, не чувствуя кожей смертельно обжигающего ледяного пламени снега.
- Да что же здесь такое происходит! – закричал Артур и его слова эхом отразились от стен с обсыпавшейся штукатуркой.
Снежные нити ветра устремились к Артуру, ему представилось, что некое мифическое животное, похожее на сухопутного спрута, протянуло к нему свои ужасные, длинные, гибкие щупальца. Он захотел отойти назад, сделал усилие ногами, они не двигались; с ужасом подумал он: это конец? Мысли его прервались, запутались своими волосами в густых диких зарослях страха, как некий библейский герой повис на своих длинных волосах и был повержен преследователями. Сдаваться своим страхам и прочим тревогам Артур не намеревался. Он посмотрел вниз и тотчас забыл о прежних думах: снежные нити в огромном количестве окружили его, они крутились вокруг него в постоянном движении, переплетаясь, спутываясь, сплетаясь, затем резко
