обречь единение с миром и полную свободу (когда ты ничем не выделяешься, а являешься частью общего либерального единомыслия, то тебе не нужно отстаивать свою индивидуализированную самость, выражением которой и является ум).
– Что? – спрашивает Клава, тем самым указывая на то, что он не в курсе того, что нужно делать в таком случае. А полагаться на везение, после того, что он услышал от Михаила, бесполезная затея – ты обязательно окажется самым невезучим, по крайней мере, в этом случае, человеком. И ты будешь навсегда обречён на пытки этой неумолкающей в голове мелодии. И только Клава так подумал, как несмолкающая в голове мелодия новыми звуками заиграла, и Клава еле сдержался от того, чтобы не выкрикнуть: «Боже мой, голова моя уже раскалывается от неё!».
Михаил же придвинулся к столу, наклонился в сторону Клавы и тихо проговорил. – Нужно её закончить. В нашем случае допеть её окончание. – И, хотя Михаил, казалось бы, ничего такого сверхъестественного и невозможного не сказал, Клаву пробило холодным ознобом от интуитивного предчувствия невозможности этого сделать. Он ведь и вслух её напеть не может, а какая уж может идти речь о том, чтобы её завершить. А вот сумей он её хоть как-нибудь, с кучей ошибок и с особой фальшью человека без музыкального слуха, воспроизвести, то при современных научно-технических возможностях, он вмиг нашёл бы, что это за мелодия и кто её на самом деле поёт. Так что полностью отчаиваться не стоит, и нужно только немного потерпеть и выждать время.
– Что, сможешь? – многозначительно спросил Михаил. И его вопрос можно было понять по разному – он интересовался либо о певческих возможностях Клавы, либо о его соображении насчёт самой мелодии и возможности потерпеть эту мелодию в своей голове.
– А разве у меня есть другой выход. – Тоном человека, принявшего для себя своё безысходное положение, сказал Клава. А вот ответ Михаила на этот раз, не то чтобы удивил Клаву, а он поселил в него надежду.
– Есть. – Говорит Михаил и в момент приближает к столу и к себе Клаву, которому крайне важно знать, что кроется за этим его ответом. Михаил же, синхронно с Клавой отодвинувшись от стола, когда тот к нему придвинулся, зафиксировав на себе просящий взгляд Клавы, просто сказал. – Нужно отыскать ту, кто вложил в твою голову эту мелодию.
– Но как?! – чуть ли не закричал в ответ Клава, чем привлёк к себе всеобщее внимания посетителей и сотрудников кафетерия. Так что Михаилу пришлось выждать время, пока все вокруг успокоятся и займутся своими, не касающимися их делами. Когда же баланс спокойствия в кафетерии был восстановлен, Михаил, придерживаясь спокойного поведения, как в лице, так и во всём остальном себе, дал свой ответ слегка успокоившемуся Клаве. – Положимся на везение. – Сделал такое предложение Михаил, как будто читал мысли Клавы (а мы уже знаем, что он насчёт всякого везения думал и значит, его ответ будет предсказуем).
А ведь между тем, такое отношение к окружающему и такое бесстрастие в лице Михаила, было несколько удивительно видеть, учитывая то, что именно он, а не Клава, использовал для поднятия своего духа некий жидкий ингредиент, добавляемый им в кофе, который быть может и кто знает, и послужил настоящим источником возникновения мысли о Сирене и её мести людям, в головы которых она вкладывает свою несмолкающую песню. Но Клава сейчас был не в том состоянии, чтобы что-то там учитывать и замечать за другими людьми, когда он и себя практически не замечал, о чём говорило то, что он не допил из своей чашки кофе, а вылил его остатки на стол и частично на себя, уронив на бок чашку.
– На везение? – опять ничего не понимая, округлив глаза, переспросил Клава.
– Всё, верно. – Ответил Михаил. – Наш случай, не только не простой, а в некотором роде фантастический, живущий по иным законам. А это значит только одно, – Михаил сделал кульминационную паузу и добавил, – здесь обычными инструментами не добьёшься результата, и в своих действиях нужно отталкиваться на другие ирреалии, свойственные этому сложному для нашего понимания миру. В который для начала нужно поверить. Ты готов в него поверить? – пронзив Клаву пронизывающим до самых печёнок взглядом, низким голосом вопросил Михаил. Но на этот раз Клава проявил необыкновенное упорство в отстаивании своей разумности и выразил сомнение.
– Вы, наверное, шутите. Какой ещё ирреальный мир? – вот прямо так, через вопрос, выразил своё сомнение Клава. За что его не то чтобы прибить мало, а будь на месте Михаила, так за него старающегося и переживающего, любой другой сознающий себя добропорядочный гражданин, и раньше догадывающийся о неблагодарности людского рода, то Клаву давно бы одного оставили наедине со своей мелодией в голове – пусть с ума сойдёт от этого головного караоке.
Но Михаил не самый простой, сознательный гражданин, живучий в своём сознании и разумении, а у него в голове есть свои области неразумности и не сознания, которые будучи подкреплёнными его безрассудным образом жизни, не бросают на произвол своей не осознающей судьбы, вот таких людей, как Клава, которые только разумными себя считают, тогда как их разум живёт в одной плоскости понимания и тем самым не может собой постичь то, что лежит в иных плоскостях того же мировоззрения. А их, не то чтобы несколько и много, а их до бесконечности велико.
И Михаил сразу не осаживает Клаву, заявив: «Как знаешь, человек без двух дней умалишённый», а он пускается в объяснения. Для чего он вынимает из кармана смартфон, убранный туда, когда он выходил, кладёт его на стол, и ткнув в него пальцем, спрашивает Клаву. – Ты знаешь, что это? – На что следует кивок Клавы. Что на этот раз, в виду возможности многозначности понимания этого кивка Клавы, не устраивает Михаила, и он сам за Клаву уточняет. – Я надеюсь, что ты не будешь спорить с тем, что это не просто коммуникационного характера техническое устройство, а это целый мир для каждой человеческой единицы. – Сказал Михаил и, посмотрев на Клаву, увидел кивок согласия Клавы.
– Новые времена приносят с собой новые измерения, – заговорил Михаил, – и эти измерения уже мало что имеют общего с теми единицами отмеров и измерения, с которыми мы имели дело в прошлом – всё перешло в другие плоскости понимания, где нет больше ничего точного, зафиксированного раз и на всегда, сейчас всё находится в движении и скоротечно во времени. Оттого, наверное, все нынешние измерительности рассчитаны больше на умственную составляющую человека, выражены виртуально, нежели имеют под собой материально выражающую предмет измерения основу. Всё постепенно переходит в значение крипто. Валюта, труд и сам человеческий рассудок, уже не нужны для прогрессивного человека, ему главное нужно знать, куда ветер дует. Вот и получается, что это главный запрос сегодняшнего мира для человека-флюгера. Вот отчего человек, встретившись лицом к лицу с настоящей действительностью, впадает в такой умственный ступор. Его-то информационно, под завязку наполняли совсем другой реальностью, заставляли думать желудком, а не сердцем, – тому, что не скормишь, всё практически переварит (изжога и колики это уже последствия переварки), – а тут вон всё, как оказывается, реально жестоко, кроваво и больно, а не как в голливудских фильмах, на раз делается.
Хотя главное, та основа, на которой строятся и от которой отталкиваются все расчёты и отмеры, осталась прежней – это сам человек. Так, к примеру, если рассматривать виртуальный мир, – Михаил вновь кивнул в сторону смартфона, – то к нему не подойдут все известные в нашей действительности меры весов. И тут нужно вносить свои достаточно существенные поправки на имеющую место в этом мире действительность. Где нет присутствующих в нашем мире законов физики со своей гравитацией, в привычном нашем понимании, и если они действуют, то опосредственно и в уме, застрявшего в этом мире человека. – На этом Михаил закончил и, зафиксировав свой взгляд на Клаве, спросил его. – Я достаточно понятно объяснил?
– Относительно. – Ответил Клава.
– Это самый подходящий ответ. – Сказал, улыбнувшись, Михаил. После чего он вновь становится серьёзным и говорит. – А теперь вернёмся к нашему вопросу. Да, кстати, у тебя там, ещё мелодия распевается? – спросил Михаил Клаву. А Клава было уже успокоился, и начал привыкать к этому музыкальному сопровождению, а тут это акцентирование внимание на эту его внутреннюю музыкальность, которая вновь вышла на первый план и начала забивать собой все мысли. Так что Клава только в раздражении мог и ответить: А куда ей деваться.
– Ладно, я понял, не буду больше на этом концентрировать внимание. – Михаил в ответ проявил понимание Клавы. – Что же касается интересующих нас персон, – продолжил Михаил, правда на этом месте был перебит удивлённым вопросом Клавы: Персон?
– Всё, верно, персон. – Утвердил свою мысль Михаил. – Сирены по одной не перемещаются. Так что более чем вероятно, их было как минимум две. – Михаил сделал паузу, после чего продолжил. – Если они обратили на тебя столь знаковое внимание, – а это указывает на то, что ты им не просто первый встречный прохожий на улице, который может быть проявил к ним невежливость и толкнул плечом, а то, что ты им гораздо ближе знаком, – то для этого была веская причина. Выяснив которую, мы сможем выйти на них. Есть на этот счёт какие-нибудь мысли? – спросил Михаил. Клава сделал задумчивый вид для виду, тогда как на самом деле у него ни одной мысли сейчас не было – его с любой мысли сбивала эта мелодия в голове.
– Нет. – Пожав плечами, сказал Клава.
– Ладно, с этим в своё время разберёмся. – Сказал Михаил. – Сейчас же мы должны вести себя как обычно и не подавать вида, что нас что-то такое встревожило. Пусть думают, что их атака на тебя дала осечку – у тебя в тот момент были заложены уши и ты, благодаря этому обстоятельству, оказался неуязвим перед их атакой. И Сирены, видя, что тебя ничего не тревожит и не волнует, – а они посредством созвучия с вложенной тебе в голову мелодией и нотной вибрацией, постараются взять в свои руки руководство твоей головой и тем самым получить полный над тобой контроль – вот для чего всё это делается, – непременно предпримут новую попытку вложить в твою голову эту звуковую закладку. – Михаил сделал столь необходимую для Клавы паузу, чтобы дать ему переварить всё им сказанное.
Что и говорить, а он сумел нагнать страху на Клаву такими его будущими перспективами. А он-то дурак думал, что самое страшное, это постоянно звучащая мелодия в голове. А тут как оказывается, всё много страшней и жутче. И Клаве совсем не трудно догадаться, куда захотят его привести, взявшие его в свои руки, эти его будущие кукловоды, Сирены – к падению в самую пропасть. А это происходит легче лёгкого, нужно только на раз за человека взяться и предложить ему отказаться от самого себя, предложив взамен исполнение его самых заветных желаний, и при этом в единоличное пользование. А это уже первый шаг к одиночеству, и там дальше по своей наклонной, ведь тебя никто не интересует и не волнует больше.
– Так они сейчас за нами наблюдают? – приложив руку ко рту, чтобы было нельзя прочитать по губам слова, тихо спросил Клава. Михаил
