когда Бывший Верховный Хранитель вернулся к себе и глотнув холодного чая открыл окно, то ещё с полчаса постоял там, что-то вспоминая и о чём-то думая, и только после этого так и оставив окно приоткрытым пошёл спать.
Когда он проснулся и потянувшись поднялся с кровати, было уже около 10 утра. Он поднялся, подошёл к приоткрытому окну, и тут вся комната наполнилась насыщенным зеленовато синим отсветом, и из стоявшего в углу большого магнитофона раздались вступительные аккорды Пинк Флойдовского «shine on you crazy diamond». Куратор улыбнулся, зашёл на кухню, отпил немного холодного кофе и не без небольшой улыбки заметил, как хорошо слышен каждый аккорд нестареющего «wish you the hear».
6
Прошло две недели после их последней встречи. На улице стояла довольно прохладная предноябрьская погода, и в этом старом Московском парке, весьма любимом многими горожанами в летние дни, можно отметить, не было ни души, а если точнее, не было совершенно никого из посторонних. А если кто-нибудь из случайных прохожих и заглянул бы в этот уголок, (чего, как мы здесь отметим, совершенно не могло случиться), то тогда-бы увидел одну очень странную и совершенно не вяжущуюся ни с какими понятиями и представлениями картину...
Итак, посередине парка, плавно разместившись на трёх пустынных скамейках, над усыпанными осенней листвой дорожками развернулось довольно престранное зрелище. На левой скамейке, слегка присыпанной крупными осенними листьями, лежала старая и толстая раскрытая книга, от которой, если немного к ней присмотреться, исходило несколько загадочное переливистое свечение.
У крайней правой скамейки, как будто бы случайно к ней прислонённый, поблескивал на раннем чуть тусклом октябрьском солнце большой старинный двуручный рыцарский меч, с рукояткой, украшенной несколькими рубинами и другими драгоценными камнями.
Чуть дальше от них, примерно в пятидесяти метрах, около нескольких почти осыпавшихся деревьев гулял, мерно потряхивая гривой и временами озираясь и что-то сердито рыча большой, очень гордо и важно державшийся лев, с совершенно независимым видом оглядываясь на некоторые незаметные шевеления, а после снова спокойно поглядывая на скамейки, где посередине между древней книгой и старинным оружием сидел человек лет тридцати - тридцати с небольшим, одетый в темновато серебристую одежду и накрытый серебристым плащом старинного средневекового покроя.
Так он сидел уже около часа, и когда стоявший немного вдалеке от гордого рыцаря Куратор учтиво склонившись негромко произнёс: - «Сир, извините, но скоро уже станет светло» - он взглянул на него, и согласно кивнул.
И сразу после этого невидимая плёнка реальности немного изменилась, пару раз слегка качнула двумя старыми деревьями, а после этого совершенно переменилась. Гордый лев, слегка повернув голову ещё раз посмотрел в их сторону, мотнул головой, и как-то плавно и незаметно растворился в прохладном московском воздухе. После этого старинная Библия, открытая на книге пророка Иссаи тоже издала последнее серебристое мягкое свечение, и также, подхваченная невидимым прохладным потоком тоже куда-то исчезла, после неё точно также растаял, сверкнув на прощание двумя яркими камнями рукоятки старинный двуручный меч.
Только сидящий человек приподнялся со скамейки, и слегка кивнул своему верному помощнику. Лев Исаевич Курштрейн, как было записано у него в паспорте, серебряный плащ которого очень быстро превратился в довольно дорогой, такого же серебристого цвета финский дождевик, слегка склонив голову махнул рукой своему помощнику, который отошёл от стоявшего в глубине дерева и подошёл к его скамейке.
Практически никаких изменений вроде было не заметно, если не считать того, что Верховный Магистр помолодел за это время лет на десять - пятнадцать, и на груди у него, под плащом на большой золотой цепочке висел медальон с позолоченным старинным гербом, где на фоне отточенных зубцов замковых башен гордый Лев поддерживал двумя лапами большой позолоченный крест, а по бокам были заметны какие-то непонятные надписи готическими буквами.
Также и у подошедшего к нему верного спутника на такой-же цепочке под таким же серебристым финским дождевиком тоже был виден старинный гербовый знак, где на синеватом фоне виднелось изображение всадника на вершине холма под мерцающим полумесяцем, и посередине которого точно также высился большой позолоченный крест.
- Ну что, мон сир, теперь мы готовы, и через двадцать семь дней нас ожидает очень ответственное путешествие.
- Ну кто бы мог сомневаться, - ответил ему тоже слегка помолодевший Куратор, Демосфен кивнул головой, немного помолчал, и после этого они неспешным шагом пошли к выходу из безлюдного в это утро парка.
7
Ранее ноябрьское утро было довольно прохладным. Мы не будем описывать как они добирались до этого места, как пересекли границу, и каким странным образом оказались в этих предгорьях, над которыми возвышались величественные и покрытые вечными ледниками Памирские вершины. До конечной цели их поездки, кельи смотрового ламы, им оставалось уже совсем немного их слегка скользящего на покалывавшем морозе шага. Эта вырезанная в высоком горном уступе келья, в которую лежал их путь, располагалась прямо над окраинами одного из древних буддийских монастырей, расположенного в естественных и вырубленных на протяжении многих веков пещерах. А вся эта большая старинная монастырская сеть подземных помещений находилась под широкой горной долиной, простиралась на несколько десятков километров и была очень надёжно и тщательно скрыта и от мира, и от посторонних.
Температура была весьма прохладной, где-то между десятью и пятнадцатью градусами, под ногами двух путников мягко шуршал снег, с краю тропинки блестели очень часто подходящие вплотную окраины большого и уходящего высоко вверх ледника. До конечной точки путешествия им оставалось где-то около получаса их лёгкого хода.
Пройдя ещё минут пятнадцать они обогнули край уходящего в сторону высокого кряжа, и их взору предстала хорошо уже им знакомая долина. (Под которой и находился этот древний и спрятанный от мира монастырь, попасть в который можно было только по несколькими хорошо скрытыми от глаз и посторонних проходов). Примерно метрах в четырёхстах от них была хорошо видна остроконечная и высеченная с краю возвышавшегося там уступа весьма просторная келья, стоявшая как раз над ближними монастырскими переходами.
Дорога туда была широкой, и через десять минут они остановились, слегка скользнув на лёгкой наледи недалеко от потемневшей от времени двери. Немного постояв около неё и разглядывая потемневшую мозаику на стенах друзья переглянулись, и открыв скрипнувшую дверь прошли внутрь. И только они зашли за этот порог, как тут-же почувствовали сразу-же снизошедшее на них ощущение какого-то особого, и чем-то даже величественного спокойствия и умиротворения. (Надо отметить, что эта совершенно особенная атмосфера царила в этих стенах постоянно на протяжении многих веков). И хотя они не раз здесь бывали, но это снова приятно их удивило, также как то, что несмотря на довольно свежий морозец температура здесь была почти комнатной. (Она постоянно держалась тут где-то на уровне пятнадцати-восемнадцати градусов, как ранним летом, и это не менялось ни в сильные морозы, ни в жаркие летние дни).
Зайдя за дверь, и пройдя чуть вперёд они остановились, и некоторое время привыкали к световому переходу от утреннего солнца к постоянно стоявшим среди этих стен сумеркам. Но когда их глаза освоились с этой переменой, они уже спокойно различили тянувшиеся вдоль стен скамейки и стоявший посередине стол. Куратор осмотрелся, и подойдя к столу взял стоявшую на нём керосинку. Убедившись что она заправлена и немного повозившись со спичками он довольно быстро зажёг её ярко разгоревшийся фитиль.
Вся смотровая комната сразу осветилась и поставив лампу рядом с пустой чернильницей он оглянулся на присевшего на скамью Демосфена и с лёгкой улыбкой сказал:
- Ну что-же, мон сир, а я вижу, здесь ничего не изменилось.
- Ты прав, и время почти не властно на тем, что хранят эти стены. Так что можешь присаживаться. Только сначала, пожалуйста, сними одну из этих ламп. – И указал ему на стоявшие на полке перед дверью шесть больших монастырских светильников. Голштейн согласно кивнул, подошёл к полке и взяв крайнюю из них поставил на стол. Лампы эти были большими и горели в 2 -3 раза ярче небольшой керосинки. Немного осмотрев её и вспоминая как она зажигается он со второй попытки зажёг этот светильник, и вся большая комната сразу ярко осветилась. Он погасил ненужную уже керосинку и тоже сел рядом с Магистром.
Так они несколько минут просидели, передыхая после перехода по предгорьям. Потом Голштейн вопросительно взглянул на Старшего, и когда он положительно кивнул открыл сумку и вынул оттуда дорожный термос с кружками. Выпив по чашке кофе и согревшись наши старые товарищи минут 10 посидели, негромко беседуя и осматривая украшенные мозаикой стены. Потом сделав небольшую паузу Голштейн слегка улыбнулся и подвинув поближе сумку несколько вопросительно обратился к своему коллеге:
- Это может быть и немного странно, но похоже, нас здесь никто не встречает. Вы этому не удивлены?
- Удивлён? Вообще-то нет, но раз пока никто не вышел нам навстречу, то давай немного пройдёмся и осмотрим эти гостевые комнаты. Я очень хорошо знаю эти места, и если не там, то уже очень скоро кто-то должен будет здесь появиться.
- Ты прав, я тоже так думаю.
- Ну что, пойдём, и немного прогуляемся?
- Да, конечно.
Они поднялись, Голштейн взял лампу и первым прошёл в соседнее помещение. Эта гостевая комната была почти такая-же, как и первая, и осмотрев её они уже двинулись к проходу в следующую, как вдруг из-за спины у них раздался чей-то неожиданный, и хорошо знакомый им голос.
- О, а у нас какие гости! Неужто сам Демосфен со своим верным спутником решили посетить покои Ламы? Но вы не спешите, Лама хорошо знает о вашем приезде, и в шесть часов сам поднимется сюда наверх.
Стоящие уже лицом к нему спутники переглянулись, и Демосфен с лёгкой улыбкой ответил: - А, это ты, Аскарфаг? Что-же, я вижу, ты нас ждал. Да, а ты ничуть не изменился. И ты, как мы знаем, гораздо лучше знаешь эти покои, и надеемся, что поможешь нам в отношении небольшого гостеприимства.
- Да что вы, как вы только могли подумать, что я всё так оставлю! Вы меня удивляете. И, если не возражаете, прошу пожаловать в мои покои, где мы сможем посидеть и побеседовать. И кстати, у меня в гостевой спальне спит ещё один гость, прибывший вчера поздно вечером, и когда он проснётся, уверяю, у нас найдётся время для интересного нам разговора. Ну, а пока прошу ознакомиться с моим уединёнными жилищем.
Он подошёл к ним, пожал руки и указал в глубь следующей комнаты. Наши путники согласно кивнули, и их старый знакомый мягко поклонившись сделал жест следовать за ним. Когда они прошли туда и Голштейн осветил лампой такую-же комнату, Акарфаг подойдя к дальней стенке протянул руку, и нажал на
