оказался этот горный серпантин. На поворотах Витьку по инерции бросало то на стенку автобуса, то на Весфриду. Она приказала ему крепче держаться за спинку переднего сиденья. И проехали то они совсем мало еще, а Витьке от болтанки стало так жарко, что он весь взмок от пота как-то сразу. И даже подумать, что сейчас ему станет плохо, не успел. Тошнота подступила мгновенно, только сжалось что-то внутри и Витьку вырвало. Он только и успел инстинктивно подставить ладошки, и они тут же наполнились всем тем, что совсем еще недавно он с таким удовольствием уплетал на базаре. Его отбросило в сторону на очередном повороте. Надсадный спазм выворачивал все изнутри, а там ничего уже и не было, кроме липкой тягучей ужасно кислой слюны. Опешившая от неожиданности Весфрида уже кричала истошно на весь автобус водителю – стой!!! Стой-же, тормози! – тебе говорят!!!...
Автобус затормозил так резко, что содержимое ладошек вывалилось Витьке на штаны. И было ему так плохо, что он даже не стал задумываться – а что о нем подумают пассажиры вокруг. Весфрида не испугалась совсем и не стала брезговать. Руками сгребла остатки побывавших в желудке груш и яблок с Витькиных штанов и поспешила на выход. Витька, держа перед собой ладошки, так как будто что-то драгоценное было в них, и все еще ощущая противную парализующую душу тошноту, последовал за теткой вслед.
К счастью, сбоку в кювете оказался арык с водой. Тетка тут же взяла Витьку в оборот, заставила его наклониться над водой, и пока он возился со своими руками полоская их в воде, насильно умыла ему лицо. Он попытался слабо сопротивляться – делая вид, что и сам справился бы, - а она уже плеснула ему водой на штаны и зачищала руками запачканные места.
Потом Витька сам уже, снова склонившись над арыком, все зачерпывал и зачерпывал чистую прохладную влагу, полоскал и полоскал лицо, шею и рот, до тех пор, пока не растворилась и перестала ощущаться, наконец, внутри противная кислючесть. Они возились у воды, а автобус стоял за поворотом и терпеливо ждал.
Витька был потрясен случившимся. Он уже полностью пришел в себя и готов был идти до дома хоть пешком, но только бы не ехать опять на этом автобусе. Весфрида тоже сильно напугалась, хоть вида и не показывала, и все-таки уговорила его вернуться, пообещав, что автобус будет ехать медленно, что серпантин совсем скоро закончится, и они выберутся на Ташкентскую трассу, которая ровная из себя вся и на ней никого никогда не укачивает. В конце концов, Витька сам не понял, как пересилил себя и согласился. И опять как по дороге в Волоколамск никто из пассажиров не смеялся над ним и пальцем на него никто не показывал. Лишь некоторые смотрели сочувственно и вздыхали.
А Весфрида не дала ему больше сидеть на сиденье. Поставила его прямо перед передним стеклом, рядом с водителем и сказала, чтобы смотрел он только на дорогу впереди и ни в коем случае не вертел головой по сторонам. Витьке куда деваться – он послушался. И действительно, больше Витьку ничто не напрягало и ему понравилось да-же что он стоит вот так, видит набегающий на автобус асфальт, каждую кочку и выбоину на нем, заранее угадывает, куда вильнет водитель, и кажется ему, что это сам он управляет автобусом. Больше до самого Бурного позорных конфузов с Витькой не случилось, и он успокоился окончательно. А Весфрида перестраховалась на всякий случай. Когда они в Бурном пересели на их родной автобус до Бурно-Октябрьки, Витька тоже стоял у переднего окна рядом с водителем и мысленно вместе с ним этим автобусом управлял.
Потом, когда от автобуса они шагали по Бурно-Октябрьке пешком, Весфрида не сдержалась и съехидничала
- Ну что летчик? И как же ты будешь на самолете «мертвые петли» крутить?..
Она знала, что Витька просто бредит самолетами. И если бы представила, как больно, в самое сердце уколола она Витьку сейчас – вряд ли произнесла бы эти слова. Витька сжался весь как от удара, и чуть не заплакал от жалости к себе и несправедливости произошедшего с ним. Пока еще он совсем не мог представить, как вообще сможет жить теперь без своей всепоглощающей мечты о небе. Чуть позже он узнает, что есть такая штука в организме человека, как вестибулярный аппарат, которая отвечает за ориентирование в пространстве, начнет этот самый аппарат тренировать, займется спортивной гимнастикой и добьется в спорте неплохих результатов. Летчиком не станет, но будет летать на самолетах много, и при этом не будет испытывать дискомфорта. Но все это будет потом. Сейчас же – после теткиных слов не было на свете более несчастного человека, чем Витька. Но ненадолго. Он увидел уже двор своего дома, и тут же, все неприятности разом вылетели из головы, и все перебила радость, что вот, наконец, он и дома!
А дома Витьку уже ждали. Обступили со всех сторон пацаны и так глядели на него, как будто сто лет не видели. Очень вкусно пахло во дворе потому, что мама пекла крепели. Она обняла торопливо Витьку и тут же бросилась к сковороде, потому что крепели могли пригореть. А потом, пока колготились вокруг него младшие братья, оборачивалась на Витьку все время, и видел Витька, как блестят от счастья её глаза.
Все закончилось как сон, и зажил Витька снова привычной «беззаботной» жизнью. Траву полный мешок накосить и принести; огород полить; двор подмести. А еще – купаться, в казаки-разбойники играть до темноты, – забросить майки и рубашки всякие куда подальше и загорать, загорать бесконечно. Потому что когда увидели его дружки на улице в первый раз после приезда – удивились очень. Все допытывались – а не заболел ли он? И действительно, по сравнению с ними был он белый весь из себя – прямо как – во время зимы. А еще расспрашивали они Витьку про Москву и Витька все им рассказывал. Вот только про то, как чуть в тюрьму его не посадили, он так и не поделился ни с кем. Даже с Шуркой – закадычным его дружком. И о том, как плохо было ему в автобусе – тоже молчал как рыба. Дружки – они у него такие – узнают, засмеют ведь…
Ноябрь - декабрь 2013 года.
