протоколы да заинтересованно поглядывая на симпатичную 'подозреваемую'.
Дело давно известное: там улыбка, там красноречивый взгляд, и к тому времени, когда дело об убийстве Маркела окончательно легло на 'полку', между молодыми людьми уже было всё решено, и по осени справили скромную свадьбу.
Через год родилась дочь - назвали Юлией, но вообще-то Екатерина хотела назвать дочку Джульеттой. Она запомнила слова фельдшерицы о шекспировских страстях, разыгравшихся в её семействе.
Хоть школу ей и пришлось бросить, но читать Катюша очень любила. Она просто грезила, зачитываясь переживаниями выдуманных героев. Там было всё так прекрасно, так не похоже на жизнь в Кучуме с его непосильно тяжелым сельским бытом.
Прочитала она и Шекспира, временно позаимствовав сборник трагедий у Инны Аркадьевны.
Леди Макбет оставила её равнодушной. Подумаешь, таких 'зверюг' и в родном Кучуме хватало. Не выжал слезы из девушки и обманутый король Лир: она сама могла привести в пример несколько подобных историй. Зато трагическая любовь Ромео и Джульетты задела за живое, и Катюша долго не могла прийти в себя, читая и перечитывая печальную историю влюбленных из Вероны.
Таинственным очарованием дышали потрепанные страницы книги: площади далекого итальянского города, ночные буйные праздники, весёлые толпы людей на улицах, дворцы. Приятно замирало сердце сладкой болью и ожиданием чего-то прекрасного, что обязательно ждёт впереди.
- Джульетта? - удивилась принимавшая роды Инна Аркадьевна. - Странное имя для русской девочки.
- Хочу, чтобы у неё была другая жизнь. Любовь, как у Шекспира!
- Так там, Катюша, плохо всё закончилось.
Но роженица только улыбнулась, поцеловав свою новорожденную в лобик.
- Зато они были счастливы.
Инна Аркадьевна только тяжело вздохнула: за этой фразой угадывалась вся жизнь молоденькой женщины.
- У Джульетты есть русский аналог имени,- осторожно посоветовала она матери, - назовите дочь Юлией: и русскому уху привычнее, и остальные дети дразнить и коверкать его не будут.
Совет был разумным, и девочку назвали Юлией.
Потекла обычная, заполненная большими и малыми хлопотами жизнь. Но когда малышке исполнилось три года, в тайге браконьер убил её отца.
И опять волна грязных сплетен накрыла семью молоденькой вдовы. У кого-то хватило ума пустить сплетню, что это скрывающийся в лесах дед Митяй из ревности выстрелил в молодого соперника. В область отправилась анонимка, и заплаканная Катерина вынуждена была вновь давать показания, даже толком не понимая, в чем её обвиняют.
Я увидела Кучум спустя двадцать лет после рождения Юлии.
Мою мать - ревизора областного управления связи - направили туда проверять работу местного почтового отделения. Были весенние каникулы, и она решила прихватить меня с собой: тринадцатилетний подросток не настолько мал, чтобы приставить к нему кого-то из посторонних взрослых, но и не настолько самостоятелен, чтобы оставить его на целую неделю одного.
Когда 'Ан-24' приземлился на экстремальной взлетной полосе (на обычную землю было брошено нечто наподобие железной сетки), к селу нас повезли в тележке трактора 'Беларусь'. Мне - городской уроженке - это показалось чем-то сродни аттракциону 'американские горки': от вибрации зуб на зуб не попадал.
В отделении связи решили пристроить нас у уборщицы.
- Отправляйтесь в Акимов дом. Это рядом, только улицу перейти. Скажите Катерине, что мы вас на постой прислали. Там вашей дочке будет хорошо: просторно, чистенько, да и с Юлькой они подружатся.
Легко сказать 'только улицу перейти'. Грязь на улицах Кучума была настолько непролазной, что тонули даже трактора. Нужно было видеть, как мы с мамой принялись неуклюже прыгать по островкам вроде бы твердой земли и моментально затопили в ледяной жиже свои кожаные полусапожки.
Как я узнала позже, в Акимовом доме теперь уже жили только Бабушкины. Тетка Марья умерла годом раньше, Валентина и Галина работали в областном центре, поэтому в аккуратном домике оставались только три женщины: Катерина и её дочь - двадцатилетняя Юлька, а во времянке доживала свои дни пожилая мать Виктора Алексеевича.
Встретили нас приветливо.
- Конечно, располагайтесь, - засуетилась хозяйка дома, показывая нам комнату, - разве дело с ребенком-то в 'заезжей' куковать: ни помыться толком, ни отдохнуть.
Помню своё первое впечатление от этого дома: нечто очень уютное и приятное, невероятно далекое от городской обстановки нашей квартиры. Везде вышитые и выбитые салфеточки, плюшевые коврики с оленями, яркие цветастые занавески, и особый запах свежей побелки, хлеба и яблок. Но особенное потрясение я испытала при виде кроватей: это были настоящие произведения искусства с множеством кружевных накидок на пирамидах из подушек, и выбитых 'подзоров', в три ряда высовывающихся из-под белейших покрывал..
Нас накормили вкусной ухой, и мама отправилась на работу, а я села с томиком Шекспира у окна. Впрочем, вечером появилась хозяйская дочь Юлька. Хорошенькая, с белокурыми золотистыми локонами девушка работала учетчицей на молочной ферме и отличалась веселым характером.
Мы с ней быстро подружились. Юлька рассеянно глянула на мою книжку.
- А, Шекспир... мама тоже его любит. А мне кажется, скукотища какая-то. Лучше пойдем в клуб на танцы.
- Ольге тринадцать всего. Не рано ли по танцам бегать? - рассеянно осведомилась мама, проглядывая какие-то бумаги.
- Ой, да что здесь плохого? Здесь же не город. Все друг друга знают, и никто вашу Ольгу не обидит.
- У нас на танцах не безобразничают, - подтвердила и тетя Катя.
- Ну, если так...
- Мы всего на полчаса.
От радости побывать на настоящих 'взрослых' танцах у меня дыхание перехватило, и помню, с какой торопливостью (вдруг мать передумает) я собиралась в местный клуб.
В начале семидесятых даже в городе редко в каком доме был магнитофон, а уж в Кучуме и проигрыватели были не у всех, поэтому единственной возможностью послушать современную музыку было посещение выступлений местного инструментального ансамбля.
Когда мы вошли, звучал шлягер того времени 'Синий, синий иней лег на провода...', а зал лихо отплясывал, кто во что горазд крутя ногами и руками.
Юльку моментально окружили подружки, и, хотя она меня представила, всё равно увлекли её за собой, видимо, не желая посвящать в свои секреты. Встав у стены, я стала с интересом наблюдать, как выплясывают местные парни и девушки, и вскоре кое-что заметила.
Неподалеку от группки танцующих девушек, среди которых извивалась в ритмах Юлька, стояли несколько парней. Особенно бросался в глаза один из них - высокий симпатичный крепыш с модными в ту пору длинными прядями чёрных волос. Он не спускал глаз с танцующей Юльки, хотя ни разу не улыбнулся и не попытался её пригласить.
Юлька честно выполнила данное моей матери слово, и спустя полчаса мы отправились в обратный путь.
- Там, в клубе, - сообщила я спутнице, - был один парень. Глаз с тебя не спускал... черноволосый такой.
- А... - без особого энтузиазма протянула Юлька. - Это наш сосед - Максим Кожин.
И больше не добавила ни слова.
Впрочем, с Максимом Кожиным нам предстояло встретиться в этот вечер ещё раз.
Мы как раз пили чай, когда в сенях послышались быстрые шаги, дверь резко распахнулась, и парень вырос на пороге. Лицо его было искажено нескрываемой злобой.
- Опять тебе дома не сидится, - рявкнул он, обращаясь к Юльке. - Что ты по танцулькам хвостом треплешь? Кого пытаешься приманить?
- Максим, - возмущенно вскрикнула тетя Катя, - уходи!
Моментально заплакавшая Юлька убежала в свою комнатку, но странный гость проследовал за ней и туда, как ни пыталась его остановить наша хозяйка.
Мы все кинулись следом, чтобы стать свидетелями удивительной сцены.
В начале семидесятых изображения модных с красивыми ногами девушек в основном встречалось только на упаковках чулок. Юлька почему-то решила эти картинки с полуголыми красотками прикрепить кнопками над изголовьем кровати. И теперь, заливаясь слезами, смотрела, как парень яростно срывает их со стены.
- Проституток навешала? Значит, сама такая!
Тут уже не выдержала моя мама.
- Молодой человек, что вы себе позволяете?
- А ты заткнись, фря городская! Наши дела никого не касаются!
Когда он всё-таки ушёл, то на прощание так хлопнул дверью, что в сенцах с грохотом покатилось пустое ведро.
- Что происходит? - сухо поинтересовалась моя мама.
- Ох, это давняя история, - вздохнула тетя Катя и, устало присев на табурет, рассказала о своих непростых отношениях с семейством Кожиных.
И хотя я уже лежала в постели, всё-таки услышала все перипетии истории вражды двух семей.
- И как будто мало нам было всего, что случилось, - горестно охнула в конце рассказа тетя Катя, - Юлька с Максимом влюбились друг в друга. Когда хотела её Джульеттой назвать, то мечтала, чтобы у неё была необыкновенная любовь, счастье... Ромео! А получилась только война между Монтекки и Капулетти. Что же это такое: как будто проклял кто-то мою семью.
- Мало ли, что было двадцать лет назад? - возмутилась моя мама. - Пусть молодые люди поженятся, раз такое дело.
Тетя Катя только отмахнулась.
- Для Степаниды всё как будто вчера было. Она мне третьего дня через забор орала, что я её мужа убила, а теперь сына загубить хочу. И Максиму сказала, что проклянет, если он Юльку не забудет. Да и тот... вы сами видели: сокровище ещё то!
- Парень мне не понравился, - согласилась мама.
- Вылитый покойник Маркел. Вся их порода кожинская - звероватая да наглая! А Юлька готова за него глаза выцарапать. Из армии его ждала, ни на кого глаз не поднимала, и вот...
- Может, лучше бы ей уехать отсюда?
Тетя Катя тяжело вздохнула.
- Свекровь у меня лежачая. А я грыжу на спине нажила, одной мне с ней не справиться: чуть напрягусь, и такая боль, хоть на стенку лезь.
- Но должен же быть какой-то выход из положения, - не согласилась мама. - Со временем либо Максим другую девушку найдет, либо Юля поймет, что не он её судьба.
- Судьба...- женщина нервно разгладила свой передник, - у меня как-то этнографы останавливались. Среди них была одна женщина, очень умная! Так вот она сказала, что это карма, дескать, у женщин нашей семьи такая. Мол, какие-то предки грешили, а Бог решил на нас отыграться. Так и сказала: 'Женщины вашей семьи - кармические зачётники. Пока не искупите все грехи, не будет ни вам, ни вашей дочери счастья'.
Моя мама о карме, и уж тем более о 'кармических зачетниках' понятия не имела, поэтому недоуменно пробормотала:
- Чушь какая-то. Как это - 'искупить'? Каяться, что ли?
- Не знаю. Хочу только, чтобы Юленька моя была счастлива.
Каникулы закончились, мама завершила свою проверку, и мы, взгромоздившись в тракторную тележку, покинули Кучум. Тетя Катя и Юлька расцеловали нас на прощание и вручили сумку с облепиховым вареньем и кедровыми орехами.
Больше в Кучуме мне бывать не приходилось, и даже спросить о дальнейшей судьбе семейства Бабушкиных было не у кого.
Но я каждый раз вспоминаю тетю Катю, Юльку и их уютный дом, когда мне на глаза попадается томик трагедий Шекспира.
