Глядя на прохожих Володька Коровин время от времени задавался вопросом, особенно глядя на мужиков: почему они не служат в полиции? В свои тридцать два года он уже одиннадцать лет прослужил в патрульно-постовой службе пребывая на сегодняшний день в звании сержанта. Володька особо не размышлял когда дембельнулся, а чего тут размышлять, нервы тратить? Отгулял как полагается дембельское и прямиком в полицию. Приняли. Подучили маленько и вперёд: вот тебе улица, а вот ты, иди, обеспечивай порядок и законность на вверенной тебе территории. Ты на ней власть, ты и только ты. Чуть что, не с мэра или с депутата будет спрос, а с тебя, потому-то и дана тебе такая власть как над территорией патрулирования, так и над людьми на ней проживающими и по ней перемещающимися.
Это только дураки боятся ответственности, а сержант Володька дураком не был, а значит нисколько её не боялся, наоборот, он наслаждался этой ответственностью, потому она, ответственность, подразумевала под собой власть. Не сказать, что служба не пыльная, а вы попробуйте восемь часов на ногах. И смотреть по сторонам, только смотри, дураков, их везде и в любое время суток хватает. Но, может повезло, а может ещё что, за одиннадцать лет Володьке ни разу не пришлось задерживать вооружённого преступника, участвовать с теми же преступниками в перестрелках, так что, жить можно.
Перестрелки и задержания, это, так сказать, одна сторона жетона полицейского патрульно-постовой службы, редко встречающаяся, а есть и другая, ежедневная, вернее, как бы это сказать, ежедежурная, так что-ли. Вот она, эта сторона, и есть то, что раскрашивает унылую патрульно-постовую службу в более-менее яркие цвета. Раньше самым ярким цветом этой стороны патрульно-постовой медали были пьяные, подгулявшие мужики, но время не стоит на месте и подгулявших мужиков сменили ларёчники и мелкие, хм, блин, предприниматели. Сейчас же, нет, мелкие деляги остались, но к ним ещё добавились таджики и вообще все, кто хоть чуть-чуть своей рожей отличается от рожи Володьки Коровина. во где золотое месторождение!
Если с торгашами и ларёчниками существовал некий устный договор на тему: когда и сколько чего, то с таджиками, как говорят артисты, сплошная импровизация. Идёт такое дитя южных гор и долин, и ведь сразу видно, нету у него ни документов, ни права находиться на Володькиной родине и тем более на его участке, а он находится, вон он, чешет. Что он здесь делает? Ясно дело, работает где-то, деньги зарабатывает. Иногда Володька, особенно за пивасом с сослуживцами юморил говоря, что наверняка он по таджикски говорит лучше, чем эти гастарбайтеры по-русски. Останавливаешь такого, а он смотрит преданно куда-то в сторону и мямлит по факту на неизвестно каком языке, что у него с документами всё в порядке, просто они у хозяина лежат, ну или ещё что-нибудь в этом роде. Вывод отсюда какой, наказать? Нет, зачем наказывать, мы же не звери в конце концов! Достаточно через применение власти объяснить неразумному всю пагубность его проступка. Происходит это посредством перетекания денежной купюры, тарифы строго соблюдаются, из кармана таджика в карман Володьки Коровина. И как только купюра оказывается на своём единственно правильном, а значит законном месте, всё, свободен, иди себе куда надо, ака, или аксакал, хрен тебя знает как правильно.
Это всего лишь один пример из суровой патрульно-постовой службы Володьки Коровина, а случаев тех, как окурков на асфальте, не пересчитаешь. Да, служба хоть и трудная, за то правильная, закон надо соблюдать, так думал Володька. В подтверждение правильности своих мыслей в свои тридцать два года имел Володька Коровин красную лоснящуюся морду, явно обозначившийся живот и Ладу-Приору белого цвета. Ничего не поделаешь, всем сейчас нелегко, кризис.
***
У многих наших граждан, особенно у жителей больших городов и их окрестностей слово пригород сразу же подразумевает, вернее связывает с собой слово электричка. А что, весьма удобное транспортное средство для передвижения из тихого, в летнее время утопающего в зелени пригорода в огромный, шумный и бестолковый город, на ту же работу.
Станция электрички, некоторые её называют по типу городского транспорта, остановка. Маленькая даже не площадь, а скорее площадка перед ней, вот вроде бы и всё. Нет, не всё.
Картонка аккуратно обёрнута в целлофан и уложена на землю. На неё, на катонку раскладываются: чеснок, лучок, перчик, ставятся баночки с вареньем, да, хрен, как же без него?! Всё своё, всё с сада и огорода, которые ещё с босоногого детства наизусть знаешь. Сама на раскладной стульчик уселась и, подходите люди добрые, всё свеженькое, со своего огорода, без разных там химий, которые в магазинах продают.
Бабушка. Самая обыкновенная бабушка всю жизнь прожившая в своём частном доме в этом то ли городке, то ли в посёлке, в пригороде одним словом. Вся такая чистенькая, аккуратненькая, обета хоть и бедно, но, если взять ту же армию, ни один, даже самый вредный старшина, не найдёт на её одежде даже самого маленького пятнышка грязи, даже если будет в микроскоп разглядывать.
Пенсия, она штука не всегда весёлая, особенно если один живёшь. Дед помер, дети поразъехались, в город поузезжали. Спрашивается, и чего им в родном доме не жилось, чем не угодил? Сама-то бабушка раньше тоже в город ездила, на работу, трамваем управляла. Это сейчас называется водитель трамвая, а раньше, вагоновожатый, а оно как-то приятнее. А теперь пенсия, а где вы у таких вот бабушек большие пенсии видели? Нету их, больших пенсий для них, законом не предусмотрены. Но это не беда. Есть огород, который всегда накормит. Но вот силы уже не те, не то что раньше. Теперь весь день в огороде в согнутом состоянии не очень-то постоишь. Правда, чего греха таить, огород щедрый, а бабушке, тем более одной, много ли надо? Вот и придумала она ходить к железнодорожной станции, продавать то, что, как бы это сказать, лишним, не съеденным, осталось.
А что, народ нынче, совсем другой народ, не такой как раньше. Все куда-то бегут, как будто их кнутом черти подгоняют, все какие-то серьёзные, а может быть злые, кто их разберёт? Вот бабушка и решила помочь народу, хоть чуть-чуть но облегчить им жизнь. Бежит вот такая фифа, это она здесь фифа, а дома, халатик, передник, и марш мужу и детям щи готовить! Бежит, глядь, чесночок лежит, лучок, петрушечка, перчик. Она же если в большой магазин пойдёт наверняка забудет, там другие продукты покупаются. А тут, вот оно всё, свеженькое, чистенькое, хоть сейчас ешь.
Помощь людям? Конечно помощь! И бабушке хоть и маленькая, но тоже помощь. На денежки от продажи вырученные можно молочка купить или кефирчика, а если торговля удачная, то и сметанкой себя побаловать, а то дорогая, зараза.
***
- А вот и нарушитель. - перед бабушкой стоял полицейский лет тридцати, совсем молодой ещё, но уже с пузом и рожа вся красная. - Что, бабуся, нарушаем?
- Чего ж милок я нарушаю? - робко, это не теперешнее хамло, раньше люди к милиции уважительно относились, запричитала бабушка. - Всё своё, всё со своего огорода, никаких химий, где же я нарушаю?
- Закон, бабуся, нарушаешь! - важно, как будто только что Аль Капоне словил, ответил Володька Коровин. - Сейчас вызову машину и поедем в отделение протокол оформлять, а потом в суд, а как ты хотела? Закон, он строгость любит, его соблюдать надо.
- Не надо, милок, отделения, не надо в тюрьму. - испугалась бабушка. - А ты возьми, вот, чесночок, в борщ добавлять будешь, вот лучок, а вот хрен, злой хрен, забористый.
- Зачем оно мне? - презрительно скривил рожу Володька Коровин. - Есть это всё у меня, не нищеброд, да и по закону не положено. Значит не хочешь в отделение?
- Не хочу, милок, ой не хочу.
- Тогда плати штраф!
- Ой, милок, где же я тебе денег-то возьму? Нету у меня денег.
- Тогда в отделение! Саня, вызывай машину! - это он напарнику.
***
- Отстань от бабушки, сволочь! - в голове Володьки Коровина как-будто граната взорвалась настолько громким был приказ.
Володька сразу же позабыл о бабушке и, вот что значит служба, принялся озираться по сторонам в поисках неизвестного командира.
- Иди в отделение и напиши рапорт об увольнении! - громыхнул второй приказ.
На этот раз не помогла даже выучка и опыт службы в патрульно-постовой службе. Володька напрочь забыв о бабушке и о напарнике твёрдым шагом направился туда, куда было приказано. Напарник, Санька, сначала было хотел остановить Володьку, окликнул его, но тот не обратил никакого внимания на окрик товарища. Затем Санька попытался за руку остановить Володьку, но тот так сильно толкнул напарника, что тот аж упал. В конце концов, патрулирование всё-таки, Санька плюнул на напарника, пусть идёт куда хочет, а он, Санька, да наплевать, борзеть тоже не надо, напишет на него рапорт, пусть разбираются.
Ну а дальше всё происходило как в кино каком-нибудь. Володька, он всё соображал и ничего не соображал одновременно, направился по месту своего базирования, в отделение полиции. Перед ним стояла задача, всего одна задача, но зато очень и очень важная — написать рапорт об увольнении из полиции. Зачем надо писать рапорт Володька даже если бы и хотел задуматься, не смог бы, а он и не задумывался: надо, значит надо, привык к тому, что приказы не обсуждаются.
Володька зашёл в дежурную часть, попросил лист бумаги и написал рапорт. На вопрос дежурного: почему не на посту, Володька ответил, как от надоедливой мухи отмахнулся, мол, срочное дело, мол, сделает и вернётся на пост. Начальство, слава богу, оказалось на месте, а то ещё неизвестно, чтобы стало с Володькой. Желание уволиться из полиции было до того сильным и требующим немедленного исполнения, что хоть на стенку лезь. У начальника аж глаза на лоб полезли, когда он прочёл рапорт Володьки. Такой фортель он ожидал от кого угодно из подчинённых, вплоть до самого себя, только не от Володьки Коровина. Понятно, все не без греха, взыскания имеются, но сами знаете, человек без взысканий всегда подозрителен. А так, службу знает и тянет нисколько не хуже других, хоть и не передовик, если передовики вообще существуют в полиции. Может на учёбу с последующим повышением направить? Нет, не то. Предлагали Володьке пойти учиться, чтобы потом стать офицером — ни в какую, мол, и сержантами кто-то должен служить.
Начальство попыталось было уговорить Володьку не пороть горячку, даже предложило ему отпуск за свой счёт на десять дней и посоветовало сейчас же пойти домой, и как следует напиться. Если же жена начнёт скандалить, сказать, что начальство приказало, она Володькиного начальства побаивалась, уважала значит. Куда там, стоит, насупился как бык и как будто стишок перед всем классом повторяет:
- Мне надо.
- За каким, мать-перемать, оно тебе надо?! - кричало начальство. - Ведь когда опомнишься назад не возьмём!
- Ну и что. - продолжал бубнить Володька. - Мне надо.
- Хрен с тобой, мать-перемать! - сдалось начальство, видать нервы начали заканчиваться. Подписало рапорт и протянуло его Володьке. - На, иди в кадры, мать-перемать!
Отдав рапорт кадровику Володька заглянул в дежурную часть, сказал начальнику смены, чтобы к Саньке направили ему, Володьке, замену, что он увольняется.
- Ты что, совсем охренел?! - вылупил глаза дежурный.
- Так надо. - как робот
