тыл? Сейчас нож метнет и мне хана. А они на эти штучки
бо-ольшие мастера! Как-никак, а обучались в шпионских школах.
-Точно, сынок, обучались, - согласились со мной папины гены, - так что ушки держи востро.
Прикинул: до ряда машин было метров двадцать и, если бы он побежал к ним, я бы обязательно успел его заметить, и услышать тоже. Тем более, если бы он побежал в другую сторону... Там, вообще до ближайшего годного для укрытия места – метров пятьдесят. Значит, если и скользнул, то только за машину!
Вот сейчас и повоюем, - подумал я, вспомнив о своем преимуществе, и стал ждать.
- Молоток! Твою погранзаставу и следовую полосу! – восхитились папины гены, - Прям, - врожденный пограничник! Говорил же тебе: поступай в погранучилище. Так нет, ему медучилище надо было!
Так, я же с тем, чтобы потом в мединститут, - оправдывался я, - или в медицинскую академию….
- Хватит, трепаться - следи за противником! - заругались папиным голосом его же гены.
Я опять насторожился и стал внимательно вглядываться в темноту. Прошла минута, вторая, седьмая.. - Черт, так и замерзнуть можно.
Через бесконечно долгих десять минут у меня зародилось подозрение, что мне это все показалось, - просто привиделось, и там, за машиной никого нет.
И вообще; пошел он, козел безрогий, куда подальше! – обозлился я, щелкая зубами от пронизавшего меня насквозь холода.
Осторожно встал на колено, приподнялся, внимательно, не убирая палец с курка, еще раз оглядел машину и, ничего не увидев, встал на ноги. С шинели в лужу с шумом стала стекать вода.
Черт, вымок, как Тузик под дождем и все без толку. А что я теперь скажу начальнику караула и ребятам? Они ж меня засмеют! Это все вы, - пожурил я доблестные погрангены папы. – «Твою заставу и следовую полосу»! – как можно язвительней передразнил я их. – Это у вас погранзастава, а у нас дивизион ПВО! И это тоже, - не хухры-мухры!..
- Так, сынок, - не обратив внимания на мою иронию, посочувствовали папины погрангены, - такая она, эта служба военная! – А ты как думал? - “Боец должен стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы..”! – процитировали они слова из устава внутренней и караульной службы.
Так я че, я, - ни че, - оправдываясь, ответил я им, - вот вымок только изрядно.
- Вымок – не беда, высохнешь. А сейчас осторожненько-о. Слышишь? Очень, очень осторожненько двигай к машине и проверь, что там и как там, но помни: - осто-рож-нень-ко!
То небольшое расстояние, что отделяло меня от машины, я, вопреки наставлениям своего пограничного начала, решил проскочить бегом, так мне показалось будет безопаснее. Уже, у борта машины понял, что свалял дуру. Мой грохот сапогами и, мое прерывистое дыхание, получившее место быть после стремительно броска, наверняка не остались без внимания моего аппонента, то бишь, противника, если, он вообще, там есть, и теперь он, наверняка, настороже.
А, ведь погрангены предупреждали: – осторо-ожненько!
Прислушался… Тихо... Ни шороха. Лишь где-то совсем недалеко скрипели цикады. С шумом, судорожно перевел дыхание.
- Да тихо ты! Твою погранзаставу и следовую полосу! - Возмутилось во мне пограничное начало, - Еще ничего не кончено!
Я уже сказал - погранзастава - твоя, а не моя! И следовая полоса тоже! – возмутился я. - К тому же, показалось нам все это. Нет здесь никого!
- Смотри, пацан, на посту надо быть всегда настороже. Знаешь сколько нашего брата, из-за таково вот, как сейчас у тебя легкомыслия, полегло?
Присел на ступеньку автомобиля, снял пилотку, вытер ею пот со лба. Прислонив карабин к машине, стал отжимать мокрые полы шинели - с них стекало прямо в сапоги. И тут, вдруг опять раздался резко и шумно топот шагов! Падая вперед, успел схватить рукой карабин. Уже на земле понял, что лежу на земле с оружием наизготовку.
- Ну, ты даешь! Автоматом сработал! Настоящий погранец!
- Не автоматом, а страхом!
- Какая разница? Сделал все как надо, и к бою готов, значит, - молоток.!
- Разболтались, что-то мы тут с вами, господа папины гены! Не пропустить бы противничка.
Огляделся... Опять никого и ничего. Пользуясь тем, что продолжаю лежать наизготовку на земле произвел ревизию. Тьфу ты, это же не рана и не магазин продовольственных, или, каких-либо других товаров, чтобы проводить ревизию! Конечно же, произвел осмотр пространства под машиной и за ней. Там было пусто. Ног противника по ту сторону машины тоже не было видно.
“Видишь, дома нет никто!”, - сказал бы мой приятель по гражданке болгарин Ванчо. - Чертовщина какая-то!
- И, что ты психуешь? Ну, ошибся – показалось. С кем не бывает? А ты, опять же, всего без году неделя, как служишь; и это называется: обостренное восприятие окружаещего! Только и всего…
- Вот! – воскликнул я про себя и поднялся на ноги, - Очень точное определение! Мерси, папа’!
И тут, со стороны дивизионной казармы звонко, резко и громко раздался не то выстрел, не то взрыв.
Закусив губу, я застыл на месте: - Ничего себе! Ну, началось в колхозе лето!.. - подумал я и, опускаясь через колено, закатился под машину.
К моему удивлению ни выстрелов, ни криков, ни воя сирены, которые уже должны были бы взорвать эту мерзопакостную, темноту, не последовало.
Ёксель, моксель! Вырезали весь караул и казарму?! – предположил я самое ужасное, что могло прийти в голову, - Один из наших успел выстрелить и все!.. Ни фига себе!.. И, что теперь делать?..
Полежав минут пять, услышал тяжелый топот сапог и негромкий разговор.
Ну, вот, а это уже, по вашу душу, виконт! - “…Врагу не сдается, наш гордый Варяг…! – прозвучали, вдруг в голове слова, тоже, - очень гордой и славной песни.
Развернулся в сторону звука шагов. Укрывшись за колесом, зло сжал зубы; навел ствол карабина в сторону предполагаемого появления противника…
Ну, ребята, берегитесь! Из-за вас, - трах вашу мать, и нам хрен маме вашей! И-э-эх, Маруся! Ну, где вы там, козлы рогатые?!
Лунный свет, пробившийся через разорванное место в тучах осветил группу приближающуюся ко мне. Раз, два, три… - Семь человек! Идут, сволочи не таясь! - Ну да, перерезали всех, чего им таиться? Остался я, как перст один… Небось, кто-то сказал им, что я только начинаю службу, совсем, мол, еще салабон и бояться некого.
Стало очень жалко себя. Почувствовал комок в горле. - Прощай мама, прощай папа! Прощайте братья и друзья! Прощай Галчонок!.. Э-э-эй! Ты че это, парень?! – вдруг разозлился я на себя. С трудом проглотил комок, - Это, что за мульки, Виконт?! Ты же советский солдат и тебе не подобает праздновать труса и раскисать, а ну соберись, черт тебя побери! У тебя есть оружие и жизнь можно отдать очень и очень дорого! Так что, к бою! К бою, Виконт хренов!
Страх опять прошел, и мной овладела, какая-то отчаянная бесшабашность:
Давайте, шкрападеры долбанные, в смысле козлы рогатые! – кричал я про себя, беря на мушку первого, - подходите ближе – щас мы с вами повоюем! И еще посмотрим, черт меня побери, кто кого!..
Уже плавно стать пальцем тянуть курок на себя, как вдруг пришло в голову, что их семь! А нас, в караульной смене тоже было семь! Один разводящий и шесть часовых...
Твою погранзаставу и нашу, блин, дивизию! Неужели, наши?! Неужели, идут меня менять?! А как же этот выстрел, или взрыв?!..
Все еще опасаясь, решил окликнуть прямо из-под машины: - Посмотрим, что получится, меня здесь не видно, а там была, не была, все-равно, черт, не дала! - продолжал я на всякий случай остерегаться.
-Стой, кто идет! - рявкнул я, что было мочи.
Семеро остановились, оглядываясь по сторонам.
- Разводящий со сменой, - ответил знакомый голос сержанта.
Все тело мое охватила слабость, и я упал головой на приклад карабина.
Слава Богу – наши! Наши…! – шептал я ему, как родному, живому существу оружию. - Ну а как же, все-таки, этот выстрел, или взрыв?! – снова назойливо встал нерешенный вопрос.
И, тут - вспомнил! Старший лейтенант на инструктаже предупредил, что на позиции лежит пустая больших объемов емкость, и ночью может из-за разницы температур, сжаться и воспроизвести подобие выстрела или несильного взрыва, “…так что, парень, не паникуй, почем зря“, – закончил я окончательно успокоившись свою все еще побоивавшуюся мысль.
- Черкасов! – окликнул меня сержант, - Ты где?!
А, - махнул я на все, и быстренько выкатившись из-под машины в противоположную от группы сторону, вышел у заднего борта в тени машины. И тут над головой раздался все тот же пресловутый осторожный топот. Я грохнулся на пол и резко перевернулся на спину готовый к стрельбе… – никого!
Да и как там мог кто-то быть?! Поверху машины шпион ну, никак шагать не может! Ну, никак. Хотя?.. Прислушался, - опять тихо!
Да это что за чертовщина такая?!- взбесился я. Вскочил на ноги и опять… Опять, на этот раз рядом с головой!.. Рядом с головой, у левого уха порывом ветра трепануло брезент обтягивающий машину: - Та-та-та-та, та-та-та-та, - трепыхался тот, как бы насмехаясь надо мной. –Та-та-та-та...
Тут, к своему стыду и удивлению, я выразился не любимыми словами папы: «Твою погранзаставу и следовую полосу», а гораздо, гораздо крепче!
Сан миль пардон, папа’ (тысяча извинений папа. Фр), - извинился я про себя, а вслух радостно прокричал: - Разводящий ко мне, остальные, - на месте!
Весь обратный путь до караульного помещения, я шел и думал: «Почему назвал воображаемых нарушителей шкрападерами»?! Потом махнул рукой: «Шкрападеры, так шкрападеры. Главное, что не на яву привиделись они мне. Но понервничать все равно заставили – шкрападеры, таки, долбанные!».
1997 г. Нефтеюганск.
