подъезда. На лавочке сидел Иван Петрович из соседнего подъезда, а рядом, с ошейником на шее, лежал его кот, толстый-претолстый Мотя. Гаврила гавкнула на него для порядка. Тот и ухом не повел. Со мной Иван Петрович не разговаривал, как и с Нинкой Тишечкиной из его же подъезда. Не замечает попросту. Ну и пусть!
А случилось все пару недель назад. Также, выйдя из подъезда, я встретил Нинку, выгуливавшую свою дворнягу. Толстый Мотя был привязан к дереву. Хозяин куда-то отлучился.
Узрев кота, дворняжка натянула поводок. Мотя насторожился и ждал. Ждал он недолго. Дворняжка рванулась к коту, Нинка выпустила поводок... Мотя зашипел, и принял бой.
Это был честный поединок. Силы оказались примерно равны. Да, кот после немного прихрамывал. Но вы бы слышали, как выла дворняжка, макая в лужу израненный нос.
Появившийся вскоре Иван Петрович был очень недоволен. Вот с тех пор он с нами и не разговаривает.
Мы с Гаврилой спустились к пруду, где я сел на свободную лавочку, вынул из кармана пакетик с хрустящей картошкой - не знаю, лучшая ли она в мире - и стал ей с удовольствием хрустеть.
И тут Гавря взялась за дело. Не знаю, какой комар ее укусил, но она лаяла и лаяла, не переставая, несмотря ни на какие уговоры. Иногда она переставал лаять, и обалдело уставившись в одну точку, видимо размышляла, - а не прекратить ли ей этот концерт не по заявкам. Но хорошо подумав, укреплялась во мнении, что ей следует продолжать начатое, и она с новой силой и удвоенной энергией продолжала лаять в пустоту, чем приводила в исступление отдыхающих на соседних скамейках.
Не вытерпев, они стали швырять в нее чем попало. На этом ее сольное выступление закончилось, и я, не ожидая аплодисментов, поспешно увел Гаврилу от греха подальше. Вдогонку грозили прищемить ей хвост, а кто-то и вообще лишить ее столь необходимого предмета. Я ускорил шаг.
Там, где дорожка закруглялась, я столкнулся с Колькой Лобановым. Он прижимал к груди маленького рыжего котенка и счастливо улыбался.
- Красавец! - сказал он гордо.
Я согласился, погладил малыша и сунул ему палец в рот; тот с удовольствием стал его кусать.
- Как насчет мороженого? - спросил Колька.
Я опять ответил согласием.
- Подожди, я мигом! - Он оставил мне котенка и стал взбираться по склону наверх.
Опустив рыжего на землю рядом с Гаврилой, которая немедленно его облизала, я отошел немного в сторону, покормить уток хрустящей картошкой. Это заняло у меня пару минут. Но когда я вернулся назад, то котенка не обнаружил. Гавря была на месте и лежала, излучая мордой полное довольство. Недовольным был я. И с подозрением посмотрел на собаку. У меня сложилось впечатление, будто она потолстела животом. Неужели сожрала котенка! Мне стало нехорошо.
Ведь в таком случае меня сожрет Колька. Вернее, попытается. Я буду сопротивляться, и так как я сильнее, скорее всего, это я сожру Кольку. Тогда меня, в свою очередь сожрут родители Кольки. Нет, мои родители и дядя Женя родителям Кольки не уступят и сожрут их. Тогда... Нет, так можно далеко зайти. И я принялся за поиски.
В конце концов, я нашел котенка за одним из деревьев. Свернувшись в клубок, рыжий проказник мирно дремал. Облегченно вздохнув, я взял его на руки.
А скоро и Колька вернулся с мороженым, и мы с удовольствием его съели. Со спокойным сердцем возвращался я домой вместе с Гаврилой.
И совсем она не толстая, это просто разыгралось мое воображение.
