Глава 7. Плотник.
Военный совхоз ТУРКВО. Подавляющее большинство Бурно-Октябрьцев работали именно в этом совхозе. Жили хорошо и, несмотря на сельский труд, считались рабочими. Витька ни с кем не советовался и никого не слушал. Пошел на следующий день, рано утром, в совхозные мастерские. Так называлась достаточно большая территория, огороженная высоким забором. Внутри её, и по периметру, расположились производственные помещения с разными профилями деятельности. Аккумуляторный, слесарный, токарный цеха, собственно – ремонтные мастерские и другие сопутствующие участки. Чуть поотдаль, в стороне находился энергоцех у трансформаторной подстанции. Оттуда электричеством надежно обеспечивалось всё село.
А был ещё в глубине двора цех столярный. Вот туда Витька и пришел. Он разыскал совхозного прораба Мейснера Карла Ивановича – отца Валерки, с которым ездил он и Шурка «поступать» в физкультурный институт. Вообще-то Карл Иванович руководил совхозным строительным подразделением, в составе которого были два участка – строительный и участок каменщиков. А ещё – столярная мастерская.
Витька в названиях не особо разбирался. Он решил пойти работать в «столярный цех». Шансов, вот так взять и устроиться было у него маловато. Хорошие, мастеровитые столяры и плотники ценились на селе, и желающих приобрести эту профессию было много.
Повезло Витьке на этот раз. Наверное, в удачный, подходящий момент подошел он. Прораб скептически окинул его взглядом, помедлил немного, подумал и решил
– Ладно, начнешь работать учеником плотника… Наверное, он был в курсе того, что Витька ездил с его сыном в Ташкент. Валерка вот, хоть и хуже его учился, а поступил!.. Видимо просто пожалел Мейснер Витьку.
Здесь, в столярной мастерской уже работал Витькин одноклассник – Володя Литау. Они проучились вместе два последних года, когда объединились в один – девятый, из восьмых классов. Володя был хроническим троечником и Витьке не нравился. Скользкий какой-то, замкнутый и хитрый…
Да и его приходу Володя не обрадовался. Соперника почувствовал – что ли?.. Уже через несколько дней Витька заметил, что столяры Володей очень довольны. Его чуть-чуть коробило, как работает Литау. Старается, конечно, но слишком уж услужливый.
А вот у него что-то с самого начала с учебой столярному делу не стало складываться. По трудолюбию, упорству, практическому опыту работы он дал бы сто очков вперед Вовке Литау. Ведь и на комбайне в период хлебоуборки работал, и два сезона в Уланбеле отпахал! Но не котировался его опыт в столярной мастерской. Здесь помимо тех навыков, которые имел Витька, нужны были и другие.
Витьке определили рабочее место – стол-верстак. Дали инструменты – рубанок и фуганок. И поручили строгать доски. В общем-то – поручили выполнять простую работу.
Мастер обработал для примера одну, закрепил на верстаке другую и передал рубанок Витьке.
– Трудись…
Желание, показать мастерство било из Витьки через край. Но мало было одного желания. Он стругнул доску раз, другой… и почувствовал серьезное неудобство. Верстак предназначался для обычных людей – правшей, у которых основной рабочей рукой была рука правая. А Витька был – левшой. Даже ложку держал левой рукой, когда ел. И рисовал левой рукой, и камни бросал… Вот только писал – правой. Как научили родители его правой рукой писать, он не помнил. Писал и всё! Чтобы удобно было орудовать рубанком, ему надо было переменить руки, и другим боком повернуться к верстаку. Но упор для крепления доски на верстаке был под правую руку. И как только Витька развернулся и начал строгать доску так, чтобы ему удобно было, она тут же сорвалась с верстака и с грохотом полетела на пол. Как Витька ни старался – не держалась доска на верстаке без упора с нужной стороны.
Он, кажется, нашел выход. Взял три небольших гвоздя и украдкой вбил их не до конца с нужной стороны в верстак. Упёр в них доску и дело, пошло на лад. Но ненадолго. Гвозди гнулись, и через некоторое время очередная доска опять сорвалась и с грохотом упала на пол. В общем, работал Витька за верстаком и мучился. Наверное, можно было приспособить верстак для Витьки-левши. Но это не было его персональное рабочее место. Был у верстака настоящий хозяин.
Два дня прошло. Витька не сдавался. И даже приловчился как-то, и что-то стало у него получаться. Но тут на новоявленного ученика обратил внимание старик по фамилии – Траут. Он считался одним из лучших столяров на селе. В мастерской выполнял самые сложные и ответственные заказы, лучше всех обрабатывал дерево. Он подошел к Витьке, понаблюдал пристально некоторое время за ним, чем смутил Витьку неимоверно, и потом громко, конкретно к нему не обращаясь, произнес, выговаривая слова с характерным немецким акцентом и сильно их коверкая
– Э-э-э… плётник из неко не полючитца… – лепша… Вздохнул огорченно, махнул рукой и направился не торопясь к своему рабочему месту.
Вовка Литау, старика Траута, конечно же, услышал, и не смог скрыть торжествующей улыбки. Это был приговор…
Еще через день Витьку пригласил в кабинет Карл Иванович и сказал, что нужно временно поработать на пилораме. Витька согласился без раздумий. На пилораме, – так на пилораме. Даже интересно…
Рядом с совхозными мастерскими, через дорогу, расположился хозяйственный двор. Там, внутри его находилась и пилорама. Она стояла под деревянным навесом. С ветреной стороны навес был частично защищен дощатыми стенами.
Места на хозяйственном дворе хватало. Лес-кругляк, жженые кирпичи, шифер и другие крупные строительные материалы аккуратно были уложены на специально отведенных местах под открытым небом. А еще на территории находились складские помещения для цемента и других мелких хозяйственных принадлежностей.
Старшим на пилораме был дядя Юра Урих – мужчина лет сорока пяти, коренастый, крепкий, очень серьёзный и малоразговорчивый. Он оценивающе оглядел Витьку и остался доволен. Сказал, что работа на пилораме, в общем-то, простая. Подтягивать бревна, устанавливать их на пилораму и потом, после распилки – отбрасывать доски в сторону.
Вдруг Витька почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Он оглянулся и оторопел от неожиданности. Из глубины навеса на него смотрел Саша Пфейфер.
Вот это был сюрприз! Как? Сашка!?.. Он же поехал учиться на летчика! И вот, оказывается, здесь…
Действительно, Саша трудился на пилораме. И это к нему Витьку направили в напарники.
Пора было начинать работу. Пока дядя Юра на агрегате выставлял пилы под нужный размер досок, Саша вкратце успел рассказать свою историю.
Казалось, до исполнения его заветной мечты оставалось совсем немного. Подошел срок и военкомат отправил Сашу поступать в Качинское высшее командное училище летчиков-истребителей. Всё шло своим чередом. Будущие курсанты жили на казарменном положении, их сразу стали приучать к армейской жизни. Готовили к экзаменам и одновременно проходили они заново тщательное медицинское обследование. Всё хорошо шло у Саши. Ребята перезнакомились друг с другом, переживали за экзамены и обсуждали будущую жизнь. И надо же! Один из «авторитетных» товарищей, имея в виду национальность Саши, уверенно предрёк, что не примут его в летчики, даже если он пройдет медицинскую комиссию и успешно сдаст экзамены. Отсеют на мандатной комиссии.
Саша, действительно, впрочем, как и все, заполнял много анкет, в которых необходимо было очень подробно сообщать обо всех своих родственниках. Он впервые в анкете прочитал слово «интернированные» и узнал значение этого слова. А кто из советских немцев не был интернирован во время войны? Само слово это несло в себе привкус необъяснимой вины, отдавало подозрительностью к тому, кого оно, так или иначе, касалось.
Саша и ещё несколько ребят с «нечистыми» анкетными данными своих родственников упали духом. Качинское лётное училище готовило летчиков, которые летали на самых современных машинах. И естественно, подразумевалось, что будут будущие летчики-истребители сами носителями военных секретов. И как-то быстро поверил Саша, что ждет его на мандатной комиссии позорное недоверие. Решил, что не стоит доводить до этого. По совету одного из тех же «знающих товарищей», перед очередным медицинским обследованием растёр под мышками какое-то снадобье, чем вызвал у себя подозрительную температуру и тут же забраковали его врачи по отрицательным медицинским показаниям. В общем, плакала Сашина мечта…
Витька слушал друга и почему-то не очень ему верил. Сколько времени после войны прошло! Не может этого быть! Не может…
А если может?.. Витька ведь тоже, немец по национальности. Значит и он, только потому, что немец, неблагонадежный человек? Дико как-то звучит…
А может быть, Саша просто завалил один из экзаменов и просто стесняется в этом признаться? Ведь что греха таить – слабовато он учился. И вот, на тебе! Такая душещипательная история… Не зависящие от него обстоятельства! И вообще, – мало что говорят! Почему не боролся он за мечту свою до конца? Сдулся как-то разом…
Всё это мелькало в голове у Витьки, пока Саша излагал свою историю. Он хотел задать несколько уточняющих вопросов, но Саша дал понять, что ему неприятна эта тема. Рассказал всё, что посчитал нужным, и хватит! Достаточно! Всё остальное если и имело место, останется его личной тайной. И Витька не стал любопытничать…
В столярную мастерскую он больше не вернулся. Так и остался работать на пилораме. Вместе с Сашей. Они подружились еще сильнее. В школе их объединяло общее увлечение гимнастикой, ну и Шурка – общий друг. А теперь – ещё и работа. Всё у них ладилось. Понимали друг друга с полуслова. Каждый, когда нужно было, спешил на помощь, без раздумий. Дружно, согласовано работали ребята. Дядя Юра был очень доволен своими помощниками.
Работы на пилораме было невпроворот, и была она довольно тяжелой. Поступила в совхоз большая партия леса-кругляка. Толстые бревна, иные из которых и не обхватить одному, огромной горой были свалены напротив эстакады. Ждали распиловки на брус, на доски различной толщины и ширины…
Очередное бревно надо было, орудуя ломами, накатывать на эстакаду, а потом, по эстакаде, упираясь в бревно плечом и отталкиваясь ногами от пола изо всех сил, перекатывать его на специальные тележки с захватами, движущиеся к пилораме по рельсам. Некоторые бревна были не под силу Витьке с Сашей, и тогда на помощь подключался дядя Юра. Большей же частью он стоял у пилорамы, давил через рычаг на ребристый валик для лучшей сцепки его с бревном. Тем самым предотвращал пилорамщик пробуксовки бревна при прохождении его сквозь пилы. Если же бревно попадалось особо тяжелым – цепляли его ребята специальной лебедкой и волокли на эстакаду. Но этот способ подачи был очень медленным и применялся лишь в исключительных случаях.
А ещё, после пропуска бревна через пилораму, и превратившегося в доски, надо было эти тяжелые доски снять с приемных, также движущихся по рельсам тележек, перенести к месту и уложить в аккуратные штабеля. Отсюда они будут вновь
