Аксиома ямки (Раскорячки или большие истории маленького человечка)

Футбол – это запретная зона мужских интересов, куда женщина специально и не рвется, стараясь сохранить свое восприятие спорта на уровне эстетики и грации, яркими примера чего являются гимнастика и синхронное плаванье. Но, если ее, всё-таки, ветром судьбы занесло на трибуны, то она, слегка потупив, будет просто от свистка до свистка рассматривать кривоватые ноги игроков, торчащие из трусов с лампасами, уверенная, что на свете нет ничего глупее, чем толпой гонять один мячик из угла в угол.
Для меня же футбол – это жесткий урок выживания, полученный во младенчестве, давший удивительные всходы в последствии. Но всему свое время. 
Всё началось с моего дяди Саши. Разница в десять лет превратило наше общение в вечный адреналин для меня и мучительное отбывание обязанностей для него. Невысокого роста, юркий, усеянный конопушками, с непослушным вихром, колыхающимся надо лбом, Санька никак не мог понять, почему, отсидев шесть уроков подряд, он не мог влиться в шумную ватагу деревенских пацанов, умеющих находить развлечение даже в простой палке с камушками, а должен сидеть и присматривать за чем-то угукующим и ползующим. Но будучи от природы смекалистым и находчивым, он быстро нашел выход, приведший меня, девятимесячную малютку, на футбольное поле. Конечно, до городских стадионов этой площадке было далеко, но бегать по вытоптанной траве было привычно, а отсутствие сеток между столбами позволяло играть во весь простор алтайской степи.
Сашка был вратарь, и не просто вратарь, а от бога. Он мог брать любые мечи, ловко принимая их на грудь, цепко обхватывая двумя руками. Отличаясь какой-то поразительной прыгучестью, он не оставлял соперникам ни одного шанса на гол. Уверенно выкопав около ворот ямку, позволяющую, сидя на попе, наблюдать игру, но не дающую самостоятельно из нее вылезти, дядя, нацепив на мою голову панамку и вручив огромный розовый пряник, усадил меня в нее. А затем задорно подмигнув, произнес: Ну, что, шкетка, поиграем!? Я, не осознавая, в силу собственной младости, размеры возможной трагедии, радостно заулыбалась, размахивая обмусолинным пряником.
Игра была жаркой. Мальчишки носились по полю как угорелые, толкались, пинали босыми ногами мяч, стараясь подогнать его как можно ближе к воротам противника. Дядя, надвинув отцову кепку на лоб, слегка согнув колени и раскинув в сторону руки, нервно перепрыгивал от штанги к штанге. Он следил, не отрывая взгляд, за мячом. Я поддерживала его веселым агуканьем и звонкими взвизгиваниями, когда пыльный клубок из пацанов подкатывался вплотную к воротам. Сашка бился как тигр, он бросался всем телом на мяч, поджимая его себе под живот, чтобы затем подняться в полный рост и одним сильным ударом отправить круглое изобретение человечества на половину соперников. Мяч со свистом пролетал над головами игроков, вынуждая сначала смотреть верх, щурясь от яркого солнца, а затем с визгом и улюлюканьем кидаться за ним очередной пыльной кучей.
Порой дядя вспоминал про меня, и, кинув оценивающий взгляд на мою мордашку, всю в пыли и крошках, одобряюще подмигивал, чтобы затем снова погрузиться в игру.
В тот день мы, как и всегда, победили. Окрыленные победой, юные футболисты навались на вратаря, одобрительно его тиская. А Сашка, довольный и счастливый, подхватил мяч, а затем, сильно по нему врезав ногой, сделал высокую свечку. Восхищенные пацаны смотрели, как крученная комета, достигнув самой максимальной точки в голубом небе, камнем направилась вниз. В следующей мгновение мяч приземлился в ямку….
Домой меня несли торжественным шествием. Впереди шел дядя, всё еще с бледным лицом и слегка подрагивающими губами. Он хорошо представлял, как сильно ему сейчас влетит от матери, на попечение которой меня оставили мои беспутные и юные родители, разъехавшиеся один на военную службу, другая на учебу. Он шел, окруженный верными друзьями, готовыми лечь за Сашку на амбразуру и хорошо понимающими, что, по большому счету, они мало чем могут ему помочь. Их блестящий вратарь огребется по полной программе.
Я же сидела на руках у Саньки. И была счастлива. Мои глаза были зареваны, на щеках грязь всего футбольного поля, а ползунки из белоснежных превратились в один сплошной серый комок, но я была счастлива. Мне дали мяч. Настолько огромный, что из него видно было только ботиночки. Стремясь обхватить его целиком, я вцепилась в него обоими ручонками и с трудом удерживала, на каждом шагу клюя носом в ромбовые бока своего трофея. Это был редкий случай потрясающей точности, когда запущенный с силой вверх, мяч, упав вниз, ударился лишь о кромку ямки, где я сидела. Другое дело, что, отскочив, он ударил меня в лоб, где теперь красовался синяк. Откинутая на спину ударом, я больше орала от испуга, чем от боли. Но пацаны, не на шутку перепугавшись, что теперь я на всю жизнь останусь в худшем случае инвалидом, а в лучше просто дурой, бросились толпой меня успокаивать, чем напугали еще больше. Дядя, протиснувшись между друзьями, быстро взял меня на руки, которые тряслись. Он испугался не меньше моего. Я вцепилась в его майку, потную и грязную, и, уткнувшись ушибленным лбом в его тощую и ребристую грудь, затихла.
Моя бабушка, а Санькина мама встретила нас всплеском рук. Затем дядя, словив короткий, но болезненный подзатыльник, был отправлен в баню мыть ноги. Друзья, потоптавшись у калитки, медленно побрели по домам, обсуждая нашу с Сашкой судьбу. Меня же бабушка, подхватив на руки, быстро понесла в дом, чтобы осматривать на предмет увечий. По дороге, словно между прочем, она так же быстро, как и отвесила подзатыльник, забрала у меня из рук мяч и откинула его в сторону. Крутнувшись зашнурованным боком, он закатился под лавку, где вечерами любила собираться вся семья. Двор тут же огласил мой рев. Мой трофей!! Это мой трофей!! Но бабушка, не понимая причины слез, рванула в дом еще быстрее. «Зашиб, сорванец, мне девчонку, точно зашиб», - думала она, мысленно грозя и младшему сыну, и футбольному полю, и моим непутевым родителям. Она так и не узнала, что плакала я от обиды. Мы же победили, а она этого не поняла. Это мой трофеееееей!!!
Говорят, что всё, что с нами случается, это не с проста. Потому неудивительно, что футбольная история приключилась с мной вновь. Правда, на тот момент я давно уже не была младенцем, а почти семестр носила гордое звание студентки педагогического института. Чем увлекательная жизнь в вузе, так это разнообразием событий и всяческими выпадающими, практически из ниоткуда, шансами проявить себя. Вот и мне выпал такой случай. Однажды на поток пришел высокий, статный мужчина в военной форме, и, осмотрев сквозь очки, толпу девчонок, объявил, что в институте есть клуб патриотического воспитания и что он приглашает всех желающих в нем поучаствовать. Естественно, я пошла. Оказалось, мы могли попробовать свои силы на базе детского интерната, расположенного в двух огромных корпусах, через две остановки от моего дома. В качестве преподавателей военного дела. Предложение было заманчивым. Учебная дисциплина «Военная подготовка» давалась мне в школе легко – маршировать я любила, стрелять умела, и даже могла сделать перевязку на голове, не придушив при этом потерпевшего бинтом. Поэтому, без длительных раздумий и с радостью согласилась.
Подходя к интернату в первый день, я испытала легкую дрожь в коленках, но, как истинная дочь прапорщика, быстро взяла себя в руки и бодро поднялась по лестнице. В большой комнате было несколько взрослых мужчин в военной форме и молодых парней, одетых в школьные брюки и белые рубашки.
- Молодец, что пришла, - шагнул мне навстречу уже знакомый военный в очках, - знакомьтесь, это Ирина, студентка факультета начальных классов, она будет у нас вести занятия у семиклассников.
И тут в комнате наступила тишина. Все с каким-то странным удивлением смотрели на меня.
- А может …, - начал говорить один из парней. Но его тут же перебил мужчина в очках: Нет, не может! Она справится! Справишься же? Тут он повернулся ко мне и внимательно на меня посмотрел, пристально, умными глазами сквозь очки.
- Конечно, - не очень уверенно ответила я, понимая, что сбежать уже не получится.
- Тогда пошли знакомиться с классом.
Мы тронулись длинными коридорами.
- Ты не бойся, класс маленький, всего восемь человек, конечно, мальчишки не простые, но я думаю, ты быстро найдешь с ними общий язык, - то ли меня, то ли себя убеждал на ходу мой сопровождающий.
- А я и не боюсь, - бодро ответила я, всеми силами стараясь справиться с мандражом, уже охватившим всё тело.
- Вот и молодец! – Таким же бодрым голосом мне ответил мужчина в очках, - а это кабинет твоего класса! И он распахнул разбитую дверь, на котором криво висела цифра 20.
В классе было пусто. Идеально пусто. Ни мальчишек, ни даже мусора на партах. Чистая доска, покрытая многолетними царапинами от ученических стараний, шкаф, где среди пустых полок в одиночестве стоял глобус, с помятым боком. И клеенное-переклеенное окно, в которое через открытую форточку доносился шум улиц.
И ни одной живой души.
- Таааак, - протянул мой сопровождающий, - посиди здесь, я сейчас вернусь.
И я посидела. Сначала за партой, на крышке которой от царапин и посланий не осталось свободного места, потом на подоконнике, наблюдая за игрой в битки и проезжей частью, потом от скуки побродила из одного пустого угла в другой. Маленькие часики за запястье, подаренные папой на 16-летие, медленно, но верно отмеряли минуты моего тоскливого одиночества. Я еще посидела и еще побродила. Никто не приходил. Ни мальчишки, ни мой сопровождающий.
В какое мгновение у меня даже мелькнула мысль: А, не забыли случайно все про меня? И как я отсюда найду дорогу назад??
В самый разгар раздумий вернулся мой старший товарищ и сказал: Знаешь, видно, сегодня ничего не получится, давай завтра подходи, хорошо?
- Хорошо, - выдохнула я с каким-то странным ощущением, где облегчение и разочарование собрались в один глоток кислорода.
Он довел меня до лестницы, и я начала спускаться на первый этаж к выходу. И тут откуда не возьмись прозвучало: До свидания!
На меня смотрел вихрастый мальчишка, лет тринадцати, ниже ступенькой стоял еще один, так же произнесший: До свидания! Ниже ступенькой еще один и снова «До свидания!», и так восемь раз подряд. Уже на улице я сообразила – это и были мои семиклассники. «Вот засранцы!» - подумала я с легким восхищением и потопала домой.
На следующий день история с пустым кабинетом и прощанием на лестнице повторилась. «До свидания! До свидания!» вновь прозвучало восемь раз. Пацаны точно проверяли меня «на вшивость», ожидая от меня девичьих слез и признания педагогической несостоятельности. Пришлось идти ва-банк.
Я заявилась на полчаса раньше, не дав мальчишкам слинять со двора. Они с любопытством смотрели на меня и на футбольный мяч, который я перебрасывала с ладошки на ладошку.
- Сыграем? 
- С тооообой? – Удивленно и нестройно протянули мальчишки.
- Со мной. Предлагаю условие, если забьете мне хотя бы один гол, я ухожу и больше не возвращаюсь, но если не забьете, то дальше, как миленькие, ходите ко мне на занятия, идет? Я ехидно прищурилась.
- Да, легко. Только потом не ной! Бить будем по-настоящему, поняла?
- Без