Мой отец, Тараданов Федор Ефремович, родился 18 июля 1924 года в
одной из деревень Иркутской области, в многодетной семье, где был десятым по
счету ребенком. Семья имела все возможности неплохо прожить свой век, поскольку
имела крепкое хозяйство и по тем временам не плохой дом, но ее ожидало
разорение ввиду событий и не от нее зависящих и в некоторой мере зависящих
неслабо. Мытарства семьи начались с того, что мой дед Ефрем, крепкий и
красивый, очень видный мужчина, был человек с ленцой, имел страсть к перемене
мест и событий, величайший охотник до женщин, хоть и абсолютный трезвенник, но
любил пропадать на длительные периоды невесть куда, не беря на себя никакой
ответственности за семью, нигде и никогда не работая и являлся после долгих
загулов, как ни в чем не бывало, и на
упреки и скандалы моей бабушки по поводу детей, неизменно отвечал: «А чем я их
прокормлю?» - и вновь, как говорится, «навострял лыжи».
Без его помощи скудел в семье достаток и доходило до того, что
порою и совсем не было, что есть. Дети
болели и умирали один за другим, так что в семье их скоро осталось пятеро. В
поисках лучшей жизни мать, моя бабушка, продала дом и засобиралась с детьми в
другие места, но несчастья преследовали семью неотступно, так что деньги
были украдены, бабушка за спекуляцию
была посажена на долгие десять лет в тюрьму, ибо никому не было дела до того,
что она хоть как-то хотела прокормить своих детей, отец Ефрем был как обычно в
загулах и всю ответственность за младших детей взяла на себя старшая дочь Мария,
а затем и Анна; поскольку Мария, будучи вся в отца, удавшаяся слаженностью и
лицом, как и неугомонным характером, засобиралась замуж и в этом направлении
рулила долго, меняя мужей и занятая окончательно и надолго своей судьбой.
Ветхий и заброшенный кем-то домик в той же деревушке и приютил,
пришел на смену бывшему крепкому и просторному дому, и из него рано выходили на
путь бродяжничества и в поисках судьбы все дети этой нескладной семьи. А это
были – Мария, Анна, Афанасий, Макарий и Федор.
Предоставленные самим себе,
они развивались, ведомые каждый своей природой, не будучи под влиянием родительской власти и
авторитета, но каждый имея в себе тот незримый стержень, который в моих глазах
виделся общим для этой породы и каким-то образом впоследствии был присущ мне; и
на этот вопрос Бог Кришна в свое время дал мне Свое объяснение, о чем я не
умолчу.
В своей женской части эти оставшиеся родственники, сплотившиеся
в семью, олицетворяли преимущественно неслабое, но материальное понимание,
обладали не по-женски твердым характером, негибкостью мышления, привязанностью к выбиванию из судьбы материальных благ,
строящих на этом каждая в свою меру свое счастье, будучи непреклонными,
многословными, умеющими убеждать, с
несколько авантюрным и предприимчивым характером.
Братья же, в противоположность сестрам, может быть
потому, что были младшими и добывание хлеба насущного не вменялось им в
необходимость, олицетворяли собой
духовную прослойку семьи, ибо все, как один, были поражены неизлечимо и
до конца своих дней поиском смысла жизни, но каждый направлялся в этом
направлении индивидуально, своими путями, дублируя друг друга лишь в стойкости,
беспощадности к себе, а порой и к другим, с невышибаемой непреклонностью
готовые ради своей идеи на многие жертвы.
Макарий отличался от всех великим пристрастием к чтению. Как бы
ни бедствовала семья, он был неразлучен с книгами и не участвовал в семейных
делах, но уединялся, не зная в этом ни перерыва, ни сомнений. Однако, его
внимание привлекали труды философов,
выдающихся мыслителей и религиозных деятелей. Из всех книг, высочайшей,
любимой, настольной, непререкаемой по своему авторитету стала Библия. Именно
она сделала его страстно религиозным, всегда со слезами на глазах, приверженным
христианству, молящимся за всех, и в
итоге он ушел в мужской монастырь, где и умер в возрасте двадцати лет.
Макарий для моего отца оказался истинным путеводителем,
показавший своим примером путь к книгам, но мой отец, пошел своим путем, минуя
религию, но постигая мир всеми возможными средствами, через личный опыт, книги
и свой от природы неуемный и
самонадеянный характер.
Старший брат Афанасий также перечитал всю мировую литературу,
исколесил Сибирь и Дальний Восток, стал очень религиозным человеком, но был бит
жизнью, и, тяжело преломляя в себе
действительность, несовместимые с
религиозными пониманиями и ожиданиями, не сумев найти ответы на
многочисленные в себе вопросы и брожения, закончил свой век в сумасшедшем доме,
оставив на руках своей бедной и много
претерпевшей с ним жены шестеро детей.
Мой же отец, недалеко уйдя от своих братьев по духу, с
отрочества пускался в бродяжничества, на золотые прииски, работал на
лесоповале, исколесил всю Сибирь,
Камчатку, привлеченный первозданной природой и мистической красотой гейзеров,
Дальний Восток, Манчжурию, Сахалин, Байкал, Урал, жил долго в тайге, что
называется отшельником. При всем при этом отслужил армию, имел первую любовь,
которую пронес через всю жизнь, очень много читал, опять же, философской,
психологической, религиозной литературы, увлекался фантастикой, был сам
неисправимым фантазером, многословным и абсолютно неприхотливым человеком,
умеющим спать и под открытым небом в тайге и ходить на медведя, есть хлеб с
луком и солью один раз в день и выручать товарищей и среди топких болот, и в
горах, и в условиях экстремальных, когда тропу пересекали бурные горные реки и
водопады, в достаточно сложных условиях, и мог выносить все другие превратности
судьбы, порою и достаточно искусственно себе создаваемые.
В возрасте примерно двадцати семи-восьми лет он решил
остепениться, завести семью и попытаться жить, как все, ибо к этому времени
достаточно намытарился. Судьба занесла его в Улан-Удэ, где он благополучно
сочетался с женщиной по имени Мария, которая подошла ему, как он вспоминал, по
характеру, рассудительности, уму и непременно внешним данным. Она родила ему
дочь, которую он тотчас потребовал назвать Наталией. Но поскольку он попал в
семью большую, где мнение его было неавторитетно, как пришлого, дочь назвали
Галиной, что было первым ударом по его самолюбию и пониманию себя, как отца.
Далее, почти следом в семье родился сын Василий.
Отец готов был смириться с многими здесь чуждыми ему семейными законами и традициями, но как-то произошло то,
что в себе он претерпеть или преодолеть не мог. Брат жены однажды, напившись и
поскандалив в семье, схватил нож и, выйдя на улицу, буквально
искромсал в гневе с нечеловеческой жестокостью несколько ни в чем не повинных
людей. Несомненно, он был арестован. Но, когда жена моего отца стала оправдывать брата,
и когда было ясно, что это не впервой, он понял, что жить в этой бандитской
семье, о которой к тому же ходили разные слухи, он не сможет, ибо как бы он ни
жил до этого, но мыслью был высок и благороден, хотя еще неотесан и по-своему
невежествен, как и противоречив, как и неуравновешен. Но убийство человека было
вне его пониманий. Хотя… Сам себя он еще не знал. Ибо иные поступки, как и поведение, как и
слова, могут быть также по своей жестокости и бессмысленности приравнены и к
убийству. Однако, он собрал вещи и ушел.
Двое суток он сидел на вокзале, размышляя обо всем случившемся,
печалясь о своих детях, и решая, как можно все же сохранить свою семью. С этой
целью он вернулся, чтобы еще раз поговорить с женой. Однако, его и на порог не
пустила сама теща. Далее последовал развод. Так, с болью и с надеждой все
начать с начала, отец мой оказался в Одессе, в городе, куда его тянуло всегда и
где ему, уставшему от всех жизненных перипетий, предстояло встретить мою маму.
Моя мама Тараданова Надежда Гавриловна, в девичестве Мельниченко,
родилась в 1934 году в Одесской области, станция Затишье, село Гедеримово.
Это была обычная
деревенская семья среднего достатка, имела свою корову, другую живность,
богатый виноградник, саманный дом из трех комнат и с необъемной украинской
печью. Моя мама была старшим ребенком в семье, в тридцать восьмом году родилась
средняя дочь, Тамара и только в сорок восьмом родилась Лена. Моя бабушка
Мельниченко Ксения Ивановна, в девичестве
Лазарева, была русской, очень красивой и статной девушкой с великолепной
длинной русой косой и строгим характером. Дед же мой, Гаврил Семенович
Мельниченко, был младшим сыном здешних
кулаков, раскулаченных Советской Властью, не ладивший постоянно со своим отцом
и в одной из драк был увечен вилами, коими отец (дед моей матери) запустил ему
вслед, дабы не было повадно идти против отцовского слова.
Во время немецкой оккупации бабушка тяжело была ранена осколком
гранаты так, что у нее был вырван кусок бока, и до конца дней своих постоянно хворала и,
будучи очень больной, перенесшей в Одессе ряд операций, произвела на свет младшую дочь Лену, которой
и самой предстояло всю жизнь болеть, ибо уже в больной утробе матери приобрела
болезни. Все хозяйство легло на плечи моей матери, поскольку она была старшей
дочерью, а бабушка Ксения была очень больна, но строга и требовательна.
Из-за болезни бабушка Ксения говорила очень тихо, была
немногословна, но поднимала маму чуть только начинало светать и заставляла ее
работать по хозяйству или ехать на базар и с детства молча била ее за
малейшую непокорность, зажимая меж ног,
так, что лицо сбивалось до крови, или ставила на колени на горох. При этом она
никогда мою мать не жалела словами или материнской лаской, но также молча
отрезала кусок хлеба, намазывала его толстым слоем масла и посыпала сахаром.
Это и была вся милость. Моя мама всегда считала ее женщиной жестокой и властной,
хотя и умной, и недолюбливала ее за то, что не знала, по сути, детства, в то
время, как среднюю сестру, уже достаточно подросшую, мать к работе не
привлекала. Однако в семнадцать лет моя
мама подалась в Одессу к тетке Любе, сестре отца, сказав матери: «Пускай Тамара
теперь все Вам делает по хозяйству».
Встреча моих родителей произошла в знаменитом Дюковском парке в
июне 1953 года, и буквально через неделю они зарегистрировали свой брак, и через девять месяцев 30 марта 1954 года
родилась я. Не имея своего жилья, родители
то и дело мыкались по квартирам, куда их с ребенком на руках не очень-то
охотно брали, но, устроившись работать дворниками в Высшее Одесское мореходное
училище, расположенное по адресу ул. Дидрихсона 9, получили для проживания
небольшую каморку в одиннадцать квадратных метров, понятно, что с печным
отоплением и без каких-либо удобств, расположенную в одноэтажном длинном
кирпичном бараке, с выходом прямо во двор училища, который разделял территорию
училища и обычного Одесского двора по соседству за номером Дидрихсона
одиннадцать.
Я была устроена в ясли-сад и многие вопросы семьи казалось бы
были решены. Однако, они
