не расслабляйся, – напутствовал Павел.
- Хоп, - ответил Валерка, словом согласия, впервые услышанным им от черноволосого красавца-пилота, и полез в кабину планера.
Второй полет, судя по оценке, и своим ощущениям получился хуже, чем первый – его оценили тоже в три балла: «Паршиво пролетел» - подумал он, почувствовав, что вторая «горка», получилась слишком короткой и корявой.
- Ты что, расстроился? – спросил один из студентов медиков. – Все хорошо; сейчас ты пролетишь лучше, но постарайся расслабиться, делай все свободнее - ты очень закрепощен,
- Да, да, - подтвердил Павлик, - излишнее старание тоже мешает - становишься скованным, а это не способствует точному управлению планером, а, следовательно, и хорошему полету.
На обратном пути, при транспортировке планера к месту старта, к ним неожиданно вышел сам Варшавский.
- Тезка, - обратился он к Валерке, - ты, что это так?! Подействовала моя выволочка? Так я это так, для порядка, давай-ка соберись – я же видел тебя в первом полете - летишь хорошо. Давай, успокойся, - хлопнул он его по плечу, - и покажи всем им, - кивнул он в сторону судейской бригады, - кузькину мать. Хоп?
- Хоп, - весело ответил Лерхан.
В третьем полете Валерка, освоившись окончательно, был уже совершенно спокоен: четко выполнив три «горки», - плавно перешел в снижение, и кра-сиво, без «козлов», совершил посадку.
- …пять баллов, - объявил судья-информатор.
Главный судья и вся судейская бригада, проникшаяся к нему симпатией, из-за его похожести на Варшавского, дружно показали большой палец.
- Ишь ты, как они за него, - позавидовал кто-то из чужаков, увидев эту сцену.
После пролета всех команд, объявили, что соревнования на дальность полета состоятся завтра, в воскресенье.
Ребята стали переодеваться, укладывать комбинезоны в сумки: - А, где Виктор Иванович? – спохватился вдруг Павлик.
Начали искать глазами тренера в небольшой толпе представителей. В их среде его не оказалось.
«Испугался и слинял? – обиженно подумал, совершенно забывший о нем Валерка. - Даже не подошел ни разу, сволочь! – выругался он про себя. – Я, черт побери, рискую жизнью, а ему, оказывается, это все до фени! А если бы я разбился…»?
- Парни, - испуганно произнес подошедший Славик, - мне сказали, что он у врача.
Все посмотрели в сторону столика, стоящего в тени машины скорой помощи…
Врач сидела за столом, что-то записывая в свой журнал. Виктора Ивановича рядом не было.
- Пойдем, спросим, - решительно сказал Павел и ребята, всей командой пошли в сторону врача соревнований.
- Извините, - обратился к эскулапу Павел, - нам сказали, что наш тренер прошел в вашу сторону…
- Прошел?! – возмутилась врач. – Его, почти принесли ко мне! У него, - гипертонический криз! - Высокое давление! 220 на 140! Как это вам?! А вы где болтаетесь?! Хотя бы один подошел и спросил – что и как с ним…!
- У нас были полеты, - прервал ее Павел, - мы просто не заметили его исчезновения. Так, где он?
- Там он, в машине. Я ему сделала уколы, – пусть полежит, немного.
Ребята подошли к открытой задней двери машины. На боковом сиденье, служившим и ложем, для тяжелобольных, лежал Виктор Иванович. Его лицо было бледно-желтого цвета, глаза закрыты.
- Вот, черт, никак гипертонический криз?! Переволновался, - наверное? Скорее всего, Лерхан, из-за тебя, – жестко сказал Сергей, тот парень, что неудачно пошутил в адрес «штанов» Валерки. - Договорились же, что ты не летишь, разработали план, а ты решил все по-своему. Так и в гроб загнать человека можно.
- Ребята, я об этом не подумал, - растерянно произнес Лерхан, - я хотел, как лучше, чтобы команда не потеряла очки, чтобы вы заполучили планер, о котором мечтаете.
- А если бы ты гробанулся? – продолжал Сергей, - Его, ведь, в тюрьму посадили бы. Об этом ты подумал? Придурок ты, Лерхан…
- А, вот за придурка, можно и по сопатке схлопотать, - набычился Валерка, – ладно, живи, - сказал он попятившемуся, было, парню. – Только, скажи-ка мне, умник, где ты был, когда я в кабину планера садился?! Почему не остановил меня? Почему, - не поднял шум, что я не готов к полетам?! Молчишь? Молчишь, потому, что в глубине души ты, да и все остальные, кроме Павла, надеялись, что все – обойдется! Уж больно вам всем хотелось, выиграть соревнования и заполучить планер! Хотелось, - я знаю. Очень хотелось. Вы знали, после пробных полетов, в которых, кстати сказать, вы не дали мне даже попробовать пробежаться, не то чтобы подлететь пару раз: - Не отнимай у нас время, Лерхан, - говорили вы мне, - все равно - лететь не будешь. Да, вы знали, посмотрев полеты соперников, что если я займу даже последнее место – команда, с вашим уровнем подготовки, все равно выйдет, на первое место. Ведь все команды, кроме нашей, выступают не в полном составе. И потом, Серега, я нечаянно подслушал, как ты говорил Андрею: «На кой черт мы брали этого дурачка Лерхана? Только глаза мозолит. Между прочим, мог бы пролететь, и ни черта с ним не случилось бы…»! А не полети я - ты же первый, сказал бы в городе, что взяли придурка на соревнования, а он струсил и не полетел. Что, скажешь не так?! Ну вот, я пролетел, первое место и планер, насколько я понимаю, уже у вас в кармане, и вы же, меня еще и обвиняете…. Теперь я знаю всем вам цену, и ноги моей больше не будет у вас на аэродроме. А от тебя, Славик, я не ожидал такого, хотя бы слово сказал в защиту друга.
Парни потупили голову, старательно отводили глаза от Валерки. Они, действительно, были виноваты и могли, хотя бы пару раз, дать возможность Лерхану подлететь и опробовать планер. Они не сделали этого, и не пытались отговорить его. В душе, они, все-таки, надеялись на его полет. Уж, очень хотелось им заполучить, для полетов, белоснежный красавец планер.
- Парни, успокойтесь. - усталым голосом, открывая глаза, произнес Виктор Иванович. - Скажу вам откровенно, ребята, - Валерка – прав. Даже, я старый дурак! - Я тоже надеялся на его полет, и тоже думал – авось - пронесет. Потом, когда он уже полетел, я понял, что совершил непростительную глупость! Надо было во всем признаться, остановить его, сказать судьям, что он совсем не готов, а я смалодушничал…. Вот и поплатился приступом высокого давления – хорошо, хоть так, - а не большим. Все, мальчишки, все, - снимаем шум! Слава Богу, что все обошлось благополучно, вы все живы, здоровы, а это самое главное, - сказал он, медленно поднимаясь со своего ложа…
Ужинали в полном молчании; планеристы сознавали, что слова обвинения, сказанные Валеркой в их адрес, были справедливы, являлись чистой правдой, и потому чувствовали себя виноватыми и, наверное, в какой-то мере - предателями.
Не лучше их чувствовал себя и Валерка: Точно, - придурок, оно тебе надо было? А если бы, что случилось? Ты подумал о маме, отце?! Так все же обошлось, чего цепляться? – делать больше нечего? Хорошо, что обошлось, а сели бы нет? Если бы, да кабы! А с ребятами ты не слишком жестко говорил? В самый раз! Я им сказал правду, и они это знают. А завтра полетишь? А чего теперь бояться? Я все понял, прочувствовал, так что, если попросят, полечу? А если не попросят? Да, из чувства вины, и самолюбия, могут и не попросить…».
- Ну, что, Лерханчик, завтра летим? – как ни в чем не бывало и, как будто прочитав его мысли, спросил, подошедший к нему, Павел.
- А, что, - уже не боишься за меня? – поднял голову Валерка.
- Уже не боюсь – ты, очень хорошо поймал чувство полета, - говорил, без пяти минут фельдшер, улыбаясь глазами, - здорово прочувствовал планер, и, вообще, как мне кажется, ты врожденный пилот, и у меня нет никакого сомнения в тебе. Лично я - совершенно спокоен на этот счет. Ну, так, что?
- Хоп, - ответил, улыбнувшись в ответ, Валерка, - летим.
- Да, - вспомнил Павел, не заставляй Виктора Ивановича просить тебя, попросись сам, – ему трудно, чего там трудно, - перебил он себя, - невозможно, - будет сделать это. Я тебя очень прошу, ты же умный парень, - хлопнул он Валерку по плечу. – Скажу по секрету – я горжусь тем, что знаком с таким замечательным, смелым и симпатичным парнем, как ты.
- Да ладно тебе, - засмущался Валерка, но ангел немедленно сорвался в пробег и, даже радостные подпрыгивания по его душе босыми нежными, теплыми ножками, - и, Лерхан, с чувством пожал протянутую Павлом руку….
На следующий день утром, ребята опять погрузились в автобус и отправились на аэродром.
Валерка подсел на свободное место рядом с тренером: - Виктор Иванович, сегодня полеты на дальность, - начал он издалека, - я понял, что ручку, после взлета не надо трогать до тех пор, пока не почувствуешь, что подъемная сила на исходе? – довольно примитивно орудовал он словами означающих действие планеристов.
- Да, - живо повернулся к нему тренер, - именно, когда почувствуешь, - подчеркнул он, - почувствуешь, что подъемная сила начала угасать, - доступно объяснял тренер парню, - переводи ручку чуть вперед, чтобы перейти в горизонтальный полет. Ну а затем тяни, тяни полет, как можно дольше, - пояснял он, - до тех пор, пока, опять, не почувствуешь, что скорость полета тоже падает. Тогда подавай ручку вперед, но плавно и осторожно, вот так, - показал он рукой. – Да, смотри не зависни в верхней точке, а то планер начнет парашютировать, и ты шмякнешься оземь, как мешок с песком. Понял?
- Понял, Виктор Иванович, - не беспокойтесь – я почувствовал нюансы перевода ручки…
- Да я уж, понял это, а то, точно, не разрешил бы тебе лететь. – Сказал тренер, - Отчаянно смелый ты парень, Валера…, - продолжил он, чего-то не договаривая.
«Или отчаянно дурной», - мысленно закончил за него Лерхан.
Когда наступила очередь лететь Валерке, Виктор Иванович, еще раз проинструктировал его и в заключение сказал, чтобы он не думал о том, чтобы улететь подальше, а следил за ощущениями своего организма: - … у тебя хорошее чутье на полет и поведение планера, вот и слушай их. Ну, давай, ни пуха, как говорится, ни пера.
- К черту, - ответил Лерхан, и пошел к планеру. Усевшись в него, он, пристегнулся, поправил очки, и по команде судьи на старте, дернул катушку. Планер рванулся вперед и вверх; Валерку вжало в кресло, засвистел ветер в ушах, но это уже было знакомо ему, не приводило в ужас, и он спокойно и внимательно следил за полетом и поведением планера. Посмотрев на нос, Валерка решил, что он задран слишком высоко, об этом, как он, почувствовал, говорило и положение тела: «Теряю скорость» - подсказало ему шестое, и птичье чувство. Послал ручку чуть вперед. Подъем стал менее крутым, планер продолжал подниматься, но не так резво; наконец, опять, это же заложенное в него чувство полета, шепнуло, что надо переводить планер в горизонтальное положение. Пролетев некоторое время, ему, захотелось послать ручку вперед, что он и сделал. Проделав это, он почувствовал, что планер пошел быстрее, и опять слегка потянув ручку на себя, перешел в «горизонт». Но притяжение земли, - «Ну хотя бы временно, и, хотя бы, на чуть, чуть, чтоб улететь подальше…», - не отменили даже для Лерхана, и ему пришлось, опустив нос вниз, идти на посадку. Перед самой землей он, выправив нос, почувствовал мягкое касание земли лыжей и некоторое время скользил по траве, пока планер, окончательно не потеряв скорость, не лег на крыло.
Оглянувшись назад, Валерка увидел, что
